Не только в сельской местности, но и в городах присутствие приверженцев старой веры давало о себе знать, расколу сочувствовали и посадские люди. После обнародования указов Никона о троеперстии и появления новых книг многие перестали посещать общественное церковное богослужение.

Последовал всплеск обычаев домашнего культа, купечество разного уровня начало держать или прибегать к услугам священников без архиерейских свидетельств, которые «на святую церковь приносят страшные хулы». Подобных домашних мольбищ, по свидетельству современников той поры, возникло очень много «в царствующем граде Москве и иных городах». Такая атмосфера чрезвычайно благоприятствовала созданию староверческих культов, независимых от епископата. Поддержанное непосредственно населением посадов распространение раскола шло неудержимо. В воздухе витала идея борьбы между избранными чадами божьими и их преследователями, антихристовыми слугами. Было очевидно, что эти настроения рано или поздно выльются в открытый конфликт, о чем сообщали и иностранные резиденты в России.

Стрелецкая смута

Не только их беспокоило, что беспорядки перекинутся с окраин непосредственно в столицу. Как отмечают сочинения тех лет, с наступлением 1682 года катализатором недовольства выступили стрельцы, расквартированные в Москве. Последние были недовольны поборами начальства, что отразила составленная в феврале челобитная на имя государя Федора Алексеевича. Тот, как водится, поручил расследовать жалобы, а престарелый глава Стрелецкого приказа Ю. М. Долгорукий всячески тормозил расспросы. Стрельцы негодовали, но все-таки жили верой в «доброго царя». Однако 27 апреля 1682 года Федор скончался, и надежды на удовлетворение жалоб начали таять.

По смерти государя мгновенно вспыхнуло острое соперничество между семействами Нарышкиных и Милославских. Иван (Милославский), которому стукнуло пятнадцать лет, отличался слабым здоровьем и пониженными умственными способностями. Петру (Нарышкину) исполнилось только десять, но он смотрелся намного выигрышнее, и его провозгласили царем, что привело к резкому всплеску дворцовых интриг и ослаблению власти. На таком фоне незамедлительно обострились более глубинные противоречия, убранные властями с поверхности. Так, еще не оставленные чаяния о реабилитации старой веры и старых обрядов вновь ворвались в общественную жизнь.

Спусковым крючком массовых беспорядков стала новая челобитная стрельцов. Здесь уже более подробно и в красках описывались злоупотребления полковников и других командиров. Они обвинялись в использовании земли, выделенной стрельцам, в своих нуждах, в принуждении к хозяйственным работам, в поборах за предоставление отпуска и выходных и т. д. При составлении этой жалобы поднимаются и вопросы веры. Да и поведение челобитчиков резко изменилось: угрозы последовали не только в адрес непосредственного начальства, но и правительственных чиновников. Это объяснялось тем, что чаша весов в верхах склонялась в пользу Нарышкиных, чьим сторонником являлся ненавистный глава Стрелецкого приказа Ю. М. Долгорукий.

Тут же стало известно о возвращении к власти Артамона Матвеева, удаленного усилиями Милославских после смерти Алексея Михайловича. За Матвеевым также числились разинские счеты, поскольку тот возглавлял следствие над знаменитым атаманом. Таким образом, для активизировавшихся стрельцов эти видные фигуры нарышкинского клана были неприемлемы. Еще более усугубил ситуацию приказ шести стрелецким полкам выдвинуться в Казань для усмирения местных татар, но стрельцы отказались подчиниться до удовлетворения жалоб.

Поняв, как накаляется обстановка, из нее попытались вынести пользу проигравшие Милославские. Причем неожиданно на передовые роли выдвинулась женщина – царевна Софья, старшая сестра Ивана, что для практики тех лет было весьма необычно. Она уже на похоронах Федора Алексеевича начала интриговать против врагов своего семейства. Нарышкиных обвинили в неуважении к усопшему государю, так как малолетний Петр с матерью не достояли до конца заупокойную службу, сославшись на усталость. Привлекло внимание и возведение 23‑летнего дяди Петра – Ивана Нарышкина – в чин боярина, минуя промежуточные ступени.

