Но сначала немного дореволюционной истории. В России новое развлечение, которое тогда еще не называлось кинематографом, приобрело огромную популярность. Синема (или кинема) было дешевым, доступным, не требовало специальных навыков для понимания и легко тиражировалось. Для страны, где 60% мужского и 75% женского населения не умели читать, экран открывал мир. В каждом городе появилось по несколько электротеатров, как тогда называли помещения для показа кино. Они были демократичны, раздеваться в кино не требовалось – только городовые следили, чтобы народ снимал шапки, если показывали хронику царской семьи или что-то из Священной истории. Успехом пользовались любые картины, особенно любили военную хронику, видовые фильмы, игровые ленты про любовь и смерть, а также «французский жанр» (эротические фильмы, демонстрировавшиеся не вполне легально).

До начала Первой мировой войны основной поток фильмов шел от французских кинофабрик, Пате и Гомон вкладывали большие деньги в свои российские представительства, много было и немцев, которых начавшаяся война вынудила покинуть обширный русский рынок. Патриотические настроения сдвинули интересы публики в сторону отечественного кино, чем воспользовались предприниматели: «золотые русские серии» и экранизации литературных шлягеров перехватывали друг у друга. Введение сухого закона усилило любовь к кинематографу, кинопрокат казался золотым дном, в России в 1916 году было 4 тысячи кинотеатров.

Идея национализации кинематографа впервые возникла именно тогда. Из доклада Министерству внутренних дел: «28 января 1916 года Его Императорскому Величеству благоугодно было обратить внимание на необходимость введения в Империи государственных монополий аптечной и на кинематограф»… «Предполагаемая монополия на кинематограф, – комментируют в переписке должностные лица, – лишена фискального значения в смысле источника увеличения государственного дохода, и установление ее в основе своей должно быть направлено к прекращению вредного влияния кинематографических зрелищ на население и к осуществлению просветительных и воспитательных задач».

Внимание императора к кинематографу привлек протопресвитер русской армии и флота отец Георгий Шавельский. В мемуарах он объяснял это так: «Перед самой войной начал завоевывать огромные симпатии широкой публики кинематограф. Это замечательное изобретение могло бы служить самым высоким задачам общественной и государственной жизни. К сожалению, оно оказалось в руках торгашей, которые, преследуя одну цель – наживу, сделали его орудием для игры на самых низменных чувствах толпы. Результат получился печальный: вместо того чтобы образовывать, развивать и возвышать зрителей, кинематограф возбуждал и обострял у них низкие инстинкты и пошлые чувства; вместо того чтобы быть подлинной культурной школой, кинематограф стал школой разврата. Мне казалось, что государственная власть должна была обратить самое серьезное внимание на это и так или иначе пресечь развращающее влияние кинематографа. Я решил свои мысли изложить Государю, что и сделал, когда последний после одного из завтраков сам подошел ко мне. Выслушав меня, Государь дополнил мой доклад: «Это совершенно верно! Кинематограф, показывая по большей части сцены грабежа, воровства, убийств и разврата, особенно вредное влияние оказывает на нашу молодежь… Я совершенно согласен, что в отношении кинематографа надо что-то предпринять».

Попытки подчинить киноотрасль государственным интересам делались и раньше: Скобелевский комитет, полугосударственная-полуобщественная организация, созданная для благотворительных целей в 1904 м, в марте 1914 года заводит военно-кинематографический отдел для съемок военной хроники. По приказу начальника штаба Верховного Главнокомандующего на фронт были направлены пять операторов, снимавших под наблюдением специально выделенных офицеров. Из этих материалов, в основном постановочных (технической возможности снимать документальные кадры еще не было), смонтировали агитационные фильмы «Под русским знаменем» и «Вторая Отечественная война 1914–1915 гг.». Снимали и игровые фильмы из военной жизни. На все это тратились значительные суммы, по воспоминаниям Ханжонкова, Скобелевский комитет «выколачивал деньги, чем возможно. Например, администрация добивалась разрешения на исключительное право сдачи напрокат спальных матрацев пассажирам железных дорог».

