• Низко висящие плоды
• В товарищах согласья нет
• У кого что горит
• Делайте ваши взносы
• Прозаседавшиеся
• Градусник Судного дня

Оправдались ли эти ожидания? Лишь отчасти. С одной стороны, по сравнению с Парижской конференцией 2015 года прогресс очевиден: все больше государств берут на себя обязательства по достижению углеродной нейтральности, положения Парижского соглашения дополняются конкретными правилами и сроками. Но процесс идет со скрипом: в формально общем деле взаимные интересы сочетаются с жесткой экономической конкуренцией.

В итоге участники форума в Глазго сосредоточились на отдельных перспективных направлениях, по отношению к которым достигнут консенсус. Эксперты предупреждают, что такими темпами борьба с изменением климата может свестись к пустым декларациям, и тогда катастрофы не избежать.

Низко висящие плоды

Размах конференции соответствовал масштабу решаемых вопросов: в Глазго съехались около 30 тысяч представителей общественных организаций, ученых и журналистов. В первые дни прошел саммит с участием 120 мировых лидеров, по итогам которого были приняты три главных документа COP26.

Первый – декларация о лесах и землепользовании: 114 стран будут «работать совместно», чтобы прекратить процесс обезлесения к 2030 году (сейчас планета теряет 25–30 млн га леса ежегодно). В документе предусмотрен комплекс мер – например, пересмотр сельскохозяйственных стратегий, в рамках которых леса вырубаются под расширение плантаций.

Вторая декларация посвящена снижению выбросов метана: 105 государств подписались под обязательством сократить их на 30% за следующее десятилетие. Если это удастся, прогнозируемое повышение среднемировой температуры до 2050 года замедлится на 0,2°C.

Планета с климат-контролем: помогут ли технологии в борьбе с глобальным потеплением

Третий документ получил название «Повестка прорыва» (Breakthrough Agenda). 40 стран пообещали совершенствовать стандарты и направлять инвестиции, чтобы приблизить «поворотный момент», когда «зеленые» технологии станут дешевле, чем их альтернативы на ископаемом топливе. Пятью направлениями прорыва объявлены «чистое электричество» (полученное из возобновляемых источников энергии – ВИЭ), развитие электротранспорта, металлургия с низким углеродным следом, водородное топливо и устойчивое сельское хозяйство.

С темой технологий связаны самые оптимистичные моменты COP26. Доклад международной группы экспертов (Economics of Energy Innovation and System Transition report), выпущенный в дни конференции, зафиксировал роль технопрогресса в удешевлении ВИЭ. Например, стоимость выработки электричества на ветровых станциях, установленных на суше, в 2010–2020 годах упала на 54%, с 0,162 до 0,084 $/кВтч. Электричество, полученное на прибрежных (офшорных) станциях, подешевело на 48%, с 0,089 до 0,039 $/кВт⋅ч.

При этом диапазон цен на «ископаемое» электричество авторы доклада оценивают в 0,055–0,150 $/кВт⋅ч, то есть офшорные ветряки уже выигрывают конкуренцию у ТЭС, а наземные приближаются к заветной отметке. В солнечной электроэнергетике «поворотный момент» тоже практически пройден: она с 2010 года подешевела в 7 с лишним раз, с 0,38 до 0,055 $/кВт⋅ч.

Что касается электромобилей, то, согласно прогнозам Эксетерского университета и BloombergNEF, «поворотный момент», когда они станут выгоднее бензиновых в эксплуатации, в большинстве стран ожидается в 2023–2025 годах. Это важный психологический барьер: к примеру, в Норвегии уже в 2019 году электрокары стали дешевле традиционных авто на 0,3%, и их доля в продажах достигла 48%. А в Великобритании, где они были дороже на 1,3%, доля на рынке составила лишь 1,6%.

Как рассказал «Профилю» футуролог, сооснователь венчурного фонда Orbita Capital Partners Евгений Кузнецов, рост высокотехнологичных отраслей заставляет пересматривать прогнозы, касающиеся сроков энергетического перехода. «Электрификация транспорта – хороший пример, – говорит он. – Здесь видны признаки экспоненциального процесса. Следующей весной в Норвегии перестанут продавать бензиновые автомобили, дальше потянутся другие страны. Поэтому можно ждать от политиков заявлений о более быстром отказе от автомобилей на ДВС: там, где планировалось сделать это в 2035 году, перенесут на 2030-й или еще раньше».

