Самый суровый педант, всегда помнящий, что в часе шестьдесят минут, в сутках — двадцать четыре часа, а в году — триста шестьдесят пять суток и они мало чем отличаются друг от друга, не возразит против того, что зима в России — это не просто одно из времен года, а нечто особенное, почти мистическое и, во всяком случае, имеющее прямое отношение к тайне национального характера. Недаром у большинства иностранцев само понятие «Россия» намертво привязано к снегу, морозу и медведям, которые шляются зачем-то по улицам (хотя медведи зимой мирно спят в своих берлогах). Впрочем, медведи — это, скорее всего, мифологически вывернутая память о мехах, о пушнине, которой Россия из века в век снабжала весь мир.Русский Бог
Другое дело, что шуба в теплой Европе — предмет роскоши, а в России зимой — первейшая необходимость и даже в каком-то смысле средство передвижения.
Петруша Гринев из пушкинской «Капитанской дочки», подаривший злодею Пугачеву свой заячий тулупчик, по сути дела, собственной рукой запустил машину жестокой крестьянской войны, потому что без тулупчика лежал бы себе Пугачев на печке и носу бы на волю, где лютый мороз и метель, не показывал. Собственно, к тулупчику не хватало только топора за поясом, ибо тулупчик с топором — джентльменский набор русского разбойника.
Разумеется, события разновеликого исторического значения случаются в России и летом, и осенью, и весной. Но зимой здесь случаются события, отмеченные особенным оттиском — не то чуда, не то безумия, то есть события практически невероятные, как-то очень наглядно выламывающиеся из предполагаемой здравым смыслом логики исторического процесса. Как начнешь вспоминать, так дух захватывает.
Ну вот даже не с самого начала — 14 декабря 1825 года. Кучка повидавших Европу дворян выводит обманутых солдатиков на Сенатскую площадь, имея намерение закрыть историю мощнейшей на то время в подлунном мире русской монархии. Несколько часов эти олухи мерзнут на площади, ничего особенного не предпринимая (ну, генерала Милорадовича, героя Бородина, погорячившись, пристрелили), пока не прибывает верная государю артиллерия и не расстреливает бунтовщиков картечью.
Сам инцидент исчерпан в один день, но Россия помнит этот безумный день по сию пору, и злонамеренные заговорщики, собиравшиеся бестрепетно прирезать легитимного монарха, до сих пор едва ли не главные романтические герои нашей истории: сколько книжек написано, сколько фильмов снято!
Режим, который хотели установить в России эти ребята, был бы ранним вариантом фашизма (о том свидетельствуют бумаги казненного Пестеля), но общественное мнение упрямо считает их предтечами отечественного демократического движения. Разве не чудо и разве не безумие?
Сделаем скачок через век — 1917 год, Февральская революция. Что бы там ни говорили о величии Октябрьского переворота, а свой Рубикон Россия перешла именно в феврале, и это было в одном флаконе — и чудо, и безумие. Ну, подумаешь, в столицу вовремя не подвезли ржаного хлеба (белого хлеба в булочных было навалом), а потому восстали окраины — не голь перекатная, а высокооплачиваемая «рабочая интеллигенция», труженики тогдашнего ВПК, и Питер, к тому же переполненный дезертирами и деморализованными тыловыми полками, капитулировал в неделю. А за ним — послушно — и вся армия, и трехсотлетняя монархия, и вся Россия.
«Штатные» революционеры, включая незабвенного Владимира Ильича, это «чудо на Неве» благополучно прозевали, потому что кто ж из них — книжников-рационалистов — был в состоянии понять, что в Россию надо было лететь на крыльях еще в декабре 1916-го, когда Пуришкевич с Феликсом Юсуповым прикончили полубезумного (и заразившего своим безумием царствующую семью) Гришку Распутина?
Да кто такой, собственно, Распутин? Вы будете смеяться, но Распутин был типичным Дедом Морозом.
Чтобы это осознать, опять сделаем скачок на век назад — в 1812-й год. Нашествие Наполеона, победоносный марш «великой армии» через всю Восточно-Европейскую равнину и — чего дурака-то валять? — разгром русской армии при Бородине, сдача и пожар Москвы (национальный позор, который почему-то стал национальной гордостью).
Но рано ли, поздно ли — зима пришла в Россию и, стало быть, время чудес. Наполеон бежал, его «великая армия» рассеялась в российских снегах
Как Пушкин потом написал в сожженной главе «Евгения Онегина»: «Гроза двенадцатого года Настала — кто тут нам помог? Остервенение народа, Барклай, зима иль русский Бог?» «Остервенение народа» имело место быть только вдоль древней Смоленской дороги — в сторону от нее завоеватели не очень-то совались. Так что они самые — «зима» и «русский Бог».
