Максим Божко: "Россия имеет право защищаться"

– Максим, с 2022 года мы наблюдаем массовый уход из России западных компаний. Породил ли он волну юридических разбирательств? Какого рода риски могут ожидать покупателей таких активов?

– Как ни странно, эти уходы проходят очень экологично. Могу точно сказать, что практически нет трудовых споров. Иностранные компании избегают конфликтов с персоналом. Есть даже случаи, где сотрудникам при увольнении выплачивали годовые зарплаты.

Скорее, можно наблюдать юридические споры иного характера – например, по вопросам неисполнения обязательств иностранным бизнесом перед российскими компаниями. К примеру, ОАО «РЖД» судится с Siemens: компания требует исполнять обязательства по договорам на поставку и обслуживание поездов. В 2019 году между компаниями было заключено соглашение на закупку и техническое обслуживание новых «Сапсанов». Siemens Mobility и АО «Группа "Синара"» должны были поставить 13 железнодорожных составов (на 513,5 млн евро), также Siemens обязалась обслуживать и ремонтировать поезда в течение всего срока службы, а это 30 лет (на сумму еще 583,1 млн евро). Но в октябре 2022 года Siemens Mobility направила в адрес РЖД уведомление о расторжении договора, причем мотивировав это введенными санкциями в отношении российских юридических лиц. Однако арбитражные суды, куда обратилась РЖД, подтвердили правоту российской компании, и обязали Siemens исполнять обязательства.

Сбербанк подал иск к Glencore на 117 млн евро. Между Sber Trading Swiss AG (дочерняя компания Сбербанка) и Glencore Energy UK был заключен договор на поставку нефтепродуктов. Sber Trading Swiss уступила права требования по этому соглашению Сбербанку. Но после введения санкций группа компаний Glencore отказалась оплатить поставку, в итоге Сбер инициировал судебное разбирательство, оно продолжается.

А Парк аттракционов «Остров мечты» судится с арендаторами: с компании Н&М торгово-развлекательный комплекс требовал более 700 млн рублей, но в результате спор урегулировали мирно. А с Adidas они сейчас требуют более 3 млрд рублей. Adidas приостановил работу всех своих магазинов в России, в том числе и на площадке «Острова мечты», в марте 2022 года. Рвутся отношения, выстроенные вдолгую. Ведь многие договорные связи закладываются в проектах изначально. Часто, когда строится недвижимость, она же сразу проектируется под арендатора. И теперь это рушится.

Интересно, что наши арбитражные суды в таких спорах охотно применяют обеспечительные меры: арест денежных средств, активов, запрет продавать акции и т. д. И это что-то новое, ведь обычно в нашем судопроизводстве применение обеспечительных мер как раз нечастое явление, это случается в острых ситуациях. Но сейчас российские суды занимают строгую позицию в отношении зарубежных компаний. Причем суды прямым текстом мотивируют свое решение тем, что ответчик – иностранный контрагент. Это важно, ведь если даже какая-то российская компания, тот же условный Сбербанк, выиграет суд, что он сможет сделать в существующей геополитической ситуации? Ничего. Иностранная компания выведет свои деньги. Поэтому мы эти деньги здесь арестовываем.

Но в то же время такие действия должны быть справедливыми, без перегибов. Скажем, я изучал спор, рассмотренный Московским городским судом, где иностранная компания – РКБ Банк лтд., относящаяся к юрисдикции Кипра, – пыталась взыскать деньги с российских физических лиц на большую сумму и обратить взыскание на недвижимое имущество, являющееся залогом по кредиту. Суд применил неправовую мотивировку. Истцу отказали только потому, что это Кипр. Я не хочу сказать, что мотивировка незаконная. Но она неправовая, противоречит духу права, его смыслу. В судебном решении написано буквально следующее: «возможность перехода права собственности на недвижимость и иные активы гражданина РФ на территории РФ в пользу иностранных лиц, связанных с <..недружественными действиями…>, в настоящее время имеет специальное регулирование, исключающее возможность перехода такого права в рамках судопроизводства на территории Российской Федерации».

Такова новая реальность. В данном случае иностранное лицо не может реализовать свое право на территории России, в том числе получить право на объект недвижимости или даже реализовать залог, поскольку в ходе реализации залога на определенном этапе возможно оставление объекта в собственности залогодержателя. Не хотелось бы, чтобы подобное становилось повсеместной практикой.

Что же касается рисков при покупке активов уходящих компаний – они могут быть. Ведь такие активы покупают не самые крупные игроки рынка. Инвестор покупает такой актив с дисконтом, и для него это шанс вырасти на рынке, преуспеть. А в этом случае он становится на слуху, становится заметен – и его могут купить еще более крупные игроки. Причем такая покупка может быть сделана в форме предложения, от которого невозможно отказаться. К сожалению, такое у нас возможно. И это риск.