Кремлевское побоище

Прибывший в Москву после ссылки А. Матвеев – глава нарышкинской партии – сразу обозначил недоброжелательность к стрельцам, обещая их угомонить. Все это было использовано Софьей для привлечения стрельцов на сторону своего семейства, и те заговорили, что царевича Ивана с точки зрения старшинства незаслуженно обошли. В ходе контактов со стрельцами Софья сближается с одним из полковников – князем И. А. Хованским.

Бунт начался 15 мая 1682 года, когда стрельцы вместе с толпой ворвались в Кремль, потребовав предъявить притесненного Ивана.  А. Матвеев решил успокоить страсти, выведя обоих царевичей к народу. Однако все испортил глава Стрелецкого приказа Ю. М. Долгорукий, в жесткой форме потребовавший всем покинуть Кремль. После чего разъяренные люди накинулись на сановников. На глазах юного Петра растерзали его родственников, бояр А. Матвеева, Г. Г. Ромодановского, Ю. М. Долгорукого с сыном, И. М. Языкова, нескольких высокопоставленных иностранцев и других. После этой кровавой бойни Петр всю жизнь страдал нервными конвульсиями.

Итог – провозглашение царями и Ивана, и Петра, а Софьи – правительницей при них. Власть перешла к Милославским, старейший из них И. М. Милославский возглавил сразу ряд ключевых приказов, но продержался всего несколько дней, поскольку бенефициарами бунта стали также и Хованские. Отец получил Стрелецкий, а сын – Судный и Сыскной приказ. Таким образом, неожиданно образовалась партия, говоря современным языком, «силовиков». Именно Хованские из-за какой-то ссоры настояли на отставке И. М. Милославского, и тот даже бежал из Москвы, прячась от них по подмосковным имениям. Для всех становилось ясно, что «силовики» превращаются в грозную силу.

Помимо перестановок в верхах бунт внес в текущую политическую повестку вопрос о религиозном расколе. Как свидетельствовали документы, повсюду вспыхнула агитация за старую веру, все ее противники и гонители умолкли, тех, кто подавал голос за никониан, подвергали избиению. Раздавались требования отказаться от религиозных новин, не ходить в эту «церковь». В такой обстановке под давлением снизу правительство и патриарх Иоаким были вынуждены согласиться с публичным состязанием о вере. Старообрядческие настроения выражали шесть начитанных раскольников, именуемых официозом «злой шестерицей». Во главе ее стоял Никита Добрынин из Суздаля, прозванный никонианами Пустосвятом, а также раскольники из Подмосковья и Олонецкого края.

Разгром Хованщины

Власти всячески оттягивали публичный спор, открывали винные погреба, чтобы отвлечь часть народа. Патриарх Иоаким предложил вместо прений о вере устроить испытание иначе. Положить в раку святого митрополита Петра старые и новые книги, запечатав Успенский собор Кремля. Пусть святой чудотворец «явит» свое отношение к тем или иным текстам, оставив те, которые ему угодны, а кои противны – выбросит из раки. Но раскольники посчитали, что кто-то из никониан затаится внутри собора и вышвырнет старые книги, а потому отказались от патриаршего предложения.

Староверы продолжали настаивать на проведении открытого диспута, причем обязательно до венчания царей, назначенного на воскресенье, 25 июня 1682 года. Они стремились, чтобы цари-государи венчались в истинной, старой вере, а не в латино-римской. Миссию переговорщика от лица раскольников взял на себя И. А. Хованский, который даже публично начал креститься двуперстием.

