В последнее время вопрос о том, как поднимать экономику присоединенного к России Крыма, является предметом дискуссии, традиционно непростой в таких случаях. Многим выход видится в создании особой экономической зоны. Эту идею активно поддержал президент Владимир Путин, а премьер Дмитрий Медведев дал поручение создать ее, причем в особо короткие сроки — к 25 мая.

Минфин высказался резко против. Более полутора десятков лет отвечающий за налоговые вопросы, замглавы ведомства Сергей Шаталов даже дал свое определение особой экономической зоны, как небольшой территории, огороженной колючей проволокой. «Построить это для Крыма, с одной стороны, непросто, а с другой стороны — в этом нет особой необходимости», — уверен один из идеологов современной российской налоговой системы Шаталов. По его мнению, обычных налоговых режимов для двух новых субъектов вполне хватит.

Понять финансистов можно, любая свободная зона — потенциальная угроза для доходной части бюджета. Богатый опыт по этой части есть и в мире, и в нашей стране.

Так вышло, что сегодняшнее намерение организовать крымскую налоговую вольницу почти совпало с 20-летием аналогичной попытки сделать это на Кавказе.

19 июня 1994 года постановлением правительства России была учреждена Зона экономического благоприятствования «Ингушетия». Республика была самым «молодым» российским регионом, лишь за два года до этого «разъединившимся» с Чечней. Это был не только самый маленький по площади субъект России (не считая Москвы и Петербурга), но и самый бедный.

А совсем рядом начиналась первая чеченская военная кампания. Создавать экономические преференции для тех, кто хотел остаться в России и не говорил о независимости, казалось вполне логичным.

Даже рекламный слоган был придуман соответствующий: «И последние станут первыми». Им были разрисованы троллейбусы, ходившие по Кутузовскому проспекту и Можайскому шоссе. Столь странный выбор рекламного носителя один из чиновников того времени объяснил так: по Кутузовскому ездили Ельцин, Черномырдин, члены правительства, которые из окон своих авто видели – работа ведется.

Для реализации масштабного замысла быстро поднять экономику правительству Ингушетии на год предоставлялась бюджетная ссуда в размере налогов, которые платят зарегистрированные на территории зоны 15 000 предприятий. Размер самих налогов, правда, с некоторыми ограничениями, также устанавливали ингушские власти. Например, они не могли изменять принципов налогообложения компаний, зарегистрированных в Ингушетии, но работающих за ее пределами. В том случае, как и сейчас, предусматривалось два типа инвесторов: реально работающие в зоне и только платящие в ней налоги.

Кроме того, был введен запрет на создание специального налогового органа, ответственного за поступление средств в республику.

Но именно это и было сделано в первую очередь. Функции «агента зоны» возложили на Финансовую корпорацию БИН, деньги поступали в одноименный банк, а не в казначейство, а контролем занялась опять-таки одноименная бухгалтерская компания.

Налогообложение для «неингушских» компаний «упростили» до предела, отменив действовавший тогда странный налог на превышение фонда оплаты труда, а заодно акцизы и таможенные сборы.

Понятно, что подакцизные товары (водка, сигареты и прочие излишества) рекой потекли через ингушские компании, здесь же очень быстро обосновались трейдеры тогда еще государственных сырьевых компаний. Начались скандалы и разбирательства, претензии налоговых органов на местах к ингушским компаниям.

Налоговый эксперимент пришлось свернуть. В начале его сократили до возможности работать без налогов в Ингушетии лишь нерезидентам. Но и международного оффшора из республики не вышло.

Об этом опыте у нас стараются не вспоминать, ведь даже спустя 20 лет Ингушетия не стала первой, а по-прежнему занимает последнее место по размеру валового регионального продукта (ВРП) в России.

Сегодня к задаче подъема крымской экономики, занимающей место в конце пятого десятка по ВРП, рядом со Смоленской, Новгородской областями и Бурятией, добавляется и другая, не менее масштабная — создать альтернативу любимым российским бизнесом оффшорам, и прежде всего Кипру.

И именно опыт островного государства показывает, что решить такую задачу можно. Если вернуться на 40 лет назад, то Кипр пребывал в куда более сложном положении, чем Ингушетия или Крым. Обескровленное гражданской войной с иностранной помощью обеим сторонам, лишившееся почти 40% территорий, на которых остались аэропорт, морской порт, почти все отели и пляжи, маленькое островное государство представляло собой печальное зрелище. Источников пополнения казны практически не было, инвестиционные возможности были крайне ограничены. Президент Кипра архиепископ Макариос экономистом не был, но завидной интуицией обладал.

К тому же именно в это время в «ближневосточной Швейцарии» — Ливане, разразилась куда более кровавая, чем на Кипре, междоусобица. А ведь именно эта страна долгие годы была крупным мировым финансовым центром. За счет низких налогов, простоты ведения бизнеса и, главное, трепетного отношения к банковской тайне, здесь были собраны «дочки» многих банков и компаний со всего мира.

Закон о банковской тайне, действовавший в Ливане с 1950 года, гарантировал неразглашение информации для всех физических и юридических лиц, включая так называемых «военных», без письменного разрешения клиента или его наследников, за исключением банкротства или судебных процессов определенной категории.

Кстати, и «совзагранучреждения» не обходили ближневосточный оазис стороной. Об этом у нас говорят мало. Но руководивший ливанским филиалом советского Моснарбанка Виктор Геращенко в своих воспоминаниях рассказал, что в начале 1970-х годовой оборот его организации доходил до $3 млрд. Это колоссальные по тем временам средства. Часть из них, по мнению многих экспертов, перенаправлялось на финансирование «братских партий и национально-освободительных движений» во всем мире.

Распорядиться ливанским «наследством» на Кипре смогли очень успешно, скопировав и дополнив модель. К тому же пришедшие в страну банки сыграли роль своеобразного локомотива неофшорной экономики. Каменистая прибрежная полоса была нарезана на мелкие крестьянские наделы, земледелие на ней шло с большим трудом. И когда отельные компании начали ее скупку, платя безумные для бедных кипрских крестьян деньги, те понесли свою нежданно возникшую выгоду в банки, которые этими же средствами кредитовали все те же отельные компании на строительство гостиниц. А «оффшорные» доходы вкладывались в развитие инфраструктуры. И до тех пор, пока Кипр уже в XXI веке не вошел в Евросоюз и заигрался в «финансовую пирамиду», модель, запущенная архиепископом Макариосом, работала без сбоев.

Можно ли повторить кипрское чудо сегодня в Крыму, не допустив кавказских ошибок? Не хочется давать заранее однозначно отрицательный ответ. Ведь опыт показывает, что политическая нестабильность не является принципиальным препятствием, но и только административным принуждением к работе в «свободной зоне» проблему не решить. А хватит ли доверия сторон, терпения, мудрости и точного расчета власти, покажет только время.