А в целом, если подытожить, уход иностранцев с российского рынка демонстрирует определенные тренды. Первый – когда государство (в лице Росимущества) забирает активы зарубежных компаний в доверительное управление. Это не новый инвестор или собственник. Просто государство забирает актив себе под доверительный контроль. Такое случается со значимыми активами. Например, такой вариант прошел с активами французской компании Danone. Но этот вариант позволяет отдать позже активы назад: государство снимет корпоративный контроль (выпустив, скажем, для этого распоряжение правительства РФ).

И этот подход тоже имеет свои последствия. Ведь «учредитель управления» – собственник акций – может быть не согласен с экономическим эффектом от такого управления, и через время, когда контроль над акциями, предположим, будет возвращен, стоимость этих акций может быть ниже. В том числе по совершенно рыночным причинам. Но это может стать предметом споров и разбирательств. Кроме того, иногда такой вытесненный акционер может вовсе не согласиться с действиями правительства РФ по произвольному лишению его права собственности. Мы видим это на примере новостей о ситуации с Carlsberg.

Другой тренд – так называемый квазиуход. Есть признаки, что история с сетью «Вкусно и точка» – это квазиуход. Это некий договор, скорее всего, политико-деловой, с менеджментом или с какими-то основными деловыми партнерами, как со «Вкусно и точка». Актив покупает топ-менеджмент, который находится в длительных доверительных отношениях с иностранным акционером, он берет на себя «держание» этого актива, по всем документам они становятся собственниками. Иностранные владельцы получают некие гарантии, которые позволят им вернуться через 5-10-15 лет, но насколько они легитимизированы, прописаны в документах, мы не знаем. Эта договоренность может быть юридической, но непубличной. Это напоминает концепцию сделки РЕПО (REPO – Repurchase Agreement): покупатель принимает на себя обязательства вернуть эти акции при наступлении определенных обстоятельств – либо без наступления таковых, в течение определенного срока, когда иностранный владелец скажет: «Я решил вернуться». Но, возможно, это просто гарантии политического свойства. И я не берусь с уверенностью прогнозировать исход возможного судебного спора между бенефициаром, решившимся заявить о своем возврате, и такого вот trustee. Ведь на примерах выше мы понимаем, что государство (читай суды) может встать на сторону российского предпринимателя. А как это мотивировать по закону, юристы решат.

– Санкции, разрывы технологических цепочек, замена поставщиков на фоне СВО погрузили бизнес в серьезную турбулентность. Какова роль юридических служб и компаний в текущей реальности? Появляются ли новые практики, заметна ли перестройка рынка юридических услуг под актуальные запросы?

– Можно сказать, что появился целый новый сектор услуг в области GR, инвестиционного консалтинга и юриспруденции. Например, актуальный формат GR для уходящих компаний: правильный выбор покупателя, согласование сделки в антимонопольной службе, в Минпромторге и сопровождение в межправительственной комиссии.

У инвесторов возникают вопросы по условиям ухода. Как по ценовым, так и по структуре сделки: продажа, продажа с условием обратного выкупа, доверительное управление и так далее.

С учетом того, что компании договариваются с российским менеджментом и оставляют активы ему, на рынке формируется и консалтинговая услуга по обеспечению контроля над происходящим в бизнесе. Проще говоря, защита от нерадивости или недобросовестности руководителей.

Как и раньше, есть спрос на услуги по сопровождению сделок, оценке рисков актива и последствий сделки (важно ведь не только купить, но и удержать приобретенное). И, конечно, идет «охота» за интересными активами.

– Ослабление блока либералов, отъезд из страны Анатолия Чубайса породил разговоры о новой волне приватизации с одной стороны, а с другой, о деприватизации советских активов, полученных нынешними их владельцами во времена так называемых залоговых аукционов и ваучерной приватизации. Ваши ожидания и прогнозы в этой связи?

– Надо заметить, что сейчас мы имеем дефицит технологий, дефицит кадров, компетенций, в том числе технологических. И если в такой ситуации бизнес, держатели крупного капитала, выводит из страны деньги, государство вынуждено принимать меры, чтобы защитить интересы общества. Ведь в свое время власть доверила этим людям отвечать за определенные сферы экономики. За никель, за алюминий, за энергетику. Им отдали активы, они были облечены доверием. По большому счету, это контракт с властью.

А если сегодня, в условиях, когда страна сталкивается с вызовами, такой бизнесмен заявляет о том, что он не связан с Россией, не имеет российского гражданства, у него нет корневых интересов в стране… и выводит капиталы из страны, у него зона экономических интересов за пределами государства – то он не заинтересован в том, чтобы инвестировать в эту страну. Тогда государство предпринимает шаги к национализации актива. Начинается правовое переосмысление и того, каким образом бизнес получил этот актив. Это переосмысление нужно для того, чтобы, используя легитимные инструменты, возвратить экономический контроль над активом в российский периметр, чтобы он работал на нашу страну и ее процветание.

