Смех и грех

Юмор, ирония и сарказм были главным оружием Воннегута. Еще на войне он понял, что в тяжелых ситуациях можно как плакать, так и смеяться, и предпочел второе. «Мои книги – мозаика шуток о таких серьезных предметах, как смерть, болезни или война», – говорил писатель.

Бродяга дхармы: 100 лет писателю-битнику Джеку Керуаку

Люди склонны драпировать жизнь пыльным покровом серьезности, который Воннегуту всегда хотелось сорвать, показывая, что в этом мире трагическое и смешное, возвышенное и нелепое стоят рядом, а порой и вовсе слиты воедино.

Нельзя сказать, что юмор Воннегута черный. Этот писатель – откровенный пессимист, но его пессимизм не подавляет, а, наоборот, удивительным образом окрыляет, приподнимая над суетой и делая невыносимое сносным. Книги Воннегута раскрепощают. Они легко написаны, и их автор, ироничный человек без предубеждений, как бы передает эти качества читателю.

Воннегут набивал руку и оттачивал остроумие, сочиняя статьи для газет – сначала в колледже, потом в университете. После войны подрабатывал ночным репортером в новостном бюро Чикаго. «Я учился писать в журналистском стиле, емко. В книгах я стараюсь сказать как можно больше как можно скорее. Уже на первых страницах выдаю все секреты и говорю о том, что произойдет в дальнейшем», – признавался литератор.

Без корней

Когда во время Второй мировой войны Воннегут попал в плен, немцы спрашивали его: «Почему ты пошел воевать против своих братьев?» «Я думал: о чем они? Я ж американец», – вспоминал писатель.

Его родители, Курт-старший и Эдит, были потомками эмигрантов из состоятельных немецких семей. В роду Воннегутов можно найти архитекторов, ученых, дирижеров, хозяев крупных магазинов, а Либеры, семья матери, владели пивоваренным заводом. Все они были уважаемыми людьми в Индианаполисе, но во время Первой мировой в Америке распространились антигерманские настроения. Испугавшись ксенофобии, родители Воннегута решили воспитывать детей исключительно в духе стерильного американского патриотизма, спрятав от них подальше родную культуру и язык.

Позже Воннегут сетовал, что ощущает себя человеком без корней. Что касается нравственных основ и понимания жизни, то ими он считал себя обязанным не отцу с матерью, а работавшей в их семье экономке Айде, мудрой негритянке, доброй хранительнице дома Воннегутов.

Мать и депрессия

Когда Курту был 21 год, его мать покончила с собой – накануне американского Дня матери в 1944-м. Воннегут приехал домой на праздник из военной части и не застал Эдит в живых. Через два месяца он попал на фронт. Так, со смерти матери и войны, началась его взрослая жизнь.

Вечно старый, вечно пьяный: 100 лет Чарльзу Буковски, одному из лучших американских писателей

Благополучие Воннегутов оборвала Великая депрессия. Пивоваренный завод Либеров закрылся еще раньше из-за сухого закона, а в годы экономического кризиса Курт-старший, солидный архитектор, лишился всех заказов – строительство в городе прекратилось на несколько лет.

Воннегутам пришлось продать дом, переселиться в съемное жилье. Внезапное изменение статуса все воспринимали по-разному: для детей это было интересным приключением, отец спрятался от невеселой реальности в мир грез, а вот для Эдит, привыкшей к светской жизни, это был серьезный удар. Она ругала мужа за пассивность, а сама отчаянно, но безуспешно пыталась поправить финансовое положение. Развившаяся депрессия лишила ее всякого интереса к жизни.

Сестра Элли

Элли была главным человеком в жизни Воннегута. Она заботилась о младшем брате, тогда как мать всегда держалась отстраненно. Но важнее всего была душевная близость. «Мы смеялись над одними и теми же шутками, – вспоминал писатель, – ей я обязан своим специфическим чувством юмора».

Как-то Воннегут сказал, что творческой цельности можно достичь, если каждую свою книгу представлять как разговор с каким-то определенным человеком. И для него этим человеком всегда была Элли.

Ранняя смерть сестры стала для Воннегута огромной трагедией. Хотя в дальнейшем ему довелось повидать немало горя, именно уход сестры оказался потерей, с которой писатель так и не смог свыкнуться.