А кто такой русский Бог? Если обыкновенного русского попросить описать Бога-Отца, так у него — и у верующего, и у неверующего — непременно получится вариант Деда Мороза
Та же ситуация повторилась в декабре 1941-го — ну представьте себе: полгода воевали, полгода отступали, терпели поражение за поражением, чуть не сдали Москву, и вдруг — легендарные «сибирские дивизии» (а Сибирь, всем известно, царство вечной зимы), в которых чуть ли не каждый воин — румяный великан в белом пугачевском тулупчике, стужа и враги ему нипочем. Как если бы дивизии эти набирались из Дедов Морозов…
То же и в ноябре—декабре—январе 1942—1943-го произошло в Сталинграде: все те дивизии, которые обороняли город летом и осенью, обмундированные в выцветшее х/б—б/у, были напрочь — да не по одному разу — истреблены, а в контрнаступление пошли опять какие-то Деды Морозы, свежие, румяные, в тулупчиках (а немцы-то — в дрянных европейских шинелишках). Так, по крайней мере, нам рассказывают эту историю — наверное, именно так она и должна рассказываться.
Словом, возвращаясь к Распутину, — не надо убивать Деда Мороза, который есть основа надежды на волшебную перемену участи, посреди мировой войны.
Очевидное и невероятное
Список странных и неожиданных для России событий, случившихся именно зимой, может занять не одну журнальную страницу. Курьезное будет здесь неизбежно соседствовать с судьбоносным.
Ну, навскидку, не залезая в пыльные энциклопедии и пытаясь соблюсти хоть какую-то видимость хронологии:
— 8 февраля 1725 года на российский престол впервые взошла женщина, Екатерина I, и почти весь ХVIII век (не самый худший в российской истории) стал веком женщин: Анна Иоанновна, Анна Леопольдовна, Елизавета, Екатерина Великая. Для патриархальной России, где женщина обязана была подчиняться правилам Домостроя вплоть до начала ХХ века, это было вариантом революции;
— 18 февраля 1762 года император Петр III подписывает Манифест о вольности дворянства — начало аристократической демократии (да простит мне бог этот оксюморон) в России;
— Без малого через сто лет, 19 февраля 1861 года, император Александр II издает Манифест об освобождении крестьян, начинается эпоха Великих реформ, которые крайне нужны были России как государству, но пришлись не по вкусу ее тогдашней элите, отчего и не были доведены до конца;
— Дальним следствием этого стало, помимо многого прочего, Декабрьское вооруженное восстание 1905 года в Москве. Странное было, прямо скажем, восстание: после многомесячной всероссийской стачки 17 октября вышел царский манифест, где объявлялись все мыслимые на тогдашний день свободы, а вооруженное восстание все равно было поднято. В итоге — многие сотни жертв, разгромленная артиллерийским огнем Пресня и несколько однообразных памятников не только в Москве;
— Советская власть вообще почему-то предпочитала зиму для принятия самых своих концептуальных решений: в декабре 1917-го была создана ВЧК, под разными именами и на долгие десятилетия ставшая вторым правительством страны, в январе 1918-го было разогнано всенародно избранное Учредительное собрание, что окончательно похоронило надежды на демократическое развитие России в ХХ веке; 23 февраля 1918 года — официальная дата создания Красной Армии, которая стала главной опорой режима и основным пожирателем ресурсов огромной страны; в декабре 1922-го был создан СССР — политическая форма, в которой наше странное государство просуществовало почти семьдесят лет.
Впрочем, в январе 1924-го умер его основатель, освободив пост для «отца народов» (родившегося, между прочим, в один день с ВЧК — 21 декабря, только в 1879 году). Тот долго измывался над Россией, прежде чем не одарил ее — 5 декабря 1936 года — самой прогрессивной на тот момент Конституцией, которая ни одного дня не соблюдалась, но зато давала советским людям лишний выходной.
По странной прихоти истории дела и с Союзом, и с Конституцией словно бы зациклились на самый мрачный месяц календаря: Союз, созданный в декабре, в декабре же (только через 69 лет) и развалился; новая (третья после сталинской) Конституция, по которой мы живем вот уже без малого десять лет, тоже была принята в декабре.
Ну, дальше там всякие как бы мелочи: совершенно безумное, стоившее режиму запредельно дорого вторжение в Афганистан в декабре 1979-го, такое же — в Чечню в декабре 1994-го. Вильнюсская и рижская трагедии января 1991 года, после которых стало окончательно ясно, кто такой Горбачев. Либерализация цен 2 января 1992 года (кто теперь скажет, что это было не судьбоносное для страны событие, и кто тогда верил, что такое безумие сойдет властям с рук?). Первые парламентские выборы декабря 1993-го, триумф Жириновского и крылатая фраза Юрия Карякина: «Россия, ты одурела!»
