Спектакль Нового Театра «Столыпин. У премьер-министра мало друзей», поставленный Эдуардом Бояковым и Валентином Клементьевым по одноименной пьесе писателя и историка Святослава Рыбаса, – рассказ о человеке, который почти в одиночку пытался развернуть огромную страну в сторону лучшей жизни – и проиграл, а вместе с ним, как оказалось, проиграла и вся Россия.

Пётр Столыпин – фигура интереснейшая, многомерная, сложная. Для многих, и особенно в последние годы, он символ «несбывшейся России» ХХ века – той, которая могла бы избежать падения в бездну великих потрясений, если бы столыпинские планы были доведены до конца. Могло ли такое произойти, чтобы начатые им реформы полностью восторжествовали и изменили жизнь страны? Спектакль Нового Театра отчасти отвечает на этот вопрос.

Столыпин считал, что для реализации задуманного ему нужны два спокойных десятилетия. Эту его известную цитату повторяют и в спектакле: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России».

В защиту "животного": новый взгляд Нового Театра на чеховскую героиню

Однако постановка «У премьер-министра мало друзей» показывает, что всё куда сложнее. Дело не только во внешнеполитических проблемах и революционерах-террористах, намеренных убивать крупных чиновников, пока власть не начнет играть по их правилам. У Столыпина (его роль исполняет Эдуард Флеров) нет поддержки даже в самой российской власти, которая могла бы консолидироваться перед лицом угрозы. Впрочем, она и консолидировалась – но против Столыпина. Казалось бы, он и есть сама эта власть, но нет – он лишь ее часть, которая никак не приживается, которая отторгается остальным организмом.

Да, ему вроде бы симпатизирует император Николай II (Максим Линников), но нерешительность государя – не секрет ни для кого, тем более в таких вопросах, когда все – и дворянство, и финансисты, и правые, и левые – единодушно настроены против премьер-министра.

Тревожный тон спектаклю задает его документальное начало – рассказ о теракте в доме Столыпина на Аптекарском острове в 1906 году: трое террористов пытались прорваться в кабинет, где премьер-министр вел прием граждан, но, будучи разоблачены, взорвали бомбу у подъезда. В результате погибли два десятка случайных людей, в том числе и юная няня столыпинских детей. Сын Аркадий был контужен, а дочь Наталья получила увечья на всю жизнь.

Весь спектакль мы видим, как тучи сгущаются над головой премьера: террористы пытаются его запугать, а тем временем непонимание между Столыпиным и другими министрами и политиками растет, переходя в противостояние. Испуганные домашние уговаривают его отказаться от борьбы, которая кажется заранее проигранной – всем, но не самому Столыпину.

Его идея вывода русского крестьянина из общины и превращение в самостоятельного хозяина-фермера и правыми, и левыми воспринимается как покушение на основы российского уклада. Столыпин же твердит: эта реформа спасет страну. Не менее опасной выглядит его попытка установить контроль над могущественными частными банками, наводящими в стране свои порядки. Министр финансов Коковцов (Валентин Клементьев) объясняет Столыпину, что это надо было делать полвека назад, а теперь все зашло так далеко, что уже ничего не изменишь.

Вторая линия спектакля – трагическая революционная карьера поручика Маевского (Эдуард Иоонас), ухаживающего за дочерью премьера Машей (Дарья Дуженкова). Молодой ветеран Русско-японской войны, он разочарован в государственном строе и вступает в общение с инфернальными заговорщиками и, в частности, с довольно карикатурным злодеем-эсером по фамилии Гоц (Артём Орлов).

Скоро поручик понимает, что ошибся дверью, но уже поздно – его казнят по приговору военно-полевого суда, инстанции, введенной Столыпиным после покушения 1906 года.

Сам же Столыпин, почти как камикадзе, летит к собственной гибели, понимая, что никакая отставка его уже не спасет, поскольку революционеры склонны убивать и за прошлые дела. На него покушались 11 раз – он почти привык и смирился со своей участью.

С одной стороны, спектакль лишен сомнительных фантазий, которыми нередко грешат постановки на исторические темы – то есть достаточно точен с исторической точки зрения. С другой, это не реалистическая драма, а скорее что-то вроде фрески, где вся сложная личность Столыпина сведена к изображению героя-ратоборца на государственном посту. На него давят со всех сторон, а он мужественно идет вперед то ли к неминуемой победе, то ли к неминуемой гибели. Единственный видимый зрителю недостаток ратоборца состоит в том, что в своем священном походе он подвергает риску родных и близких.

«Фресковость» спектакля подчеркивается его пластическим решением. Перед нами не действие, а будто бы говорящие фотографии той эпохи, на которых люди всегда целиком повернуты к зрителю, даже если это снимок полуразрушенной взрывом бомбы дачи на Аптекарском острове, запечатлевший полицейских и спасателей, разгребающих завалы.

Вглубь России: новая премьера "Лавра" от Эдуарда Боякова и Нового театра

За долгие секунды ожидания вспышки люди успевают освободиться от всех лишних эмоций на своем лице. Это особое предстояние перед фотокамерой придает им спокойный сдержанный вид, которого уже не было в последующие годы, когда фотографирование стало процессом более непринужденным – и уж тем более его и в помине нет сейчас, когда снимки делаются на лету.

Каждая сцена спектакля – ожившая фотография. Разговаривая друг с другом, герои почти не меняют поз, оставаясь развернутыми к зрительному залу. Они – голоса и образы из прошлого, всплывающие в памяти того, кто перебирает черно-белые снимки.

Взгляд их почти всегда обращен вдаль, словно они всматриваются в вековую пропасть времени, истории, на другом конце которой находятся зрители, люди XXI века.

Последнее, унесшее его жизнь, покушение на Столыпина произошло в киевском театре – и в том, что вся эта трагическая история спустя столетие с лишним воспроизводится в театре, есть глубокий символизм. Подчеркивая его, в начале спектакля будущий убийца премьер-министра Богров (Павел Приемышев) выносит на сцену небольшую, освещенную изнутри модель киевского театра.

Безусловно, остроту спектаклю придает то обстоятельство, что Столыпин для нас сегодня – больше, чем фигура из прошлого, как и вся предреволюционная эпоха ХХ века – больше, чем глава в учебнике истории. Так уж живет Россия, что, перелистывая страницы этого учебника, мы часто замечаем повторение одних и тех же сюжетов – пусть в новом антураже, с новыми деталями и масками, но с прежней сутью. И в Столыпине мы одновременно видим и государственного титана, подобно Петру I, готового не останавливаться ни перед чем, чтобы завершить начатое преобразование, и еще один характерный российский типаж – лесковского Левшу, вечно изобретающего какие-то полезные усовершенствования – и при попытке их воплощения, неизменно наталкивающегося на глухое сопротивление.