Как страх перед Китаем 10 лет заставляет БРИКС оставаться альянсом-призраком

Что заменяет китайцам запрещенные в КНР западные соцсети

Да, создано несколько институтов, но их роль невелика, зато представители стран–участниц то и дело говорят о том, что БРИКС уготована уникальная роль в новой архитектуре глобального мира. Видимо, ждут, когда трупы действующих наднациональных экономических структур «проплывут» у их ног. Россия в этом году приступила к несению вахты в качестве председателя альянса, и «Профиль» решил посмотреть, чего добилась и во что превратилась организация за минувшие годы.

Формально экономические показатели группы пяти впечатляют. По данным замминистра иностранных дел Сергея Рябкова, по итогам 2018 года совокупный объем ВВП стран БРИКС по паритету покупательной способности (ППС) достиг $44 трлн. Согласно прогнозу Международного валютного фонда на 2019 год (точные цифры еще не подсчитаны), этот показатель должен вырасти до $47,6 трлн. Для сравнения: аналогичный прогноз Фонда для стран «Большой семерки» составляет $42,4 трлн, по ППС, разумеется.

PR-альянс

Проблема в том, что красивая картинка получается только за счет Китая, чей номинальный ВВП в 2019-м составил $14,216 трлн. Для сравнения: ВВП Индии – $2,97 трлн, Бразилии – $1,96 трлн, России – $1,61 трлн. Доля экономики ЮАР в общей копилке настолько мала, что ее можно и не учитывать. Если же посмотреть на объемы товаропотоков и инвестиций между государствами–участниками БРИКС и сравнить их с объемами торговли и капиталовложений в третьих страны, возникает вопрос: а с чего вообще эти ребята называют себя каким-то объединением?

Чтобы ответить, посмотрим, как все начиналось. По факту, организация, которую мы называем БРИКС, возникла случайно – журналистам и политикам понравилась звучная аббревиатура, придуманная экспертом Goldman Sachs Джимом О'Нилом в далеком 2001 году.

Тогда в аналитической записке под названием «Кирпичи для построения лучшей глобальной экономики» (Building Better Global Economic BRICs) он сделал прогноз о том, что через 49 лет суммарный размер экономик четырех быстроразвивающихся стран – Бразилии, России, Индии и Китая – обгонит суммарный размер экономик «Большой семерки», куда входят США, Германия, Великобритания, Япония, Франция, Канада и Италия. Дело в том, что все четыре участника тогда еще БРИК в начале нулевых демонстрировали прирост ВВП на уровне 10%.

Правда, на этом общие моменты у них и заканчивались – экономические и политические модели, демографическая ситуация различались кардинально. Китай и Индия, например, входили в число лидеров по количеству и динамике роста населения, а РФ страдала от депопуляции. Поднебесную называли «мастерской мира», поскольку в конце ХХ века западные компании стали активно переносить туда свои производственные мощности.

Экономические успехи Индии также во многом были обусловлены наличием дешевых трудовых ресурсов, но в несколько иной области. В конце XIX века британские колонизаторы сформировали здесь систему элитарного образования, которая в начале ХХI века позволила полуграмотной стране стать лидером мирового офшорного программирования. Бразильская экономика растет за счет американских инвестиций в сельское хозяйство и промышленность, а Россию недоброжелатели презрительно называли бензоколонкой. Наша страна была крупнейшим мировым экспортером сырья и энергоносителей.

Ах да, еще пара общих моментов: главными экономическими партнерами всех участников БРИК были Соединенные Штаты и Евросоюз (больше половины внешнеторгового оборота России приходилось на ЕС), и все четыре государства критически зависели от трансферта западных технологий. Или, говоря языком Иммануила Валлерстайна, все они являлись экономической периферией коллективного Запада.

Пасту в тюбик не вернуть

Но звучный термин ушел в медиасреду, его стали использовать политики... в общем, как говорится, выдавленную пасту обратно в тюбик не затолкать. К тому же гипотетический альянс четырех динамично развивающихся государств выглядел привлекательно с точки зрения геополитики. Направления деятельности Бразилии, Индии, России и Китая покрывали основные сферы глобальной экономики – энергетика, промышленность, сельское хозяйство, ИТ. На долю стран БРИК приходилось 26% территории мира, где проживало свыше 40% населения Земли и генерировалось до 15% мирового ВВП.

