11.06.2007 00:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2007 года: "ВО ВСЕМ ВИНОВАТ СТАНИСЛАВСКИЙ"

Настоящий путешественник жаждет жизни во всех ее абсурдных проявлениях. Европеец едет по Транссибу в плацкартном вагоне с устойчивым ароматом носков, храпом попутчиков и постельным бельем, как в КПЗ. А мы — в неоднозначный Вьетнам, Лаос, Кампучию.Во всем виноват Станиславский. Это ведь он сказал: «Надо вечно из-под самого себя «выбивать» стул, на котором удобно расположился». Стул, на котором удобно устроились нынешние туристы, изучен до последнего гвоздя, и ножки его незыблемы. Никого не удивить золотой посудой, семизвездными отелями, одеялом из лепестков роз и паштетом из соловьиных языков. Все до оскомины предсказуемо. Заискивающе инсценировано. А настоящие путешественники, как уже сказано, жаждут жизни во всех ее абсурдных проявлениях.

Самолет держит курс на Ханой. Оттуда — семь перелетов, непролазные джунгли, змеи и т.п. Нас четверо. Для удобства предводитель группы дает всем, включая себя, прозвища. В общем-то милые и безобидные. Сам он — Мистер БабЗ. Старичок (хозяин одного из московских издательств), Баблоид (известный в столице предприниматель), ну и Мадам Чмо (фотограф «Профиля»).

Кошмар Мистера Баблоида

Джунгли окружали со всех сторон. Лианы свисали по плечам. Красивые бабочки порхали вокруг. Похмелье. Но надо было идти. Из последних сил. Впереди маячил проводник, за ним — БабЗ. Рядом весело скакала Мадам Чмо. Заросли сгущались. Появился вьетнамский охотник с ружьем, в руках — связка каких-то разноцветных птичек. Он радостно улыбнулся Мистеру Баблоиду и быстро исчез в джунглях. Пот застилал глаза. Сердце колотилось. «Это не кончится никогда», — с тоской подумал Баблоид, глядя на свисающую перед носом лиану и подозрительного насекомого, ползущего за ним. Он чувствовал себя американским солдатом, тащащим на себе боекомплект. Хотя не нес ничего, кроме легкой панамки и живота. Он задыхался. Больше всего он хотел отель, хотя бы «4 звезды», бассейн и белую женщину.

Лав-стори Мистера Бабы

Вот уже который день БабЗ искал продажной любви. Но вьетнамская любовь ускользала от него. Проплывала мимо на бесчисленных мопедах, соблазнительно усаживалась на старенькие велики, варила на улицах лапшу с курицей, задумчиво глядя мимо Мистера Бабы. Любовь пряталась на рынках, в цветах, в диковинных фруктах, любовь ласково улыбалась в отелях и, мучительно хмуря лоб, пыталась понять, что говорит Мистер БабЗ по-английски.

«Бум-бум», — устало твердил БабЗ. «Пятьдесят», — отвечала любовь. «Пятнадцать», — торговался он. «Тридцать», — отвечала любовь. Так Мистер БабЗ доехал до Лаоса, а счастья все не было.

В городке с названием Луанг-Прабанг веселый водитель трехколесного мотороллера-«тук-тука» поздним вечером привез Мистера Бабу на плохо освещенный пустырь. Вокруг стояли сараи. «Бум-бум», — указывая на них, сказал лаосец. Смелый БабЗ шагнул в первый — там все было занято, во второй — тоже. На пустыре стояло несколько грузовиков, сквозь дощатые кузова глядели терпеливые мужчины. Был Международный день солидарности трудящихся, 1 мая. Наконец БабЗ почувствовал на своей руке прикосновение женских пальчиков. Разглядеть любовь в темноте не было сил. И БабЗ пошел в сарай. На ощупь он угадал ячейки, шириной меньше метра, стены и хлипкие двери, не доходящие до потолка. Мигающая лампа дневного света была одна на две ячейки, если в одной целомудренно выключали свет, то и другая погружалась в темноту. А Мистер БабЗ хотел видеть свою любовь. Женщина торопливо толкнула его в одну из ячеек и заперла за ним дверь. «Конец», — подумал Мистер БабЗ, не зная, что местные жительницы, пока наводят красоту, боясь потерять клиентов, просто запирают их, чтоб не сбежали. Потом Мистер БабЗ скандалил с соседней ячейкой, чтоб ему включили свет, женщина упиралась. Ну и потом была любовь.

Синяя птица

Робкие иностранные туристы жались к входу в отель. На них надвигались женщины в национальных костюмах, совавшие им в лицо товары местного изготовления. Кошельки, браслеты, железные ожерелья, украшенные цепями. «Ноу, ноу», — закрывали лицо туристы. «Ням-ням», — нудно твердили местные дети и протягивали руки. Как знамена, мелькали вышитые скатерти. Легковерная Мадам Чмо тут же приобрела рубаху с затейливым орнаментом, гордясь своим тонким вкусом.