Однако Скобелевский комитет не отнимал чужой собственности: имущество – оборудование, аппаратура, здания – было выкуплено за 140 000 рублей у частных кинопредпринимателей. В Петербурге и Москве работали кинофабрики Скобелевского комитета с лабораторией для проявки пленки и оборудованием для печати. После Февральской революции киноотдел комитета был реорганизован по инициативе Военной комиссии Госдумы под контролем Исполнительного комитета Петроградского и Московского Советов рабочих и солдатских депутатов, где большинство голосов имели эсеры и меньшевики – так что из монархически-патриотического комитет сразу стал «мелкобуржуазным», то есть леволиберальным. Первым делом там создали отдел социальной хроники, занимавшийся съемками быта рабочих, а также фиксацией на пленку наиболее важных исторических событий во время и после Февральской революции. Киносъемки на митингах и празднованиях можно было проводить только «с разрешения для каждого фильма редакции Совета рабочих депутатов».

К июлю 1917 го в петроградском комитете был создан военно-кинематографический отдел и отдел народного кинематографа, а также отдел цветной фотографии. После Октября киноотдел Скобелевского комитета некоторое время существовал в прежнем виде, но в январе решено было предоставить Советам рабочих и солдатских депутатов «право реквизиции в общественную пользу кинематографов, а равно и инвентаря при них, а также (право) эксплуатации таковых». Решение, оставлять ли кинотеатр владельцу или забирать его для своих нужд, новая власть оставляла на усмотрение местным Советам.

В марте 1918 го имущество комитета было национализировано, а 30 апреля на его базе учрежден Петроградский комитет Северных коммун (сокращенно «Севкино»), унаследовавший все имущество и оборудование, куда входили кинолаборатория и прокатная контора, а также значительную часть работников. Это считается началом истории «Ленфильма».

Всего же в 1918 году Петроградский кинокомитет реквизировал 68 кинотеатров города (по некоторым данным, всего в Петрограде было свыше 300 кинотеатров, а в Москве – лишь 70). Активно изымали кинотеатры у владельцев и по всей России.

Но реквизиция части кинотеатров и кинофабрик еще не означала тотальной национализации кинопроката. В самые бурные месяцы 1917 го (с марта по декабрь) было продано 8,5 миллиона билетов в кино. Впрочем, уже осенью того года кинотеатры Москвы и Петрограда работали только три дня в неделю из-за экономии электроэнергии.

Уменьшилось и количество произведенных фильмов, а зарубежные картины и вовсе перестали поступать на экраны. Но показывали старые ленты, иногда их перемонтировали, обновляли, чтобы лучше соответствовали новым веяниям. Своей пленки и оборудования для сьемки и показа в России не было ни до революции, ни после. Частные кинопромышленники потянулись на юг. Ханжонков еще весной 1917 го начал строить в Ялте летнюю съемочную базу, позже туда подтянулся Ермольев. Едут в Крым Дранков и Харитонов. Мало кто тогда понимал, куда приведет страну новая власть. Было ощущение, что трудности временные и нужно просто потерпеть чуть-чуть. Очень немногие прозорливые кинематографисты уже зимой 1917–1918 годов готовятся к более дальней эвакуации. Среди них владелец киноателье «Русь» Михаил Трофимов, костромской лесопромышленник из старообрядцев, мечтавший о кино для души и славы русского искусства: «Я не для прибылей затеял это дело. Считаю кощунством наживаться на искусстве». Уезжая, свое предприятие он оставил сотрудникам, которые создали акционерное общество и продолжили снимать кино. В 1919 м в условиях дефицита пленки проходят съемки фильма «Поликушка» по рассказу Льва Толстого (в главной роли – великий Иван Москвин, снимает режиссер Художественного театра Санин). Несмотря на очень низкое техническое качество, фильм оказался чрезвычайно востребованным. До премьеры в России, случившейся только в 1922 году, фильм показали почти во всех странах мира. На деньги, вырученные от проката, глава компании, называвшейся сначала «Русь», потом «Межрабпом-Русь», а еще позже «Межрабпомфильм», Моисей Алейников закупил в Европе оборудование, пленку, и частная студия продолжала работать до 1935 года. Именно на ней были сняты многие хиты того времени, от «Путевки в жизнь», первого звукового фильма в СССР, до «Аэлиты», «Процесса о трех миллионах», «Сорок первого» и первого цветного советского фильма «Груня Корнакова». На материальной базе компании позже была создана Киностудия имени Горького.

