– Министр финансов Антон Силуанов сказал, что Россия уже прошла пик кризиса, это так?

– Мне кажется, министр имел в виду только ситуацию на финансовых рынках. А экономический кризис в России, на мой взгляд, только набирает обороты, что видно по данным за февраль. Заявление министра выглядит для меня странно, потому что еще минимум год нам предстоит наблюдать нарастание кризиса.

– По каким признакам это видно?

– Есть несколько составляющих: инфляция, падение реальных доходов населения и сокращение импорта и инвестиций. Минфин говорит, что инфляция затухает и, возможно, будет ниже, чем в прошлом году, но одновременно финансирует дефицит бюджета за счет Резервного фонда, а инвестиции – за счет Фонда национального благосостояния. И то, и другое по своему эффекту равносильно кредитам Центрального банка, потому что фактически деньги запускаются в обращение. Поэтому уверенности в том, что инфляция будет затухать, у меня нет; а уж разговоры о том, что Центробанк достигнет цели в 4% к 2017 году, – это от лукавого.

Если инфляция удержится на уровне 12–15%, примерно как сейчас, уровень жизни населения будет стремительно падать, а это неизбежно приведет к понижению производительности труда и росту социального недовольства. К тому же будет рушиться вся бюджетная конструкция. Даже незначительный пересмотр бюджета текущего года показал, что у Минфина нет возможности дальше сокращать расходы и наращивать доходы. То, что министерство смогло срезать, ушло на индексации социальных выплат, в основном по пенсиям. Не смогли даже индексировать зарплаты и социальные пособия. Минфин предложил отложить все это на следующий год, но дальше верстать бюджет будет только сложнее.

– А сокращение импорта и инвестиций?

– У нас половина всех импортных закупок инвестиционные. Курс рубля стал падать в ноябре–декабре, и это только начинает сказываться на динамике импорта – падение продолжится в течение всего года. А на динамике инвестиций это еще почти не сказалось – нам только предстоит понять, насколько сильно они снизятся в этом году. Инвестиции сокращаются уже третий год подряд, и пока этот процесс будет продолжаться, перспективы экономического роста останутся туманными.

Кроме того, сегодня Центробанк пытается поддерживать курс рубля и снижать спрос на валюту, проводя операции РЕПО (сделка покупки/продажи ценной бумаги с обязательством обратной продажи/покупки через определенный срок по заранее определенной цене. – Ред.), но мне кажется, что это очень опасная тактика. Искусственное занижение курса искажает макроэкономические параметры. Когда Центробанк продает валюту, он делает это в связи с изменением спроса и предложения. Спрос на валюту повышается, курс рубля падает – и Центробанк продает доллары. А валютное РЕПО означает, что банк может взять в ЦБ валюту в долг по сегодняшнему курсу, – но на рынке спроса на нее нет, и на соотношение спроса и предложения потребности банков и их клиентов не оказывают никакого воздействия. Курсу рубля еще предстоит искать новое рыночное равновесие, и в какой-то момент случится новая волна девальвации, новое падение импорта.

Вот почему мне кажется, что Россия еще не прошла нижнюю точку кризиса. Но обязательно следует добавить: дальнейшее развитие ситуации будет во многом зависеть от цены на нефть. А предсказать динамику нефтяных цен никому не под силу.

– Может повториться такой же обвал рубля, как в декабре 2014-го?

– Здесь есть две составляющие. С одной стороны, в декабре Центральный банк сделал много ошибок, и я надеюсь, что он усвоил тот урок. С другой – посмотрите на изменение курса рубля за последние три года: он шел то вверх, то вниз. Если Центробанк объявил плавающий курс рубля, он и будет плавать. А сейчас ЦБ завышает спрос на валюту, что неизбежно приводит к валютному кризису. Рубль может упасть на 15% – это для вас обвал или еще нет? А если на 20%, 25%?

– То есть Центробанк сейчас должен меньше вмешиваться в то, что происходит на валютном рынке?

– Да. И выход из валютного кризиса в декабре показал, что, как только ЦБ поверил в экономические законы и перестал им противостоять, ситуация быстро успокоилась. Мне кажется, сегодня вмешательство Центробанка в валютный рынок избыточно, валютное РЕПО искажает его. Но если Центробанку из Кремля говорят, что повторение «черного вторника» недопустимо, он не может совсем уйти с валютного рынка.

Борьба с инфляцией

– Есть мнение, что в России начинается долгая эпоха двузначной инфляции. Вы согласны с этим?

– Инфляция – это результат экономической политики, и за два-три года власти могут как разогнать рост цен, так и погасить его. Я считаю, что сегодня инфляцию можно прогнозировать максимум на 6–8 месяцев вперед – до начала осени. То, что инфляция будет двузначной еще несколько лет, не исключено, но и гарантировать такой сценарий я бы не стал.

– Что конкретно должны делать Центробанк и экономический блок правительства, чтобы мы поняли, что инфляция снизится?

– Хорошо выполнять свою работу. Посмотрите на десятки стран вокруг нас: всем, от Польши до Зимбабве, удалось снизить инфляцию, как только политики всерьез брались за решение этой задачи. А что, Россия какая-то особенная?

Прежде всего нужно захотеть снизить рост цен. А этого не хочет, например, Минфин, потому что он от высокой инфляции выигрывает. Он составил бюджет на этот год с учетом инфляции в 5,5% и проиндексировал настолько же некоторые статьи расходов. А инфляция по итогам года может составить 12%, по прогнозу Центробанка. То есть Минфин становится получателем инфляционных доходов, и это для него важнее, чем снижение инфляции в экономике.

– Разве Центробанк не борется с инфляцией с помощью процентных ставок?

