Музей-квартира великого русского режиссера Всеволода Мейерхольда, филиал Бахрушинского театрального музея, находится в Брюсовом переулке, где в 1920 е Мейерхольд поселился со своей женой, примой его театра, Зинаидой Райх и ее двумя детьми – Татьяной и Константином Есениными. В этой самой квартире номер 11 в доме 12 Зинаида Николаевна, 45 лет, была убита в ночь на 15 июля 1939 года. Ей было нанесено семь ножевых ран в область груди и один удар в шею. Случилось это спустя 25 дней после ареста Мейерхольда, когда кабинет и комнаты детей в их четырехкомнатной квартире были опечатаны – Райх оставили большую проходную.

Как было позже установлено следствием, неизвестные проникли в дом через незапертую дверь балкона, пошарили в кабинете, оставив отпечатки пальцев, а потом вышли в комнату, где сидела Райх, перебиравшая бумаги. Она была сильной, кричала, сопротивлялась, боролась за жизнь. Соседи слышали крики, но то ли просто не придали им значения (у Зинаиды Николаевны было нервное расстройство после закрытия театра, и она часто громко кричала), то ли решили не вмешиваться в происходящее. Домработница, спавшая в коридоре за занавеской, в страхе выскочила из квартиры и получила удар по голове. Убивать ее не стали. Неизвестный, как она запомнила, тенью прошмыгнул мимо и, хлопнув замком, выбежал на лестницу. Женщина звала на помощь, проснулся дворник, вызвали скорую. Райх была еще жива. Умерла она в больнице от потери крови.

Домработницу допрашивали, месяцами держали в следственном изоляторе. Арестовали и мужа Татьяны Есениной, дочери Зинаиды Николаевны. Позже, уже в 1943 году, по подозрению в этом убийстве были арестованы соседи – певец Большого театра Дмитрий Головин и его сын Василий. Дмитрий получил 10 лет как организатор, восемь лет дали Василию, но никаких улик их причастности предъявлено не было, и все понимали, что дело сфабриковано. Большой театр пытался вмешаться, но помочь ничем не смог. Мотив убийства установить не удалось, драгоценности остались нетронутыми, преступники ничего не взяли. Квартиру, впрочем, очень скоро реквизировали, Татьяну Сергеевну и ее брата Константина выселили. Из четырехкомнатной стометровой квартиры сделали две отдельные, в одной поселился шофер Берии, в другой – его же секретарша.

Отец Райх позвонил актеру МХАТа Ивану Москвину, возглавлявшему тогда Всероссийское театральное общество, по поводу похорон, но в ответ услышал: «Общественность отказывается хоронить вашу дочь». Райх в театральной Москве не любили, а поскольку Мейерхольд был под следствием как японский и английский шпион и враг народа, еще и боялись иметь контакты с его родственниками.

В последний раз попытки расследовать это дело предпринимались в 1988 году после заявления Татьяны Сергеевны Есениной, обратившейся в комиссию при Политбюро ЦК КПСС. По требованию Горбачева, дело рассмотрели, но не нашли ничего, что помогло бы выяснить, кто же был убийцами. С резолюцией «В настоящее время виновных лиц, совершивших убийство Райх З. Н., установить не представляется возможным» дело снова было отправлено в архив.

Казалось бы, эта таинственная история – идеальный повод для работы театра с реальным пространством. Что может быть сильнее, чем использование места преступления для создания, например, сценической инсталляции, попыток документально восстановить все особенности этого чудовищного происшествия, окруженного таким ореолом слухов и подозрений, что хватило бы не на один сериал? Конечно, от подлинной квартиры ничего не сохранилось, после перестроек и ремонтов никаких следов той «желтой комнаты», где в одиночестве коротала ночь Зинаида Райх, уже нет. Но адрес тот, и квартира та. К тому же участие музея располагает к исследованиям и поискам истины – разве не для сохранения памяти музеи существуют?