Вернемся в март 1918 го, когда пять радикально настроенных представителей Союза киноработников внезапно публикуют манифест «О переходе в ведение Союза киноработников всех кинематографических фабрик, ателье, прокатных контор, кинотеатров и складов». Хотя быстро выяснилось, что это была личная инициатива и от нее тут же отмежевалось руководство, но, как вспоминает режиссер Александр Разумный, «владельцы фабрик, прослышав про начало «национализации», насторожились и вскоре перестроили свою работу: организовались кооперативы, или артели, как они тогда назывались, и эти артели более интенсивно, прямо-таки лихорадочно начали переправлять на юг не только негативную и позитивную пленку, но и старые негативы лучших русских картин прежних лет – для размножения копий и продажи их за границу. Покинули Москву и многие иностранные специалисты, работавшие на кинопредприятиях».

Дыма нет без огня, в марте 1918 го организован Кинокомитет Наркомпроса для учета дефицитной пленки и киноаппаратов, проведения регистрации кинооператоров, запрещения съемок без специальных мандатов и прекращения частных сделок. Осуществлял кинокомитет и цензурирование фильмов. А также скупил на внутреннем кинорынке все американские фильмы для организации монопольного государственного их проката. Шли разговоры о немедленном создании собственного производства пленки, но при тогдашнем состоянии промышленности дело дальше разговоров не пошло.

Одновременно нарком Луначарский настаивал, что «национализация всего кинематографического дела в России не нужна и даже, если хотите, вредна». Луначарский тогда намеревался создать государственный сектор кинопромышленности, который бы конкурировал с частниками.

Однако зимой 1919 года постановлением чрезвычайной комиссии по электроснабжению Москвы все московские кинотеатры были закрыты. Только ради праздника Красной армии 10 кинотеатров на один день получили электроэнергию, и 23 февраля состоялся показ специально снятых агитфильмов.

Пленки нет, революционно настроенные кинематографисты бедствуют, в Америку послали для закупки пленки никому не известного авантюриста, представителя якобы английского акционерного общества «Транс-Атлантик», который, получив крупную сумму денег, просто исчез. И вот на этом фоне 27 августа 1919 года Малый Совнарком принимает декрет «О переходе фотографической и кинематографической промышленности и торговли в ведение Наркомпроса», то есть выдает мандат на полную национализацию отрасли.

Есть миф о судьбоносной беседе Ленина и Луначарского, во время которой Ленин якобы произнес знаменательную фразу о важнейшем из искусств. Впервые Луначарский сослался на это высказывание Ленина 28 апреля 1923 года на V Всероссийском съезде работников искусств, и звучало это так: «Еще два года назад Владимир Ильич призывал меня и говорил: «Из всего вашего искусства, по-моему, самое важное для России – кино». В 1921 году, к которому, по словам Луначарского, относится этот разговор, имелось в виду кино просветительское, «культурфильма», как тогда говорили. Эти картины снимали для демонстрации навыков гигиены, способов разделки мяса, показывали процесс механизации, ну и, конечно, кино уже давно служило средством пропаганды.

В 1919 м на Малом Совнаркоме, который тогда называли «вермишельной комиссией», поскольку решал он практические, бытовые вопросы, принят был декрет, который, как пишет исследователь истории кино А. М. Евтушенко, «не дал – да и не мог дать – никаких продвижений вперед в области производства и проката фильмов. Он лишь установил абстрактную возможность существования кино как отрасли государственного управления». И ни о каком важнейшем из искусств тогда речи не шло.