Мистер БабЗ распорядился обедать и повел всех на рынок. Рыночные люди торговали, ели, спали тут же. Старичок озирался по сторонам и указывал на полное отсутствие санитарии и ветеринарного контроля в данном месте. «Жрать!» — приказал БабЗ. Еда была настоящей, вкусной. Довольные, они прикидывали, что бы им взять в дорогу. В мясных рядах рядом с обычными лежали куры с красивой синей кожей. Полуоткрытый клюв и закатившиеся глаза посылали покупателям последний привет. «Во, — сказал БабЗ. — Пусть сварят. С собой». Местная жительница согласно кивнула и затолкала курицу в кипящую воду. Отобедавшая компания вела неторопливую беседу. Вдруг к курице приблизился какой-то местный гражданин, кивнул, и продавщица мигом оторвала ногу от синей птицы. Дядька стал ее быстро есть. Компания заволновалась. «А-а-а», — весело отмахнулась женщина, пихая еще одну курицу в котел. Со скандалом, без курицы, отняв у улыбавшейся продавщицы половину денег, они вывалились с рынка. С небес хлынул дождь. Все промокли. А Мадам Чмо еще и посинела — с ее новой рубахи потекла красивая синяя краска.

Дорога в Сим-Рип

Пномпеньские лодочники уверяли: отсюда по воде и сразу до Сим-Рипа. Однако когда поутру компания явилась на причал, их ожидал автобус. «Да это недолго, всего час до той лодки, что в Сим-Рип». Погрузились в автобус. Через три часа Мистер БабЗ мрачно произнес: «Май френд! Полиция! Где лодка?» — «Ща-ща, — объявил водитель. Его напарник хохотал в углу, глядя на мрачные лица путешественников. — У меня там брат живет. Веселый парень».

Лодка образовалась через четыре часа. Две скамейки напротив друг друга, красные занавески по бокам. Старичок, Мадам Чмо, Мистер Баблоид и Мистер БабЗ взошли на судно. За ними подтянулись два деликатных немецких туриста, четыре японки и местная бабушка. Поскольку БабЗ и Баблоид позавтракали крепкими алкогольными напитками, то сразу же легли на дно лодки спать, заняв почти все места. Немецкие туристы, прижавшись друг к другу, перешептывались о том, что этих русских на берегу тут же сдадут в полицию и на самолете отправят домой. Через шесть часов лодка причалила. На обрывистом берегу стояли люди. Размахивая руками, симрипцы бросались помогать, тащили вещи и людей наверх. Некоторые держали плакаты. Самый большой из них гласил: «Welcome mister BABA». Брат водителя и вправду оказался человеком веселым.

Как съели змею

Мадам Чмо заблудилась. Ей казалось, что на этой ханойской улице все люди на мопедах едут прямо на нее. Какая-то старуха вытащила ее в безопасное место. «Откуда? Москва? Россия? А, я знаю. Чайковский, — сказала бабушка по-русски. — Большой театр. Рынок у вас есть — «Красная Река».

Мадам Чмо была спасена, и все отправились в спецресторан. Путешественники должны были съесть змею.

Зал со старинной мебелью был уставлен банками, бутылками и прозрачными колбами. Из-за стекла злобно смотрели заспиртованные гады. Жена хозяина тут же кормила младшего ребенка грудью, старшие дети пялились на туристов. Хозяин пустил на пол живую кобру, та поползла к гостям. Гости попятились. Змея шипела и плевалась, похоже, ядом. Один из помощников ловко схватил ее за хвост, прижал голову к земле. В стакан потекла змеиная кровь, ее разлили по рюмкам и протянули гостям. «Ну что, вздрогнем», — приказал Мистер БабЗ. Из той же змеи был сварен суп — необычайно полезный, как уверял хозяин. И еще штук 10—12 блюд, в которых главными были рис и овощи и что-то еще, подозрительно хрустевшее на зубах.

«Ребра ее», — угадал, смачно отплевываясь, Мистер Баблоид.

Эхо войны

Во дворе Музея Войны в Сайгоне — трофейная американская техника. Вертолеты, танки, бомбы затейливых конструкций. Сейсмическая — вызывает землетрясение, другая — убивает все вокруг на 100 метров. Внутри музея военные фотографии. На них режут вьетнамцев, жгут, вешают. Пытают водой. Не на всех кадрах американские солдаты выглядят уверенно. Некоторые — «добить гадину», а есть — сидит солдат на земле и ревет. Пейзажи — пустые равнины после напалма. Голая земля. Хозяйка одной из частных гостиниц жалуется: муж умер от опухоли мозга. Это тоже война. Женщина подносит палец к голове и говорит: «Много думал».

Рядом с Музеем Войны — реконструкция французской тюрьмы. Закованный в кандалы пластмассовый вьетнамец укоризненно смотрит на посетителей. Пожилые туристы хватаются за сердце. За воротами давно мирная жизнь. И вроде не было войн и мучений для этих людей. Вот только в Халонге мелькнула лодка, на которой, казалось, до сих пор Мартин Шин (капитан Уиллард) плывет убивать Марлона Брандо.

В подготовке материала принимала участие Мария Ахмедова