Элли умерла в 1958 году. Она болела раком и лежала в больнице, когда до нее дошла новость, что ее муж Джим погиб в катастрофе в нью-йоркском метро: несколько вагонов упали в реку с моста. Через два дня скончалась и она. У Элли остались четверо сыновей, Воннегут с женой усыновили их.

Самоотверженная Джейн

Если своим гуманизмом Воннегут обязан чернокожей Айде, юмором – Элли, то в том, что он стал писателем, была огромная заслуга Джейн, его первой жены.

Хотя Курт уже в юности понял, что ему нравится писать и что это у него славно получается, именно Джейн дала ему смелость стать писателем. Долгие трудные годы она поддерживала Воннегута и укрепляла его веру в собственный талант. Она верила в Курта больше, чем он сам.

Джейн Кокс, школьная подруга Воннегута, на которой он женился почти сразу после возвращения с войны, была одержима литературой, прежде всего русской. «В наш медовый месяц она заставила меня прочесть «Братьев Карамазовых», – вспоминал Курт.

«Обязательно оцените рассказ моего мужа, он новый Чехов», – писала Джейн редакторам журналов. С самого начала она твердила Воннегуту, что у него особый талант, особый «голос», и он умеет писать как никто другой.

Она убедила Курта бросить стабильную работу в конторе и сконцентрироваться на литературе. Она тайком покупала его книги, чтобы создать видимость спроса, когда Воннегутом еще никто не интересовался. Она взяла на себя весь быт и воспитание семерых детей (троих своих и четверых приемных), чтобы муж мог не думать ни о чем, кроме писательства.

20 долгих лет

Два десятка лет Воннегут оставался малоизвестным автором. Начиналось все вроде бы неплохо: конец 1940-х был временем моды на рассказы, публикуемые в журналах. Платили за них щедро, и за пару лет Курт успел прилично заработать – побольше, чем получал, корпя над пресс-релизами в пиар-отделе фирмы General Electric.

Однако телевидение положило конец этому бизнесу, и Воннегут перешел от рассказов к романам. Но романы приносят деньги, только если они популярны, а первые книги Воннегута успехом не пользовались, хотя это были вещи, считающиеся теперь классикой: «Сирены Титана», «Колыбель для кошки», «Мать Тьма».

Пришлось снова искать работу, но оказалось, что после нескольких лет вольного творчества Курт уже не мог заставить себя писать что-либо на заказ – будь то очерк о скачках для журнала Sports Illustrated или еще что-то в том же роде. Торговать машинами в автосалоне у него тоже не получилось.

В эти годы появляется Килгор Траут – альтер эго автора, персонаж, позже в разном виде всплывавший в книгах Воннегута. Изначально это был писатель-неудачник, автор полутора сотен никому не нужных фантастических романов. Хотя его прототипом был знакомый Курта писатель Теодор Стержен, Воннегут говорил, что Траут – это тот, кем он рисковал стать в свои 40 с лишним лет.

Все изменилось, когда в 1969 году вышел его шестой роман «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей», основанный на воспоминаниях о пережитом во время Второй мировой войны.

Военнопленный Курт

20-летний Воннегут попал в армию в 1943-м, вылетев из престижного Корнеллского университета, где он вроде бы изучал биохимию, но по факту большую часть времени тратил, сочиняя сатирические тексты для университетской газеты The Cornell Daily Sun. Он наделал шума одной пацифистской статьей, в которой доказывал, что США не должны вступать во Вторую мировую, поэтому его сокурсники немало удивились, узнав, что Воннегут ушел в армию добровольцем.

Акула пера: как Хантер Томпсон стал заложником "Страха и отвращения"

На самом деле Курт просто решил не ждать, когда придет повестка, и воспользоваться правом выбора специальности, которое было у добровольцев. Он выбрал артиллерию и около года постигал премудрости военной науки, пока его перебрасывали из одной части в другую. В конце концов на фронте понадобилась пехота, и именно в качестве пехотинца Воннегут участвовал в сражении при Арденнах, где и попал в плен.

Пленных разместили в Дрездене. Великолепная архитектура города потрясла простого американского парня, не видевшего до того ничего краше Индианаполиса. Немцы были уверены, что противник ценит красоту и не станет бомбить Дрезден. Они ошибались: в середине февраля 1945-го союзная авиация нанесла показательный удар по городу, практически стерев его с лица земли. Погибли более 25 тысяч мирных жителей. Воннегут с другими пленными пересидел бомбежку в подземном хранилище для мяса, благо жили они на скотобойне.

