Перемирие ради Востока

Для каждого американца вне зависимости от его партийных и идеологических пристрастий день 11 сентября имеет особое символическое значение. И отнюдь неслучайно, что новую асимметричную войну так называемому «Исламскому государству Ирака и Леванта» (ИГИЛ) президент США Барак Обама объявил в канун очередной годовщины террористической атаки на здание Всемирного торгового центра и Пентагон.

В 2014 году место «Аль-Каиды» как главного противника Америки и ее союзников заняло ИГИЛ. Само существование «Исламского государства» показывает, что ставка США на демократизацию Ближнего Востока с Ираком в качестве своеобразной витрины не сыграла. Более того, само появление ИГИЛ стало прямым следствием просчетов американской внешней политики (прежде всего, увлеченности идеологическими построениями в ущерб прагматизму) в одном из самых турбулентных регионов мира. Впрочем, принятие этого тезиса вовсе не означает, что провал США и возможное их масштабное поражение на Ближнем Востоке обернется неизбежным выигрышем для России (хотя в последнее время подобное восприятие международной политики получило значительную популярность в кругах отечественных политиков, экспертов и журналистов).

Примерно за неделю до выступления Обамы активисты ИГИЛ распространили видеозапись с угрозами в адрес российского президента Владимира Путина, пообещав ему не только «падение трона», но и масштабную дестабилизацию Северного Кавказа. К подобным выступлениям можно было бы отнестись с известной долей скепсиса. До сей поры «Исламское государство» не проявляло значительного интереса к России. Боевики ИГИЛ крайне недовольны той помощью, которую Москва оказывает одному из их главных врагов — сирийскому президенту Башару Асаду. Отсюда и избранная ими стилистика.

Тем не менее, начиная с первой половины 2000-х годов, на Северном Кавказе идеи создания отдельного национального государства были вытеснены дискурсом радикального исламизма. И сколь бы низким ни был уровень теологической подготовки новоявленных северокавказских моджахедов, политический язык, используемый ими, стал принципиально отличаться от языка национал-сепаратистов. И сама Россия, несмотря на все ее противоречия с западным миром, рассматривается северокавказскими джихадистами как его составная часть.

На сегодняшний день количество выходцев из республик Северного Кавказа и пограничных с ним областей закавказских государств, вовлеченных в ближневосточный «джихад», оценивается разными источниками как незначительное (от полутысячи до двух тысяч человек), но игнорировать фактор «исламистского интернационализма» не следует. Достаточно сказать, что одним из наиболее известных персонажей сирийско-иракского «джихада» является Умар аш-Шишани. Под этим именем известен Тархан Батирашвили (сын грузина и кистинки, как в Грузии называют чеченцев, населяющих Панкиси).

Именно поэтому на повестке дня появляется вопрос о кооперации между Москвой и Вашингтоном. Это понимают влиятельные представители американского экспертного сообщества. По мнению президента Совета по международным отношениям Ричарда Хааса, Россия не заинтересована в укреплении ИГИЛ на Ближнем Востоке: «От 10 до 15 процентов населения России составляют мусульмане, и они также не хотят радикализации мусульманского мира».

В своем сентябрьском обращении президент Обама упомянул среди потенциальных союзников коалиции по борьбе с ИГИЛ даже монархии Персидского залива. Однако никаких серьезных политических предложений России сделано не было. Для Москвы же, в свою очередь, неприемлемо упорное стремление американцев смене власти в Сирии и нежелание найти какой-то прагматический компромисс с Башаром Асадом (а борьба с ИГИЛ, предложенная Обамой, снова предполагает кооперацию с «умеренными оппозиционерами», трудно отличимыми от исламских радикалов).

Возникает замкнутый круг. Антитеррористическое взаимодействие США и России выглядит логичным и обоснованным, хотя бы потому, что центр мировой активности из Европы переместился на Юг и Восток. Но оно не может развиваться в безвоздушном пространстве, не испытывая влияния других контекстов. Во-первых, украинский политический кризис развел Россию и Запад по разным углам международного ринга. В итоге и кризис в центре Европы не разрешается, и другие «горячие точки» остаются «бесхозными» на радость всем радикалам. Во-вторых, кооперации Вашингтона и Москвы мешает асимметрия восприятия политических ситуаций. То, что Россия видит, как непосредственную угрозу вблизи своих границ, имеющую последствия для внутренней безопасности, то для США — небольшая часть крупного геополитического паззла. Между тем, взаимосвязь северокавказских проблем с положением дел на Ближнем Востоке и в «ближнем зарубежье» отмечали не только споуксмены российских спецслужб, но западные журналисты и эксперты. Отсюда более чем очевидный вывод. Многие резоны Москвы могут быть плохо сформулированы и некачественно проговорены в СМИ. Но из этого вовсе не следует, что ее внешнеполитические действия в «ближнем зарубежье» или на Ближнем Востоке не имеют реальной привязки к ситуации на Северном Кавказе и в Поволжье.

Как бы то ни было, сегодня Москва и Вашингтон подошли к тому, что без полномасштабного диалога о проблемах международной и европейской безопасности отдельные сюжеты (даже такие важные, как противодействие ИГИЛ и другим террористическим сетям) не могут получить качественного разрешения.