– Центробанк все больше зависим от правительства и встает в позицию «чего изволите». Иначе как можно объяснить согласие Банка России кредитовать инвестиционные проекты под ставку ниже своей ключевой? Мне кажется, что борьба с инфляцией не входит в приоритеты ЦБ.

– А что входит?

– Поддержка экономического роста, поддержка банковской системы, предоставление фактически бесплатных денег бюджету и гос-корпорациям, поддержка «Роснефти», которой нужно было выплачивать внешний долг. В последнем заявлении главы ЦБ Эльвиры Набиуллиной описаны все приоритеты, только про инфляцию там говорится, что она будет снижаться сама по себе в результате такой политики.

Переубедить инвестора

– Bloomberg утверждает, что иностранные инвесторы возвращаются в Россию, значит, не все так плохо?

– Bloomberg написал про инвесторов, которые покупают акции и облигации, но те, кто вкладывает в реальный сектор, ведут себя иначе. Спекулянты на финансовом рынке будут всегда, они продолжают покупать аргентинские и украинские ценные бумаги, хотя эти страны находятся на грани дефолта. Покупка российских акций и облигаций на вторичном рынке никак не влияет на экономику страны. Особенно если российские еврооблигации покупают банки, которые получают валютные кредиты у Центробанка, и только для того, чтобы потом заложить их тому же Центробанку и взять новый кредит.

– Но эти новости могут улучшить общее настроение инвесторов?

– Нет. Представьте, что у вас есть $100 млн. Вы думаете, построить вам в России завод, например, по пошиву джинсов или нет. Вы не будете смотреть на то, что происходит с акциями и облигациями, потому что завод вы будете строить три года, и с финансовым рынком за это время может произойти все что угодно.

– Если предположить, что цены на нефть достигнут какого-то комфортного для России уровня, что это даст экономике?

– Любой рост цен на нефть идет на пользу бюджету, нефтяным компаниям. В краткосрочной перспективе это на экономику не повлияет.

– Если через несколько месяцев снимут финансовые санкции, насколько это поможет экономике?

– Если российские банки снова смогут занимать деньги на внешних рынках, это сильно поможет платежному балансу страны, увеличится приток валюты. Рубль будет укрепляться, и Россия сможет снова импортировать все – от бананов до станков.

– А на условия для развития бизнеса в стране это все как-нибудь повлияет?

– Бизнес не чувствует себя защищенным, в России нет охраны прав собственности, нет независимого суда. Бизнес боится государственного рэкета и именно из-за этого не хочет инвестировать. Это началось еще в 2012 году, а мощный отток капитала – еще в конце 2011-го. Из-за того, что отменят санкции, эти проблемы не исчезнут. Думаю, что падение российской экономики примерно на 50% объясняется плохим инвестиционным климатом, на 35% – ценами на нефть и на 15% – санкциями.

Чтобы улучшить инвестиционный климат, нужны не структурные реформы, а политические. Должен появиться независимый суд, политическая конкуренция, но всего этого не будет при президенте Путине. Он этого не хочет, так как политическая конкуренция означает для него угрозу потери власти, а независимый суд – непредсказуемые результаты выборов. Он создал систему, в которой тому, кто начинает заниматься политикой, стреляют в спину или сажают в тюрьму за то, что он стоял рядом с компанией, торговавшей лесом в Кировской области.

– Государство сейчас поддерживает валютных ипотечников, ограничивает ставку до 12%. С одной стороны, оно и должно поддерживать всех в кризис, но с другой – не чрезмерное ли это вмешательство в экономику?

– То, что я вижу сейчас, – пока только разговоры. А вмешательство государства в экономику у нас вообще чрезмерное: оно и правила игры определяет, и контролирует их соблюдение, и владеет государственными компаниями, и покупает частные…

Подводные камни

– Какие еще неприятные сюрпризы могут ждать Минфин, кроме необходимости верстать бюджет на 2016 год?

– Да, например, решение президента Путина поднять зарплаты бюджетникам на 20% в 2016 году, перед выборами. Если в стране есть один человек, который принимает все решения, и с ними никто не может спорить, сюрпризы могут быть любые. Еще я думаю, у Минфина дефицит бюджета в 2016 году будет гораздо больше, чем сейчас, потому что доходы будут падать, а расходы – расти.

– Как вы думаете, будет расти госдолг?

– Я не думаю, что сегодня увеличение госдолга – это проблема для России. Сейчас долг – 10% ВВП, и его за несколько лет безболезненно можно увеличить до 15–20%. Это не очень повлияет на финансовую систему, более того, по некоторым параметрам сделает ее более здоровой. Проблема в том, что сегодня нашему Минфину никто не хочет давать в долг. Санкции не позволяют привлечь деньги на внешних рынках, а на внутреннем денег всегда было мало, да и ставки очень высокие – под 16%, и Минфин занимает там совсем понемногу.

– Насколько это опасно для бюджета?

– Вспомните 1998 год, тогда было то же самое: выросли краткосрочные процентные ставки, и все помнят, чем дело закончилось.

– Но если нам никто не дает взаймы, долг не растет, как тогда возможен дефолт?

– Дефолт в узком определении – это отказ государства платить по своим обязательствам. А то, что Минфин урезал бюджетные расходы, – это не дефолт? В моем понимании – дефолт. Представьте, осенью Госдума приняла закон, кому-то пообещала 100 тысяч рублей, он начал строить планы, а через несколько месяцев Минфин сказал: получишь или только 90 тысяч, или 50, или ничего. А кроме Резервного фонда, у Минфина нет источников для финансирования дефицита бюджета, его хватит на этот год и, может, немного на следующий. И что Минфин будет делать в 2016 году, пока загадка.