Но Российский молодежный театр (РАМТ), ставший продюсером этого проекта, взяв пьесу драматурга и театроведа Валерия Семеновского, написанную еще в 2004 году, отказался от всякой иммерсивности и документальности. К тому же основанная преимущественно на письмах Татьяны Есениной к историку и биографу Мейерхольда Константину Рудницкому пьеса очень мало касается загадки смерти Райх, об этом, как и об аресте Мейерхольда, в ней сказано неожиданно скупо.

В отношениях любовного треугольника – Райх, ее первый муж и отец ее детей Сергей Есенин, второй муж Всеволод Мейерхольд – и помимо этого было много непонятного.

Когда Мейерхольд познакомился с Зинаидой Райх, Есенин уже ее оставил. Поженившись в 1917 году, они развелись через три года. Когда в феврале 1920 го родился второй ребенок, сын Костя, брак практически распался. Измученная, доведенная до отчаяния и психического расстройства Зинаида Николаевна долго лечилась, а потом пошла работать машинисткой – единственная профессия, которой она владела, – в секретариат к Крупской. Там ее и встретил известный всему миру революционный режиссер и с ходу предложил стать актрисой – пойти учиться к нему в студию.

Очень скоро они поженились, для чего Всеволоду Эмильевичу пришлось расстаться с преданной ему с детских лет Ольгой Мунт, матерью его дочерей (эта сцена сыграна в спектакле РАМТа иронично и грациозно). Мунт была умной, интеллигентной и образованной. Райх – чувственной, сексуальной и энергичной.

И до сих пор все гадают, какими чарами приворожила Райх старого – на 20 лет ее старше – и очень знаменитого Мастера. Была ли она по-настоящему красивой? Есть разные мнения – говорят, что была крупной, статной, с яркими темными глазами. Но в то же время «щедрая природа одарила ее чувственными губами на лице круглом, как тарелка. Одарила задом величиной с громадный ресторанный поднос при подаче на компанию. Кривоватые ее ноги ходят, как по палубе корабля, плывущего в качку», – вспоминал друг Есенина, язвительный и злоязыкий Мариенгоф. Про «райх-итичные ноги» каламбурил поэт Шершеневич. Но кривоватые – даже если они действительно были такими – ноги не могут помешать настоящей любви, а Мейерхольд, и тут никто не сомневался, был влюблен в свою Зину безумно. С ней он помолодел и обрел второе дыхание, и это самое большее, что женщина может сделать для мужчины. Но Райх сделала больше. Она стала его Музой, Галатеей, ведущей актрисой его театра. Этого ей уже не простили.

Была ли Райх актрисой? Хорошей актрисой? Мнения расходились. Принято считать, что подлинно мейерхольдовской актрисой, к тому же огромного дарования, была Мария Бабанова, но сам Мейерхольд с этим не соглашался. И легко отпустил Бабанову, когда конфликт между ней и Райх достиг пика. Некоторые считают, что актерское дарование у Райх было, но в то же время нельзя исключать, что Мейерхольду и нужна была натурщица, всецело ему доверявшая, а не актриса со своими принципами. Был ли он уверен, что под его руководством актером может стать любой, или считал, что опыт пережитого важнее мастерства, неизвестно. Однако ему очевидно нравилась игра Райх, он отдавал ей все главные роли, мечтал, чтобы она, как Сара Бернар, сыграла Гамлета, он любовался ею.

В спектакле РАМТа, который играют шестеро актеров на крохотной сцене в двадцати сантиметрах от публики, нет ответа ни на один из этих вопросов. Есть множество мнений, и каждая из этих версий способна стать истинной, но только при одном условии – если сцену сыграют именно так, в таком решении.

Пьеса Семеновского написана в традиционном жанре внутри театрального представления, ее персонажи – актеры, играющие Мейерхольда, Райх, Есенина, Мариенгофа, Татьяну и многих других участников этого балагана. Балагана в буквальном смысле слова – в начале спектакля персонажи появляются в костюмах Пьеро, Арлекина и Коломбины (ведь доктор Дапертутто – псевдоним Мейерхольда, правда, в другую, более раннюю эпоху). Этот прием позволяет варьировать мотивировки, комментировать поступки и предлагать свои объяснения. Семеновский написал пьесу, в основном основываясь на письмах Татьяны Есениной историку театра Константину Рудницкому, в них дочь Райх описала подробно все, что помнила об отношениях матери и отчима, об их последних днях, о спектаклях, репетициях, ссорах с другими актерами, о посмертной истории архива, спрятанного от ГПУ и отданного на хранение Эйзенштейну. Это очень эмоциональные и волнующие документы, в них много деталей, неизвестных прежде подробностей, много и обвинений.