Однако роль технологий в спасении планеты не следует переоценивать, уверен Кузнецов. «Далеко не везде прогресс может нам помочь, – объясняет эксперт. – В Европе ВИЭ уже генерируют больше 50% электричества. Это достижение, но оно касается только Европы. Америка отстает, Китай еще дальше, а другие даже не начинали двигаться. Поэтому в глобальном масштабе выбросов CO₂ масштаб изменений незначителен. Пока мы срываем низко висящие плоды энергоперехода. По направлениям, перечисленным в технологической декларации COP26, нет политических споров. Дальше начинаются трудности».

В товарищах согласья нет

Конференция в Глазго планировалась как главный экологический форум пятилетки, на котором будет проанализирован ход исполнения Парижского соглашения (2016). При этом само соглашение, объединившее 195 стран в борьбе с изменением климата, является рамочным и нуждается в конкретизации: аналитики много раз отмечали, что без выработки четких регламентов и механизмов контроля дело не сдвинется.

Фактически основное содержание COP26 свелось к переговорам национальных делегаций о правилах реализации различных пунктов Парижского соглашения. Например, 6-й статьи, где говорится об экономических аспектах международного сотрудничества по сокращению выбросов CO₂. Пока в этом вопросе много неувязок, касающихся взаимозачета климатических проектов и торговли «углеродными единицами». На Мадридской конференции по климату 2019 года противоречия оказались столь сильны, что не позволили участникам согласовать итоговую декларацию в намеченный срок.

При этом такие переговоры касаются технических деталей (структуры отчетности, данных климатического мониторинга и т. д.), не затрагивая основной принцип Парижского соглашения. Он заключается в том, что страны действуют добровольно, прописывая свои обязательства лишь в документах национального уровня. То есть извне заставить их сократить выбросы или отказаться от определенного вида топлива невозможно.

Что сподвигло Россию присоединиться к Парижскому соглашению по климату

Насколько эффективен такой подход? Как показывает практика, общественное мнение тоже является регулятором: все больше стран демонстрируют озабоченность темой климата не только на словах. «В Парижском соглашении сказано, что во второй половине века надо прийти к углеродной нейтральности, то есть снизить выбросы парниковых газов так, чтобы они компенсировались поглощением, – напоминает «Профилю» директор программы «Климат и энергетика» Всемирного фонда природы Алексей Кокорин. – Меру и способ снижения каждая страна определяет сама, тут нет единого рецепта. Потребовалось около пяти лет, чтобы все оценили свои возможности и начали формулировать цели. Надавить нельзя, но страны следят друг за другом: одна объявила, потом вторая, третья – и пошла цепная реакция. Во многом ее спровоцировал саммит в Глазго».

Благодаря анонсированию национальных вкладов в Парижское соглашение (nationally determined contributions) тема углеродной нейтральности стала лейтмотивом 2021 года. В апреле соответствующий план обнародовали США: к 2030 году сократить выбросы CO₂ на 50%, еще через пять лет перейти на «чистое электричество», а углеродного баланса по всем отраслям достичь в 2050-м. Летом был утвержден климатический план Евросоюза, в котором фигурирует аналогичная цель: углеродная нейтральность к 2050 году. Тот же срок отвели себе Япония, Южная Корея и Канада.

Китай намерен пройти пик выбросов углерода до 2030 года, а к 2060-му обеспечить баланс между выбросами и поглощением. Одновременно с ним к углеродной нейтральности должна прийти Саудовская Аравия. Еще через десять лет, в 2070 году, ту же цель обещает выполнить Индия.

«Как относиться к далеким срокам, насколько они реалистичны? – рассуждает Алексей Кокорин. – Зависит от страны. С Китаем или Саудовской Аравией все более-менее понятно. Китайцы слов на ветер не бросают, а у саудовцев есть ресурсы, по крайней мере они не будут стоять на месте. А вот насчет Индии сомнительно. Хорошо уже то, что есть дата и ориентировочный путь к ней».