Однако это покровительство нельзя назвать удачным. Хованский разыгрывал староверческую карту, хорошо понимая, насколько это мощный фактор давления на верхи. Сам Хованский по происхождению – потомок литовских королей (Гедиминовичей), чем очень гордился. Кроме того, он вынашивал планы породниться с царским семейством через женитьбу своего сына на младшей сестре Софьи – Екатерине Алексеевне. Не пренебрегал новый глава Стрелецкого приказа и патриархом Иоакимом, посещая того для благословения. Неудивительно, что, взявшись пролоббировать диспут о вере, он фактически затягивал его проведение, чтобы венчание царей прошло, как и намечалось, по новому чину. В ответ возмущенные толпы ворвались в Крестовую палату, вступив с патриархом в дерзкие препирательства. Отделаться от прений не получалось, да и в планы Хованского окончательно «хоронить» нужную ему акцию не входило. Поэтому 5 июля 1682 года при его попустительстве народ пошел в Кремль.

По воспоминаниям современников, обстановка на Соборной площади была такова, что патриарх с архиереями ожидали избиения. Не рискнув выйти к нахлынувшей толпе, они выставили какого-то священника с печатными тетрадями, которого едва не растерзали. Зазвучали речи раскольников, чередовавших доводы за старую веру с непотребными эпитетами по адресу никонианской церкви. Тогда патриарх Иоаким предложил перенести обсуждение в Грановитую палату, чтобы в нем смогло участвовать царское семейство.

Староверческим лидерам идея дискутировать внутри здания была не по душе, но тот же Хованский уговорил их согласиться. Споры там разгорелись с новой силой, причем патриарх, по воспоминаниям очевидцев, выглядел не лучшим образом. Инициативу пришлось брать Софье, которая жестко оппонировала раскольникам, обвиняла их в непочтении к государям. В ответ было сказано, что ей нужно не «царство мутить», а удалиться в монастырь. На этой ноте прения свернулись.

Софья прекрасно поняла, что промедление смерти подобно и, собрав группу верных стрельцов, спустя несколько дней арестовала зачинщиков неприятного диспута, чему Хованский не препятствовал, как, впрочем, и казни Никиты Добрынина, объявленного политическим преступником. Чтобы как-то сгладить последствия, патриарх Иоаким, со своей стороны, «вовремя» узрел в патриаршей ризнице ковчег с мощами апостола Андрея Первозванного, привезенный и подаренный греками еще царю Михаилу Федоровичу. Рука апостола была сложена троеперстным знамением, о чем оповестили всех, кого только можно, а мощи выставили на всеобщее обозрение.

Тем не менее напряжение не спадало, царское семейство жило в страхе, опасаясь очередного нашествия в Кремль. В этой обстановке двор в середине июля 1682 года покидает столицу, проживая в селе Коломенском, Саввином монастыре, а после направившись в Троице-Сергиеву лавру. Ход последних событий продемонстрировал, что необходимо избавиться от опеки Хованского, активно использовавшего раскольников в своих интересах. Упорно циркулировали слухи о готовности того занять престол, опираясь на стрельцов. Софья решила сыграть на опережение: под предлогом приезда сына украинского гетмана Самойловича Хованского вызвали ко двору и по пути схватили, казнив вместе с тридцатью семью стрельцами 17 сентября 1682 года по пути в Троице-Сергиеву лавру. Только в ноябре, выждав еще около двух месяцев, царское семейство решило вернуться в Москву.

По возвращении двора патриархом Иоакимом незамедлительно был устроен церковный собор, резко ужесточивший гонения на старообрядчество. Были разработаны так называемые «12 статей», прозванных в народе «драконовскими». Этими статьями устанавливались, по сути, инквизиционные меры: нераскаивающихся раскольников сжигать в срубах, ложно обратившихся, а затем вновь приставших к расколу казнить без испытаний, проповедников староверия сжигать, не донесших о раскольниках бить кнутом и ссылать. После 1682 года мечты староверов о возможности «исправления» царей рассеялись окончательно. Период открытой борьбы с никонианским режимом завершается, а раскольничий фактор полностью уходит из политики, которая начинает определяться другими внутриэлитными раскладами, о чем и пойдет речь дальше.