Единственным шагом, который был сделан в связи с появлением декрета, стало опечатывание документов, касс и остатков фильмов в ряде прокатных контор Москвы. Это окончательно разорило кинотеатры. Впрочем, по стране в целом дела с кино обстояли не лучше, электротеатры сдавались под варьете, новых картин не снимали.

А когда в декабре 1922 го Всероссийский фотокинематографический отдел Наркомпроса (ВФКО) был снова реорганизован в Центральное государственное кинопредприятие («Госкино»), декрет сам собой утратил силу.

Новая организация – Госкино – была самостоятельной единицей и в условиях НЭПа – хозрасчетной, ей надо было зарабатывать средства на существование и развитие. А к этому времени кинематографом занималось несколько акционерных обществ: «Севзапкино», «Кино-Москва», «Кино-Север», «Пролеткино» и другие производили кинохронику и игровые картины, они снова получили в распоряжение городские кинотеатры, покупали импортные фильмы. В уставах этих обществ содержалось требование – не менее 51% основного капитала должно принадлежать государственным органам и учреждениям. Тем не менее управление и творческая часть оставались в руках частных лиц.

Всерьез советское государство взялось за кинематограф в 1923 году, когда после XII съезда Совнарком создал специальную комиссию для разработки проекта реорганизации всего кинодела (именно тогда Луначарский рассказал о старой беседе с Лениным, сам же Ленин после третьего инсульта уже не мог ничего подтвердить). Комиссия предложила объединить все кинопредприятия в единое акционерное общество, и это предложение было принято. 13 июня 1924 года вышло постановление «Об учреждении Акционерного общества по производству и прокату кинофильмов в РСФСР». Позднее оно получило название Всероссийское фотокинематографическое акционерное общество «Советское кино» («Совкино») и монопольное право на кинопрокат. Слияние проводили на основе акционирования всех кинопредприятий с целью объединения их капиталов, а также производственных, прокатных и экспортно-импортных операций, получился этакий «киноколхоз».

Идеологическое руководство при этом должно было сохраниться за Наркомпросом. Но на XIII съезде партии, прошедшем в 1924 м, Иосиф Сталин сказал: «Плохо обстоит дело с кино. Кино есть величайшее средство массовой агитации. Задача – взять это дело в свои руки». Имелись в виду руки партии, а не лично товарища Сталина. Однако через несколько лет именно он на долгие годы стал главным редактором, цензором, заказчиком и первым зрителем нового советского кино. И его главным героем.

В декабре 1936 го известный режиссер Григорий Александров сделал документальный фильм «Доклад товарища Сталина о проекте Конституции СССР на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов». Заснят был весь доклад, но часть фонограммы была положена на документальные кадры, показывающие расцвет индустрии, сельского хозяйства и культуры, дружбу народов, мощь Советской Армии, счастливых советских детей.

В январе 1936 года (как раз после статьи «Сумбур вместо музыки», указавшей советским творцам их место в строю) руководитель киноотрасли Борис Шумяцкий выступил с сообщением о том, что в ближайшие 2–3 года советская кинематография будет производить до 300 фильмов в год, а когда в Крыму построят киногород на базе передовой американской кинотехники с учетом всех достижений – звука, цвета, стерео- и телекино, будет создаваться до 600 фильмов в год.

Мечта Шумяцкого не сбылась, киногород так и не построили, самого его расстреляли в 1938 м. Производство фильмов в СССР держалось на уровне от 40 до 60 до тех пор, пока сначала война, а затем борьба с космополитизмом не уменьшили их количество до одного десятка. С 1943 года и до самой смерти Сталина кино снималось так мало, что этот период получил название «малокартинье». Послевоенные поколения в основном смотрели трофейные фильмы. Отечественный кинематограф смог восстановить свое лидирующее положение в прокате только во время «оттепели».