У кого что горит

Несмотря на принцип добровольности, климатическая повестка рискует стать яблоком раздора в международных отношениях. В выступлениях политиков на COP26 уже прозвучали холодные нотки, в том числе обсуждался сам факт явки на саммит. Его не посетили ряд лидеров крупных стран – президент Бразилии Жаир Болсонару, премьер-министр Японии Фумио Кисида, президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, председатель КНР Си Цзиньпин, а также президент РФ Владимир Путин.

Последним двум досталось от американского визави Джо Байдена, осудившего Россию и Китай как уклонистов. От Цзиньпина Байден ожидал большего («Как можно так поступать и претендовать на роль лидера?»), а у Путина, по мнению президента США, совсем тяжелая ситуация. «У него тундра горит. Буквально горит тундра. И он молчит о готовности что-либо сделать», – заявил он. Байдену заочно ответил пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков: «Давайте не забывать, что горят леса и в Калифорнии».

Первая углеродная: приведет ли борьба за климат к глобальному конфликту

Более серьезным проявлением раскола стала позиция государств по выбросам метана. Декларацию об их снижении на 30% подписали только шесть из десяти крупнейших эмитентов этого газа (США, Бразилия, Индонезия, Нигерия, Мексика, Пакистан). Четыре оставшиеся страны (Иран, Индия, Китай и Россия, последние две с отрывом лидируют по объему выбросов) отказались присоединиться.

«Это острая тема: у метана парниковый эффект в десятки раз сильнее, чем у CO₂, – объясняет Евгений Кузнецов. – Огромные запасы метана хранятся в российской Арктике, в вечной мерзлоте. Если она будет таять и метан начнет выделяться, то нагревание планеты ускорится до такой степени, что нас уже ничего не спасет. Отсюда разговоры про горящую тундру. Наш ученый Сергей Зимов предлагает преобразовать эти территории в тундростепь, расселив диких животных. Как быстро они расплодятся, поменяют экосистему и стабилизируют выбросы, сложно сказать: это процесс эволюционный, природе понадобились бы века, если не тысячелетия».

По мнению футуролога, в будущем климатические споры станут причиной если не «горячих», то санкционных войн. «В 1997 году я делал долгосрочный прогноз глобальной стабильности, по которому выходило, что в 2025–2035 годах вероятна глобальная турбулентность. Сейчас ясно, что, скорее всего, страны будут ссориться на почве экологии. Ставки взвинчены», – считает Кузнецов.

Делайте ваши взносы

Всемирному единству мешает и финансовый вопрос. Еще в 2009 году развитые страны договорились, что к 2020-му объем климатического финансирования, ежегодно выделяемого на издержки энергоперехода, достигнет $100 млрд. В дальнейшем вокруг этой цифры было сломано много копий. К примеру, США при бывшем президенте Дональде Трампе вышли из Парижского соглашения из соображений экономии: якобы им соглашение обходится дороже, чем их главному конкуренту Китаю. Так или иначе, собрать $100 млрд не удалось ни разу. Но теперь требуется еще больше: на COP26 премьер-министр Индии Нарендра Моди призвал Запад выделить $1 трлн.

«Бедным странам участие в климатическом движении интересно только при условии раздачи денег, – признает Алексей Кокорин. – В противном случае углеродная нейтральность для них – пустые слова. По сути, главная интрига Парижского соглашения – сколько денег дадут, на что и кому. В целом развитый мир не прочь платить, сознавая, что деваться некуда. Либо мы тратимся сейчас, либо в будущем львиная доля бюджетов будет уходить на ликвидацию чрезвычайных ситуаций».

«Рыночные механизмы работают, но их недостаточно, – добавляет Евгений Кузнецов. – Скоро солнечная электроэнергия станет дешевле ископаемой, но проблема в том, что газовые и угольные электростанции уже построены и работают. В Индии, странах Юго-Восточной Азии объем угольной генерации пока растет, множество станций были проинвестированы недавно и еще не отбились. Кто оплатит их демонтаж? Кроме того, солнечная энергетика требует другой организации сети – с умными устройствами, которые перенаправляют энергию, аккумуляторами промышленного класса для хранения излишек. Все это тоже требует затрат. Таким образом создается барьер в несколько триллионов долларов, которые нужно проинвестировать для ускорения энергоперехода».