При большом желании «союз четырех» мог бы стать противовесом Западу. Тем паче, что Кремль в середине нулевых начал продвигать идеи суверенной демократии и энергетической сверхдержавы, и именно наша страна стала главным инициатором превращения БРИК из аббревиатуры Goldman Sachs в подобие международного альянса. Заодно Москва рассчитывала диверсифицировать экономические связи – тогда как раз прозвучала идея т. н. «восточного вектора».

Об идее создания альянса БРИК было заявлено в июне 2006 года после встречи в рамках Петербургского экономического форума министров иностранных дел Бразилии, России, Индии и Китая. Если посмотреть западную прессу тех лет, то, кажется, ни один эксперт не предполагал возможности координации экономических политик в рамках БРИК – настолько очевидна была разница интересов участников. Главы государств альянса-призрака впервые встретились в июле 2008-го на саммите G8 в Токио, где договорились провести полноформатный саммит в Екатеринбурге ровно через год. С этой встречи и идет формальный отсчет.

Что мы имели к этому моменту с точки зрения экономического сотрудничества? Да практически ничего – больше половины внешнеторгового оборота и большая доля инвестиций в российскую экономику по-прежнему приходилось на ЕС. Доля КНР во внешней торговле не дотягивала до 8,5%, Индии – около 1,6%, Бразилии – 1%.

Интересно, что, стартовав на уровне министров иностранных дел и выйдя на уровень саммитов глав государств в 2008-м, механизм БРИК (а позже БРИКС) оставался площадкой для переговоров чиновников разного уровня динамично развивающихся государств. То есть какой-то институализации нового альянса не происходило. Это понятно, ведь Россия хотела использовать БРИКС как инструмент геополитического влияния.

Но понятно, что это был бы неравный брак, где главенствующая роль принадлежала бы отнюдь не нам, а Пекину – в силу растущего экономического и политического влияния. А этого нам совсем не хотелось.

Не БРИК, а... ИК

Кризис 2008-го положил конец главной экономической скрепе БРИК, в том смысле, что альянс перестал быть клубом быстроразвивающихся экономик. Де-факто к 2009 году от звучного БРИК остался только неблагозвучный ИК. Бразильская экономика с началом кризиса прекратила свой рост, а российская вообще ушла в минус, причем показатели РФ оказались худшими среди только что созданной группы G20. Зато Индия и Китай отреагировали на экономический катаклизм лишь незначительным замедлением темпов прироста своего ВВП и остались в числе драйверов мирового хозяйства.

Выкарабкивались из кризиса участники «союза четырех» тоже поодиночке, без какой-либо координации и взаимодействия.

Зато в начале 2011-го, когда кризис отступил, к группе присоединился пятый участник – Южно-Африканская республика. Полнейший мезальянс, учитывая, что по размеру экономики ЮАР находится примерно на 33-й позиции, уступая Мексике, Индонезии, Турции и даже Ирану и Нигерии. А безработица в этой стране стабильно держится на уровне 25% и выше. Доля африканской страны в торговом обороте РФ находится почти на уровне арифметической погрешности – 0,1%. Правда, в Китай ЮАР отправлял более 18% своей продукции, в основном разнообразное сырье. Зато с политической точки зрения БРИКС стал альянсом, представляющим развивающиеся страны всех континентов.

До полной гармонии пока далеко

Даже сторонники БРИКС признают, что это объединение и сегодня «не столь очевидно», как «Большая семерка» или G20, которые формировались по вполне очевидным показателям – семь или 20 крупнейших экономик мира. Однако, по словам директора по научной работе Института экономической политики им. Е.Т. Гайдара Сергея Дробышевского, «альянс пяти» создан «очень прозорливо», с прицелом на будущее.

По словам эксперта, система наднационального управления мировой экономикой, которая казалась незыблемой в начале 2000-х, теперь дает многочисленные сбои (сказались кризис, брекзит, изменения в руководстве Соединенных Штатов и т. д.). Эти сбои выражаются в необязательности выполнения норм ВТО, неэффективности принятия решений в рамках G20, кризисе «классических» международных финансовых институтов вроде МВФ и Всемирного банка. А ведь еще в 2010-м подобного не наблюдалось.

С учетом этого, объединение крупнейших развивающихся экономик может начать играть роль того самого противовеса Западу, о котором когда-то мечтали в Кремле. Тем более, что сами страны-участницы (не все, правда) изменили свое положение в мировой табели о рангах. Китай по объемам ВВП вышел на вторую позицию после США и играет равноправную роль с традиционными экономическими центрами, вроде той же Америки, ЕС и Японии.