В этой связи я ожидаю тренда на постепенное аккумулирование отраслеобразующих активов в стране. Это не обязательно будут иски Генеральной прокуратуры об изъятии имущества в пользу государства (как это было в примере с иском к Андрею Мельниченко об изъятии акций СИБЭКО). Это могут быть договоренности и решения о реструктуризации, но итогом должна быть концентрация экономических ресурсов в стране. Эти ресурсы нужны для того, чтобы развивать собственную промышленность, возрождать инженерную школу и в конечном итоге развивать экономику и укреплять национальную валюту. Ведь она падает в том числе из-за большого оттока капитала как по схемам серого импорта, так и для целей инвестирования в иных юрисдикциях.

Я как юрист и гражданин разделяю позицию, что если граждане нашей страны, тем более владельцы крупного капитала, заработали его в этой стране, а тем более если, фактически, получили его по наследству от государства и теперь не несут социальной ответственности перед страной, отказываются от экономической связи с родиной – это вызов. Россия имеет право защищаться.

Да, когда прежние договоренности фактически аннулируются, сторнируются, юристы иногда смотрят на эту ситуацию с формально-правовой точки зрения. Право собственности абсолютно, и собственник имеет право распоряжаться его плодами по своему усмотрению, в том числе развивая благосостояние другой страны, гражданство которой он при этом имеет. Я же скажу: Salus populi suprema lex esto – «Благо народа есть высший закон», это латинская максима. Кто-то может со мной не согласиться. Но мой прогноз таков: правовые инструменты будут использованы в ближайшие годы для аккумулирования внутри страны капитала. Это могут быть и договоры, и корпоративные сделки, и судебные решения.

– Вы специализируетесь на очистке активов от обременения. Что скрывается за этой формулировкой? С какими случаями к вам обращаются клиенты?

– Обременение может быть разного рода. Доверительное управление, арест, аренда, залог – это то, что сразу юридически очевидно. Но бывают и менее очевидные обременения – такие, как притязание органов власти, самовольная постройка без необходимых согласований, конфликт акционера с другим акционером или с топ-менеджментом, оформление на номинального держателя. То есть ситуация, мешающая бизнесу развиваться.

Вот один из примеров, когда обременение фактически родилось на коллизии между уголовным и гражданским судопроизводством. Скажем, некий инвестор покупает активы компании в ходе торгов в рамках ее банкротства. При этом активы оказываются арестованы по другому делу, уже уголовному, как актив, принадлежащий якобы некоему бизнесмену. И новые владельцы актива ставят задачу снять арест с купленного ими имущества, чтобы по праву владеть им.

Бывает, что расследование длится годами или дело приостановлено, не доведено до конца – а активы все еще под арестом. Пример – земли ФГУП имени Тимирязева. Там огромные земельные массивы, ущерб государству составил больше 3 млрд рублей. В рамках банкротства ФГУП здания и строения были проданы, при этом в оценке не была учтена стоимость земли, на которой они расположены. И новый приобретатель очень быстро оформил на свое имя эти земельные участки. Уголовное дело приостановлено еще с 2012 года, а земли уже давно проданы разным людям в разных банкротных процедурах.

Кто-то успел снять арест, кто-то еще нет, некоторые с тех пор его снимают и так далее. Похожая история была с Торговым домом «Наутилус», что на Лубянке. Но там в итоге банкротные торги отменили, и на него обратили взыскание по иску государства как потерпевшего в уголовном деле. Это еще один пример ситуации, с которой нам приходится иметь дело.

Обременением актива может быть и ситуация просто банального корпоративного конфликта среди акционеров, недопонимание между ними, истории корпоративных переворотов, захвата контроля над активами. Порой бывает, что акционер хоть и имеет формальный контроль над компанией, но по каким-то причинам не имеет возможности эффективно этот контроль реализовать. Это тоже некое ограничение актива. Например, иногда в компании меняют совет директоров или устав так, что акционер с преобладающим корпоративным контролем (50–60% акций) не может сменить органы управления, не может влиять на бизнес.

Есть случаи взаимопересечения, когда у акционеров их доли формально входят в активы друг друга.

Или же варианты, когда меняется ход развития компании. Скажем, история с брендом глазированных сырков «Б.Ю. Александров». Основатель компании, Борис Юрьевич Александров, умер от коронавирусной инфекции. Возник семейный конфликт. Одна из дочерей зарегистрировала на себя «Б.Ю. Александров» как товарный знак в Роспатенте. А сам бизнес отошел другой стороне наследников. В итоге сегодня уже нет бренда «Б.Ю. Александров», компания производит продукцию под брендом «Тот самый сырок».

Жизнь сложнее, чем сухие правовые нормы. Каждая ситуация уникальна, и мы с ними разбираемся.