Несколько дней после этого пленные вытаскивали из-под завалов трупы дрезденцев – от стариков до малых детей. Через несколько месяцев Воннегут был освобожден советскими солдатами и отправился домой.

Война детей

Возвращаясь с войны, Воннегут уже знал, что напишет книгу о Дрездене. Однако подобрать подходящие слова оказалось не так-то просто, и книга получилась только через 20 лет.

Курт искал нужную интонацию для рассказа о катастрофе, заставившей сомневаться в человеколюбии и цивилизованности вроде бы цивилизованных людей. Он не рассказывал о войне своим детям – они узнали о том, что пережил отец, из его романа и были потрясены.

Когда Воннегут понял, что дозрел для книги о Дрездене, то отправился навестить одного боевого товарища: повспоминать, освежить в памяти детали. Слушая их разговор, в котором наверняка было много воннегутовских шуточек, жена его друга воскликнула: «Да вы же были тогда совсем детьми! А в этой книге ты, небось, будешь притворяться, что вы были не детьми, а настоящими мужиками, и в кино вас будут играть всякие Фрэнки Синатры, Джоны Уэйны, скверные старики, которые обожают войну. И война будет показана красиво, и пойдут войны одна за другой. А драться будут такие же дети».

Эти слова отрезвили Курта и дали его мысли новое направление.

«Такие дела»

Он работал над романом так долго, что уже не надеялся закончить его. Пробовал разные варианты: писал от первого лица, от третьего, от лица трупа, вещающего из могилы, и так далее. Менялись названия, имена героев, менялся даже жанр: в полном отчаянии автор пробовал сделать «Бойню» пьесой. Ни над каким другим текстом он не корпел так отчаянно – написать о Дрездене было для него жизненно важно.

Только хардкор: 60 лет напряженной жизни Генри Роллинза, панка и писателя

Роман вышел в 1969 году – как раз когда на пике было антивоенное движение, спровоцированное вьетнамской кампанией. Также это была эра хиппи, психоделической революции, расцвета новой поп-культуры. Лучшего времени было не придумать для странной антивоенной книги, в которой воспоминания перемешаны с путешествиями во времени и общением с инопланетянами, предлагающими герою романа Билли Пилигриму особый взгляд на жизнь.

«Такие дела», – приговаривает рассказчик в «Бойне» всякий раз, когда упоминает о чьей-то смерти. Эта фраза стала символом воннегутовского стиля. Она повторяется в романе 106 раз. На ее месте должна быть мораль, но мораль уместна после рассказа об одной трагедии, а что сказать, когда их сотня? Так Воннегут смог передать отстраненность, к которой приходит человек, наблюдающий жизнь и ее драму достаточно долго и беспристрастно.

Друг молодежи

Воннегуту было 47, и вдруг он стал кумиром и гуру поколения своих детей, хиппи и бунтарей, тех, кто твердил: «не верь никому старше тридцати». Воннегута сравнивали с Сэлинджером, который романом «Над пропастью во ржи» перевернул умы молодого поколения начала 1950-х. Раздухарившись, Курт стал повторять в интервью, что чувствует себя человеком другого поколения – лет двадцати, не больше.

У писателя появились фанаты, как у рок-звезды, торчавшие днями и ночами возле его дома. К нему в гости захаживали писатель Норман Мейлер, актер и режиссер Питер Фонда, который только что выпустил «Беспечного ездока» и загорелся идеей экранизировать «Колыбель для кошки». Деньги посыпались дождем.

Были переизданы и по-настоящему оценены предыдущие книги Воннегута. Он сам стал узнаваемым персонажем с характерным имиджем: взъерошенная кудрявая шевелюра, усы, большие очки, сутулые плечи, пиджак и вечная сигарета. Этот имидж не менялся все последующие сорок лет.

Бремя славы

Долгожданный успех оказался для Воннегута сложным испытанием. Не прошло и года после выхода «Бойни», как он ушел из семьи. Новой любовью писателя стала фотограф Джилл Кременц. Хотя первый брак давал трещины уже несколько лет, дети были потрясены поступком отца. С Джейн, впрочем, тот сохранил дружеские отношения.