После отъезда из Глазго мировых лидеров COP26 фактически превратилась в площадку для сбора пожертвований. На сцену вышли корпорации, филантропы, негосударственные и пенсионные фонды: $12 млрд на восстановление тропических лесов, $4 млрд на устойчивое сельское хозяйство, $10 млрд от Японии, £3 млрд от Великобритании… Однако это не те суммы, на которые претендуют развивающиеся страны. Кроме того, часть их выделяется не безвозмездно, а в форме кредитов.

«Под присмотром общественности поток финансирования разрастается, подобные саммиты играют свою роль, – уверяет Кокорин. – Подписавшись под очередной декларацией, страна может претендовать на получение помощи от лидеров соответствующей инициативы. Кстати, Россия в этом торге не участвует: мы не получатели помощи и не доноры. По классификации ООН Россия – добровольный донор, оказывающий помощь по мере возможности».

Прозаседавшиеся

В целом зарубежные наблюдатели отзываются о конференции в Глазго без восторгов. Она как минимум оставила ощущение недосказанности: лидеры COP26 не представили плана по достижению углеродной нейтральности в мировом масштабе.

«Многие вопросы остались без ответа, – констатирует Евгений Кузнецов. – Например, нет договоренностей, как сделать экологичным производство цемента, а это один из главных источников индустриальных выбросов. Нет четких сроков отказа от угольной генерации. Да и по сельскому хозяйству позиция должна звучать конкретнее: сократить количество выделяемых коровами парниковых газов во столько-то раз. Но так никто не скажет, отсюда возникают обтекаемые формулировки про «устойчивое фермерство». По большому счету, разошлись ни с чем. С другой стороны, было наивно ожидать, что саммит по щелчку пальца решит все вопросы. Принятые декларации еще надо утвердить на национальном уровне. Туда придется спускать тяжелые решения: налоги, сборы, тарифы… Так что главные события будут уже после саммита, его послевкусие растянется на годы».

Съехавшихся в Глазго климатических активистов такой расклад не устраивает: не дождавшись судьбоносных решений на COP26, они устроили серию ярких демонстраций. Прибыла на место событий и знаменитая Грета Тунберг, окрестившая конференцию «провалом». Аналогичные акции протеста прошли в Мельбурне, Цюрихе, Сеуле, Амстердаме, Брюсселе и других мировых столицах.

Сдерживание эпохи «зеленого перехода»: почему климатическая повестка не объединяет мир

Резкие фразы прозвучали и с высоких трибун. Генсек ООН Антониу Гутерриш, покидая COP26, призвал не относиться «к природе, как к туалету». «Самая серьезная проблема этих переговоров – отсутствие доверия. Мы роем себе могилу», – заметил он.

По словам Кузнецова, градус дискуссии в Глазго выведен на более высокий уровень, и это плюс. «В Париже-2015 и Мадриде-2019 царил академический дух, что и породило Грету и других активистов, считающих такие мероприятия очередным «бла-бла-бла», – поясняет эксперт. – Сейчас повестка становится алармистской, ужесточаются сроки и планы. Это соответствует духу момента: энергетический кризис этого года – важнейшая развилка. Если государства выберут сохранение экономической стабильности, увеличив ввод угольных и газовых электростанций, можно расслабиться: катастрофа неизбежна. Если же, наоборот, будет сделана ставка на программы развития ВИЭ, что подхлестнет переход на аккумуляторы вместо ТЭС, тогда шансы появляются. Решения должны быть приняты в ближайшие месяцы».

Особенности национального энергоперехода

Россия «будет добиваться углеродной нейтральности своей экономики» в срок до 2060 года, заявил 13 октября Владимир Путин. В дни конференции в Глазго правительство РФ утвердило обновленный проект Стратегии низкоуглеродного развития.

Какова специфика российского «озеленения»? Во-первых, расчет на уникальное сочетание природных факторов: обладая 20% мировых запасов леса, Россия рассчитывает, что поглощение большого объема CO₂ даст отсрочку по снижению выбросов (они должны начать сокращаться в 2030-х годах). Во-вторых, позиции традиционной энергетики в России сильны, что все-таки не позволяет ожидать бурного развития ВИЭ. Продолжится активное использование природного газа (наиболее чистого ископаемого топлива), а также атомных и гидроэлектростанций.

