Ровно 60 лет назад – 30 июня 1956 года – было опубликовано постановление ЦК «О преодолении культа личности и его последствий», и потрясенная страна принялась валить памятники и переименовывать сотни населенных пунктов, а пять лет спустя переназвала даже Сталинград, чего до сих пор не может себе простить.

Настоящая-то борьба с культом личности Сталина началась в 1961 году, когда Хрущеву понадобилось канализировать народный гнев: космос космосом, а есть хочется. Тогда, в шестьдесят первом, Сталина вынесли из мавзолея, год спустя опубликовали «Один день Ивана Денисовича», и в литературе была детабуирована лагерная тема; понятно, что хрущевские разоблачения были половинчатыми и конъюнктурными, понятно, что он переводил стрелки, а его союзничество с интеллигенцией было временным и фальшивым; конечно, никакой борьбы с культом в действительности не было, а была любимая народная забава – мстить мертвым. При этом сам народ оставался как бы чист и ни в чем не виноват, как оно всегда и бывает, потому что это система такая. Не сталинская, конечно, – Сталин лишь наиболее эффективно ею пользовался. Работает она на двух уровнях. На уровне местной власти разрешается воровать как угодно и своевольничать сколько хочешь – ровно до тех пор, пока тебя не надо будет сбросить массам в качестве балласта; ты должен быть к этому готов. Массовые репрессии имеют одну цель – укрепить страх и мотивировать выживших воевать или трудиться из последних сил; чтобы народ их одобрял, начинаться они всегда должны с начальства, а там уж можно грести всех подряд.

На уровне масс сталинизм (который прекрасно действовал и до Сталина) состоит в том, что общество не принимает никакого участия в управлении страной, не отвлекается на политику, занимается своими делами, а потому никогда ни в чем не виновато. Сначала учреждается деспот, а потом на него возлагается вина за все, включая доносы и всеобщую ложь. Его статуи взрывают, но это не называется десталинизацией. Это называется очередным зигзагом системы на путях ее выживания.

Конечно, борьба с культом была глотком воздуха для нескольких советских поколений, но борьба эта сводилась к поношению Сталина и отстранению от власти его наиболее одиозных соратников. Главное же – ни одна из реальных духовных скреп русского патерналистского, традиционалистского общества в результате борьбы с культом не была затронута. Не была сказана правда о войне – которая и теперь говорится крайне осторожно, с массой оговорок, а тот факт, что Сталин два года рассматривался в СССР и в Европе как союзник Гитлера, и сейчас признают не все. Не пострадала пирамидальная структура советского общества, которая и в постсоветские времена ничуть не изменилась, несмотря на все перестройки. Не было и намека на местное самоуправление. Ни одно из условий, породивших культ, не было устранено или хотя бы названо, а потому культ возрождался постоянно, даже когда никакой личности не было уже в помине.

А в том, что сталинский культ неумолимо возрождался в семидесятые и в десятые годы, нет и вовсе ничего загадочного. Сталинское состояние непрерывной мобилизации льстило большинству граждан, поскольку им было нескучно и было что вспомнить. Ведь в российском самосознании сила гнета прямо пропорциональна самооценке – хотя по логике вещей, казалось бы, должно быть наоборот. Россияне сильно уважают себя во время гнета, ибо гнет подчеркивает значимость задачи: аврал, война, катастрофа – естественная среда, мы среди всего этого былинные герои, а повседневной рутиной пусть занимаются европейцы в своем распавшемся, слава тебе Господи, Евросоюзе. Тиран, который в течение двадцати лет истребляет все лучшее, что есть в нации, ввергает ее в нечеловеческие условия, вытирает об нее ноги, а потом говорит: «Братья и сестры», – поистине идеальный кризисный менеджер для общества, которое способно себя спасать и модернизировать лишь ценой кризиса. Десталинизацией и было бы возвращение к человеческому достоинству, к повседневной работе без судорожных мобилизаций и к ответственному самоуправлению – но все это так неинтересно!

Десталинизации не было. Сталин – концентрированное выражение худших черт российского социума – был, есть и будет. Будет до тех пор, пока эта система государственного управления не приведет к полному исчезновению, самоупоенному самоуничтожению братьев и сестер. А будет ли что-то после них – это уж вопрос милосердия Божьего, вроде и бесконечного, а вроде и не совсем.