По мнению Дробышевского, за истекшие 10 лет отработан механизм достижения консенсуса по большинству экономических вопросов, которые участники БРИКС могли бы совместно решать в рамках работы традиционных финансовых объединений и экономических блоков. Правда, пока каждый по-прежнему больше озабочен своим: Китай – торговыми войнами с США, Россия – падением нефтяных цен и прокладкой новых трубопроводов.

С политическим единством тоже не очень – это хорошо иллюстрируется позицией коллег по БРИКС в вопросе о признании Крыма. В 2014-м никто из участников альянса не рискнул отношениями с Западом, а потому, как заявил глава МИД Сергей Лавров, «мы услышали понимание сложившейся ситуации [в Крыму], понимание исторических аспектов всей этой ситуации, и мы за это благодарны нашим партнерам». Чиновник подчеркнул, что признания итогов референдума «никто ни у кого не требует»

Даже Китай ограничился общими фразами. «Уважение суверенитета, независимости и территориальной целостности стран является неизменной позицией КНР, – сказал представитель МИД КНР Хун Лэй. – Считаем, что все стороны должны сохранять хладнокровие и сдержанность, не предпринимать противоречивых действий, способных обострить противоречия». С натяжкой можно сказать, что Пекин и Дели фактически признали Крым российским, когда проголосовали против резолюции 68/262 Генассамблеи ООН в поддержку территориальной целостности Украины.

Да и внутри альянса не все ладно – достаточно вспомнить, как в 2017-м Индия и Китай оказались на грани военного конфликта, поспорив из-за приграничных территориях на плато Доклам. К счастью, дальше угроз дело не зашло, но сказать, что конфликт полностью исчерпан, тоже вряд ли можно.

Китайская сказка

За 10 лет участники БРИКС предприняли меры по формированию своей системы финансовых институтов – создан Новый банк развития БРИКС с уставным капиталом $100 млрд. Пока это не альтернатива МВФ или ВБ, а скорее, нечто вроде кассы взаимопомощи для своих. «Новый банк развития является неплохим ответом на размышления скептиков, в состоянии ли вообще эта пятерка создавать институты без содействия и участия западной экспертизы, других экономик», – отметил директор департамента международных финансовых отношений Минфина Андрей Бокарев. Создан Пул условных валютных резервов и т. д.

Теоретически эти инструменты позволяют странам БРИКС эффективнее использовать имеющиеся финансовые ресурсы и возможность кооперации финансовых ресурсов на наднациональном уровне для решения экономических задач как на своей территории, так и на территории других стран, что повышает значимость этого экономического союза в мире.

Однако нельзя не признать, что экономическая кооперация внутри БРИКС по прежнему очень слаба. Россия в рамках своего «восточного вектора» несколько нарастила товарооборот с Китаем, но доминирование Запада в качестве главного экономического партнера никуда не ушло. Общий объем инвестиций Пекина в 2019 году превысил $2034 млрд, из них на нашу страну пришлось лишь $55 млрд. – чуть больше, чем в Нигерию, куда КНР вложил больше $46 млрд.

Пока большая часть перспективных проектов не выходит за рамки двусторонних или многосторонних переговоров. Кстати, проектов и тем для бесед становится все больше. На петербургском саммите в июне этого года предполагается провести больше 150 мероприятий различного уровня по самым разным повесткам – от экономики до спорта.

Экономическая повестка большей частью сводится к развитию сотрудничества с Китаем – это понятно, поскольку речь идет о второй экономике мира. Стоит ли удивляться, что общую повестку все больше задает Поднебесная. Последняя вообще очень плавно старается превратить БРИКС во влиятельного мирового актора – на это направлена и китайская инициатива по превращению группы в БРИКС+. То есть то, о чем мечтала РФ в середине нулевых, теперь воплощает КНР.

Ясно, что в новых условиях сильный БРИКС станет инструментом продвижения интересов Пекина, а не Москвы. Это вполне укладывается в глобальную доктрину КНР «Один пояс и один путь», которая была выдвинута в 2010-х. Возможно, поэтому остальные участники группы не стремятся к углублению взаимодействия и к дальнейшей институализации альянса, акцентируя внимание на отсутствие доминирования какой-либо из сторон, равноправия внутри БРИКС и учета всех интересов при приятии решений.