Тут надо бы дух перевести и вспомнить хотя бы еще одно событие из ряда невероятных: 31 декабря 1999 года — передача власти от Ельцина Путину. Хоть и предсказано было еще осенью, кто ж верил, что такое на самом деле возможно и что в руки преемника перейдет действительно власть, а не ее декоративная тень? Между тем — в лучших традициях российской зимы — небывалое сбылось, даже не вытеснив из новогоднего телевизионного эфира неизбежную, как мандарины и салат оливье, комедию «С легким паром, или Ирония судьбы».
Волчья пора
Впрочем, комедия эта для нашей темы совсем не лишняя, поскольку являет собой самый удачный экранный образ невероятного стечения обстоятельств и волшебной перемены будничной участи героев, — в фильме, как и положено в сказках, к лучшему.
Хотя в реальной российской истории бывало по-всякому. Но за то и любят эту старую комедию в России: год за годом она напоминает миллионам зрителей о том, что у нас — и особенно под Новый год — решительно все возможно, ни один из самых безумных вариантов не заказан и не запрещен.
Странному этому феномену хочется найти хоть какое-нибудь естественно-научное (или историко-психологическое) объяснение.
Ну хотя бы так: многие, многие века Россия была земледельческой страной, да притом расположенной в Северном полушарии, — климат континентальный, жизнь делится на две части. Короткие весна-лето-осень, за которые надо успеть вспахать-посеять-убрать то, чем будут люди питаться в те долгие месяцы, когда природа на этих широтах умирает. То есть весна, лето, осень — время настоящих, реальных, жизнь обеспечивающих работ.
А вот зима, когда закрома еще полны, дров полный сарай и дороги занесены снегом, — время качественно иное. После тяжкого напряжения трудовых будней человек вырывается из цепей железной необходимости и обретает что-то вроде легендарной русской «воли»: можно мирно на печке лежать, мечтать о лучшей жизни и друг другу сказки сказывать (обратил ли кто внимание, что действие большей части русских народных сказок проходит в зимнем «интерьере»?), а можно и к молодецким потехам обратиться: кулачные бои стенка на стенку, купание в ледяной «иорданской» проруби и прочий, как сейчас бы сказали, экстрим.
Заглянешь в народный календарь зимней поры и удивишься — там сплошной досуг и праздники сменяют один другой: святки, Рождество, девичьи гаданья, колядки, ряженые, Крещенье, и так до самой Масленицы — словом, постоянное усилие занять праздное, не заполненное привычной работой время. А где праздность, там и черт.
Короче говоря, возникает сильное подозрение, что зимой в России происходит очень сильный выброс какой-то темной, неконтролируемой психической энергии. И совершенно невозможно предсказать, разрушительной она окажется или созидательной. Одно только повторяется: каждый раз никто этого выброса не ждет и никто поначалу к нему всерьез не относится.
Это понятно: зимой человек земледельческой культуры как бы немного сходит с ума или, так скажем, теряет бдительность: и сам совершает некие экстравагантные действия, и склонен безучастно, как на игру, смотреть на все, что делается вокруг. Ведь зимой — подсознательно убежден он — ничего серьезного (а серьезное — это пахать-сеять-жать) делать нельзя.
Никто сейчас не помнит, что вплоть до XV века началом нового года на Руси было 1 марта: весна близко, природа просыпается, пора готовиться к серьезным делам. А зиму наши предки откровенно называли «волчьей» порой: отдыхать отдыхали и развлекаться развлекались, но цену ей знали и ничего хорошего от нее не ждали.
Кстати, по странному совпадению почти все общепризнанные российские тираны испускали дух именно в первых числах марта. Это легко по календарю проверить: Павел I — 11 марта, Николай I — 2 марта, Иосиф Виссарионович — 5 марта. Как бы они, наводившие на страну ужас, работавшие над ней как Деды Морозы (Деды Морозы настоящие, народные, а не из сладких переложений страшных сказок для детей), теряли с весной свою магическую власть над ней.
Впрочем, так можно слишком далеко зайти — мало ли какая еще мистика примерещится, особенно после новогоднего праздничного марафона. Но факт остается фактом: в генах у нас сохранилось странное, амбивалентное отношение к зиме. Ждем мы от нее и чуда, и безумия сразу.
И она, как правило, не слишком долго заставляет нас ждать…
АЛЕКСАНДР АГЕЕВ
