– По текущим прогнозам, рост глобальной температуры к 2100 году составит 3,5 градуса. Экоактивисты бьют тревогу, но при этом порой призывают к мерам, которые кажутся невыполнимыми: не летать на самолетах, отказаться от употребления мяса и т. д. Есть ли более прагматичная стратегия борьбы с климатическим кризисом?

– Есть, и ключевой фактор здесь – энергоэффективность. Если вдуматься, большая часть энергии, которую расходует человечество, уходит зря. Нужно начать с простейшей экономии, эффективность использования электричества реально повысить в среднем на 30%.

– Иными словами, лампочка не должна гореть там, где она никому не нужна?

– Именно. Датчики света и температуры, «умное» железо и контролирующее его ПО и в целом автоматизация энергосистем в городах и на предприятиях заметно сокращают потребление электричества без ущерба для качества жизни. По расчетам Schneider Electric, внедрение интеллектуальных систем в короткой перспективе позволяет уменьшить объем вредных выбросов на 50%, а если взять совсем устаревшие производства, то и на 80%.
Но это лишь начало пути, поскольку внедрение цифровых технологий в энергетике предполагает новый способ управления процессами – без повышения их эффективности тоже не обойтись. Возьмем, например, строительство: создание цифровых двойников позволяет не только сэкономить электричество на самой стройке, но в принципе спроектировать здание так, чтобы оно было максимально эффективным. А превентивная и предсказательная аналитика поможет в его дальнейшем обслуживании.

– Какая технология сделала возможной цифровизацию энергетической отрасли?

– Лучше говорить о совокупности технологий: появляется все больше «умных», то есть подключенных к Сети устройств, с них можно собирать данные, проводить глубокую аналитику и за счет этого находить способы оптимизации энергопотребления. Плюс нейросети, машинное обучение – то, что в обиходе называют искусственным интеллектом, – позволяют быстро находить правильные решения и тем самым ускоряют прогресс.

– В чем мотивация для компаний внедрять энергоэффективные системы?

– Во‑первых, это банальная экономия на операционных издержках. Бизнес обязан считать деньги, и тот, кто раньше пройдет цифровую трансформацию, выживет в экономике XXI века. Именно с таким запросом в Schneider Electric обращаются другие компании. Во‑вторых, среди ведущих брендов все популярнее становится позиция ответственности: да, мы причастны к тому, что происходит на планете, поэтому делаем ставку на устойчивое развитие.

– Но цифровизация, кажущаяся панацеей от многих бед, сама вызывает дополнительный рост энергопотребления: сбор и обработка данных, гиперподключенность, блокчейн-вычисления и так далее. Вам не кажется, что здесь кроется опасное противоречие?

– В истории всегда было так, что новая технология, решая одни проблемы, одновременно создает другие вызовы. Но это не повод останавливать разработки и ставить шлагбаум на пути прогресса. Вопрос вновь сводится к ответственности технологических компаний – те же Google, Microsoft, Amazon декларируют цель сделать свои дата-центры полностью zero carbon («нулевые выбросы». – «Профиль»). К тому же сегодня на IT-отрасль приходится всего несколько процентов мирового потребления электроэнергии. В ближайшие несколько лет доля увеличится до 10%, но это должно произойти за счет возобновляемых источников энергии.

– Если на Западе жизнь обустроена и можно задуматься об идеалистических целях, то как быть с менее богатыми странами, которые только проходят индустриальный этап развития? Например, в Индии продолжается электрификация, а значит, потребление энергии будет только расти…

– Очевидно, что доступ к энергии должен быть приоритетом, потому что там, где нет электричества, нет и должного уровня жизни. Но не стоит представлять ситуацию так, что развивающиеся страны, вставая на путь прогресса, от первозданного «зеленого» состояния приходят к чему-то худшему. Наоборот, в Индии очень большое потребление угля, что отнюдь не экологично. Международные компании, участвуя в электрификации Азии и Африки, внедряют настоящие «зеленые» технологии: солнечные батареи, ветряки, микроэнергосистемы (microgrids) для отдаленных деревень.
Есть пример Китая, который пока тоже использует много угля, но власти страны принимают решения, которые позволят радикально снизить его потребление к 2030–2040 годам. Как раз благодаря накопленному мировому опыту индустриализацию можно ускорить: если Европа проходила промышленную революцию почти 200 лет, то Китай – меньше ста, а Индия может пройти и того быстрее.