Несмотря на «вторую молодость», новую жену и славу, Воннегута накрыла депрессия. Писать что-то новое, когда публика ловит каждое твое слово, оказалось намного труднее, чем в те времена, когда Воннегут был никому не нужен. На «Завтрак для чемпионов» ушло четыре года. То была едкая безжалостная сатира на американское общество начала 1970-х, погруженное в «мусорную» поп-культуру и потребительство.

Книгу сопровождали авторские иллюстрации. Со временем Воннегут стал много рисовать и даже устраивать выставки своих работ. Ему нравилось, когда говорили, что его живопись очень гармонирует с тем, что он делает в прозе.

Чуждый элемент

Американский литературный истеблишмент – критики и профессора – не жаловали Воннегута. Его стиль считался простецким. Один не в меру сердитый критик даже назвал его «лоботомизированным». Многих смущала разговорная манера писателя, напоминающая монологи стендаперов (недаром Воннегуту хорошо удавались публичные выступления и лекции).

Солидному американскому писателю полагается создать великий американский роман вроде «Моби Дика» или «Великого Гэтсби» – монументальный, обстоятельный. Многие пытаются, хотя далеко не у всех получается. Грех Воннегута перед критиками был в том, что он даже не пытался.

Вместо этого он сочинял какую-то странную полуфантастику-полусатиру, его романы были компактны и лишены пафоса. Они нравились студентам и злили их преподавателей.

Можно подумать, что ироничный Воннегут не переживал по этому поводу, но нет. Как вспоминает биограф Чарльз Шилдс, их первая встреча с писателем началась с того, что тот сунул ему в руки какую-то литературную энциклопедию и заставил искать в ней свое имя. Его там не было. Тогда Воннегут поинтересовался: «А Керуак есть?» Керуак был. «Видите, они меня не ценят», – тем самым как бы говорил автор «Завтрака для чемпионов».

Несносный юморист

Изданная Шилдсом вскоре после смерти Воннегута биография «Такие дела» пошатнула привычный образ писателя как остроумного, язвительного, ворчливого, но все-таки милого старика. Шилдс показал темную сторону любимца миллионов. В собранных им воспоминаниях друзей и коллег Курта слишком много таких эпитетов, как «жестокий», «пугающий», «неприятный». Воннегут предстает сварливым, неуживчивым, депрессивным человеком.

Доля риска: экстремальная жизнь Александра Куприна

Дети Воннегута признаются, что немного побаивались отца, как и супруга Джейн. Она не требовала от Курта быть идеальным мужем или родителем. Единственное, что ему нужно было, – творить. И если написанные сердитым человеком книги вдохновляли других людей и дарили им надежду, значит, так оно и должно быть.

Можно вспомнить и старую карикатуру «Юморист» датского художника Херлуфа Бидструпа. На ней сердитый болезненного вида мужчина мается с несчастным лицом, орет на домашних, хочет задавить маленькую собачку, а затем – с тем же выражением лица – сочиняет рассказ, над которым все смеются от души. Бидструп не преувеличивал.

Шутки у края могилы

Старея, Воннегут полюбил шутки о своей затянувшейся жизни. «Все-таки мы живем слишком долго», – сетовал он. В другой раз объявил, что будет судиться с производителями сигарет, которые он курил с 14 лет: «Надпись на пачке обещала, что курение убьет меня, но вот мне 83, и я все еще жив. Надувательство!»

Последние годы писатель проводил в одиночестве. Второй брак Курта распался еще в начале 1990-х. Литератор Джон Ирвинг, его сосед по коттеджу на Лонг-Айленде, вспоминал, что, просыпаясь очень рано, он тем не менее всегда встречал Воннегута, курящего и ждущего кого-то, с кем можно было бы поговорить.

В небесной канцелярии жалобы Воннегута были услышаны: вскоре после слов про сигареты, которые не убивают, писатель упал, сильно ударился головой и через несколько дней скончался.

Последней прижизненной книгой Воннегута стала «Человек без страны» (2005) – сборник эссе, которые он писал почти безвозмездно для маленького издания These Times. То были едкие и меткие филиппики в адрес тогдашнего президента Буша-младшего и невеселые размышления о том, куда катится Америка. Неожиданно для самого писателя книга стала широко обсуждаемым бестселлером. Как и в случае с «Бойней», оказалось, что он поймал идеальный момент для публикации.