В соответствии с этими приоритетами Россия защищала свои позиции в Глазго. Задача российской делегации в составе 270 человек заключалась в том, чтобы урегулировать механизмы оценки поглощающей способности лесов и добиться признания ГЭС и АЭС низкоуглеродными проектами.

Градусник Судного дня

Оценить контекст нынешних прений можно, обратившись к научным исследованиям. На сколько повысится среднемировая температура по сравнению с доиндустриальной эпохой (второй половиной XIX века) – таков главный критерий в прогнозах климатологов. В Парижском соглашении страны договорились удержать глобальное потепление на уровне 2°C, в идеале – на отметке 1,5°C.

Казалось бы, всего полградуса разницы, однако они приведут к серьезным последствиям (см. графику). При этом глобальное потепление распределяется по планете неравномерно: больше всего пострадают страны тропического пояса (который станет непригодным для обитания), островные государства (им грозит затопление). В зоне повышенного риска и Россия (таяние вечной мерзлоты, выгорание лесов на больших территориях).

Формально участники COP26 продолжают стремиться к «совместному удержанию показателя 1,5°C в пределах досягаемости», как сказано в одной из деклараций. Но реально ли это? На этот вопрос ответил огромный доклад ООН, вышедший в августе (AR6 Climate Change 2021). Две сотни авторов, основываясь на результатах 14 тыс. научных работ, на 3949 страницах доказали: чтобы остановить глобальное потепление на уровне 1,5°C, нужно начать сокращать выбросы CO₂ прямо сейчас. К 2030 году они должны снизиться на 45%, а углеродная нейтральность по всему миру должна наступить вскоре после 2050-го. Но, согласно текущим планам, объем выбросов до 2030 года, наоборот, увеличится на 16%.

Также незадолго до конференции в Глазго вышли доклады Международного энергетического агентства (МЭА): World Energy Outlook 2021 и Net Zero by 2050: A Roadmap for the Global Energy Sector. В них эксперты рассмотрели сценарии реализации озвученных политиками «зеленых» программ, сделав вывод, что к 2100 году среднемировая температура вырастет на 2,1°C или на 2,6°C.

Выход же на траекторию 1,5°C потребует от человечества существенных лишений: нужно увеличить объем климатического финансирования до $4 трлн в год, полностью прекратить инвестиции в нефтегазодобычу, за несколько лет отказаться от угольных электростанций, развернуть мощные системы улавливания CO₂ из атмосферы и так далее.

Но главный вывод МЭА в том, что в борьбу с глобальным потеплением должен включиться каждый из нас, пожертвовав личным комфортом. Из-за ограничения мощности кондиционеров и обогревателей зимой в домах станет холоднее (до 20°C), а летом – жарче (не ниже 24°C). Никаких личных автомобилей в городе – только общественный транспорт. Жесткий лимит на авиаперелеты – предпочтительнее пользоваться электропоездами. И это лишь небольшая часть рекомендаций.

Большинство людей не готово к таким самоограничениям, констатирует Евгений Кузнецов. «Средняя американская домохозяйка имеет до 200 предметов одежды, из которых носит в лучшем случае 30, а остальное считается непригодным и лежит на полках, – говорит собеседник. – Это всё кто-то произвел, были затрачены ресурсы, оставлен углеродный след. Вопрос в том, как перейти к обществу разумного потребления и не упасть в кризис, ведь много десятилетий экономический рост держался на бесконечных продажах. Мы как лягушка, которая варится в воде и до некоторых пор не замечает изменений. Разница в том, что у нас есть градусник, по которому видно, что вода скоро закипит».

«По сравнению с XIX веком глобальная температура выросла на 1,1°C и продолжает расти на 0,2°C каждое десятилетие, – говорит Алексей Кокорин. – Шансов задержаться на полутора градусах нет. Это утопия, коммуникативная цель: мол, проси верблюда, чтобы дали хотя бы осла. Реально +2–2,5°C будут хорошим результатом. Изменение климата – это не падение метеорита, мгновенно уничтожающего планету, а что-то вроде асфальтового катка, который движется медленно, но неуклонно. Не нужно быть ученым, чтобы увидеть, что климат уже стал более нервным, резким. Это только начало».