Семеновский тоже театровед, поэтому он хорошо знает, чего стоят театральные легенды, свидетельства очевидцев, особенно эмоционально мотивированные. Татьяне Есениной хочется верить, но верить нельзя никому. «Всё равно тень сомнения упадает на всё то, что мы знаем о тех временах сейчас», – писала она сама, не зная точно, жив ли ее отчим или нет, и не доверяя официальным сообщениям. Поэтому, выбирая способ рассказа, Семеновский доверяет только театральной условности – в ней больше правды, чем в любой информации.

В чем точно можно быть уверенным, так это в том, что Мейерхольд бесконечно и преданно любил театр. Даже когда его ТИМ (Театр имени Мейерхольда) закрыли в 1938 году, он не перестал заниматься театром, его приглашает в Музыкальный театр Станиславский, а Зинаида Николаевна начинает разучивать ноты. Последней работой Мейерхольда перед арестом была постановка массового действа в Ленинграде.

Режиссером спектакля «Жизни и смерти Зинаиды Райх» стал Александр Пономарев – известный театральный экспериментатор, знаток творчества русских авангардистов и обериутов, автор многих радиопостановок. Он прекрасно чувствует эпоху, людей, разбирается в нюансах, точно акцентирует детали.

Например, внутри «Жизнь и смерть Зинаиды Райх» разыгрывается фрагмент спектакля «Дама с камелиями», про который Мария Кнебель говорила, что не видела ничего сильнее: двумя штрихами и тремя репликами обозначена история финала, не раз описанного рецензентами: «Райх вставала с кресла и, обеими руками ухватившись за штору, распахивала окно. Яркий солнечный луч врывался в комнату. Не выпуская край шторы из правой руки, Маргерит медленно опускалась в кресло спиной к зрителям. После долгой паузы левая ее рука падала с подлокотника и повисала, как плеть. Этим движением фиксировался миг смерти героини». Эти слова превращены в указания режиссера, которым точно следует актриса, играющая Райх: медленно опускается… рука повисает… Шторой служит кусок красной материи, он же потом будет изображать кровь. Театральная игра преображает самые простые предметы, звуки и самих актеров, превращающихся в героев этой истории на несколько минут и снова «развоплощающихся».

Алексей Бобров немного похож на Есенина, ему даже завили волосы, но он и не пытается играть похоже, дурачится, растягивая маленькую гармошку. Дарья Семенова и Андрей Сипин изображают множество действующих лиц, обозначая переход от роли к роли сменой аксессуаров. Все понарошку, легко, как в капустнике, но впечатление создается именно то, что нужно, – история разворачивается настолько невероятная, что изобразить ее можно только в жанре фарса.

Вот к Зинаиде Николаевне приходит первая жена Есенина: арестовали Юру, его сына, может быть, ваш муж, он знаменитость, поможет? Мы ничего не можем, отвечает Райх, мы сами в опале, от нас все отвернулись.

Она кричит, встав на стул, безумные, нелепые и такие наивные слова своего письма Сталину, того самого, что, по словам следователя прокуратуры, сыграло плохую роль в деле Мейерхольда: «Вы ничего не понимаете в театре, спросите у моего мужа, он знает, он вам объяснит…» А Мейерхольда на сцене уже нет, есть просто режиссер, который исправляет трагический финал, как исправляют испокон века в театре трагические финалы – поклонами. Мы все вместе выходим и кланяемся, публика аплодирует, никто не вспоминает о судьбах, сломанных в этом доме, о жизнях, погубленных и искалеченных, актеры выходят, публика, сидящая меньше чем в метре от них, хлопает, мы в музее, это театр, ничего страшного.