– Чем вы объясняете массовое распространение солнечной и ветряной энергетики в последние годы? Ведь о проблеме глобального потепления в ООН заговорили еще в 1990‑х, и сразу было понятно, что необходимо отказаться от ископаемого топлива…

– С течением времени возобновляемая энергетика становится выгоднее традиционной. Уже сейчас на некоторых «зеленых» электростанциях достигнут ценовой паритет с нефтью и газом, а скоро, судя по разным сценариям, добывать электричество из энергии солнца и ветра будет дешевле. Здесь такая же ситуация, как с предприятиями: хочешь сэкономить – занимайся высокотехнологичным развитием.

– Есть мнение, что распространение солнечных и ветряных электростанций еще не означает настоящего прорыва в энергетике. Мол, он случится лишь тогда, когда изменится структура генерации: произойдет децентрализация энергосетей, и у каждого домохозяйства появится возможность добывать энергию, накапливать ее излишки, а затем продавать их на онлайн-биржах. Настанет ли такой момент?

– С одной стороны, микроэнергосистемы не новость, для обширных территорий или островов это единственное оптимальное решение. Например, в отдаленные районы в Африке электричество проникает именно за счет таких систем, потому что централизованное электроснабжение там попросту невозможно. Также есть примеры использования микросистем технологическими компаниями – некоторые дата-центры сами обеспечивают себя энергией. Но в целом вопрос сводится к способу хранения энергии. Когда мы увидим новые технологии в этой сфере, тогда и случится взлет микроэнергосистем.

– Известны проекты гигантских энергохранилищ на литий-ионных аккумуляторах – в Китае, Австралии, США. На ваш взгляд, они не являются решением? Литий-ионная технология недостаточно хороша, и нам стоит ждать графеновые, ванадиевые или иные типы аккумуляторов, о разработке которых говорят уже много лет?

– Вообще, уже сейчас применяются порядка 10 альтернативных видов аккумуляторов. Например, в странах с жарким климатом температура не позволяет использовать литий-ионные батареи, и в ход идут натриевые. Но в целом да, в сфере хранения энергии необходим настоящий прорыв.

– Вы упомянули, что крупные корпорации сами берут на себя обязательства по снижению объема выбросов. Но достаточно ли добровольного участия, чтобы предотвратить экологическую катастрофу?

– Сентябрьский саммит ООН как раз показал, что государства стали по-другому смотреть на проблему климата и готовы менять свою политику. Китай делает много для декарбонизации экономики, Индия тоже идет к этому. Даже в США, несмотря на то, что администрация Дональда Трампа решила выйти из Парижского соглашения, отдельные штаты проводят собственный курс: Калифорния намерена добиться полной декарбонизации в ближайшее десятилетие, Нью-Йорк недавно решил сделать то же самое.
Играет свою роль и настойчивость экоактивистов: финансовые структуры предпочитают вкладывать деньги в компании, связанные с «зелеными» технологиями. То есть инвесторы, прежде чем покупать акции, реально интересуются, что руководство компании делает для снижения выбросов. Идет колоссальное давление на нефтегазовый сектор, и, например, Shell заявляет об инвестициях порядка $3 млрд ежегодно для развития сегмента чистой энергии. Несколько лет назад эти процессы были малозаметны, но сейчас начинает ощущаться синергетический эффект.

– В России «зеленая» энергетика до сих пор в зародыше. Пессимистичная точка зрения гласит, что, пока экономика страны сидит на нефтяной игле, никакие благие побуждения не сработают и россияне продолжат расточительно относиться к энергии. Что думаете?

– Любопытно, что мы говорим об этом спустя несколько дней после того, как Россия все же присоединилась к Парижскому соглашению. Может, Москва и не претендует на роль мирового лидера в борьбе с изменением климата, но, если сравнить с тем, что было несколько лет назад, я точно вижу перемены к лучшему, в том числе общаясь с партнерами из российских нефтегазовых компаний.

– То есть реальное начало экологической политики не равно концу эры углеводородов?

– Нет, конечно. Газ – более экологичное топливо по сравнению с угольным. Нефть, в свою очередь, все равно требуется человеку – например, для создания различных материалов из нефтепродуктов. Поэтому совершенно не обязательно ждать, когда будет добыт последний баррель, чтобы начинать заниматься «зеленой» энергетикой. Перестраиваться нужно уже сейчас.