Переписка с Манном

Есть, знаете, хороший способ проследить за развитием мысли великого предшественника: переписать от руки его текст, хотя бы и переводной. Лучше чувствуешь ритм, выбор слов, замечаешь то, мимо чего глаз скользил, не задерживаясь. Итак.

«Никем не любимая, окруженная соседями, которые взирают на нее со страхом и холодной неприязнью, страна стоит на краю экономической катастрофы, и испуганно тянутся к ней руки ее «врагов», пытаясь удержать на краю пропасти это важнейшее звено будущей всемирной общности народов, пытаясь помочь ей вернуть на путь разума, на путь понимания действительных потребностей исторического момента народ, которому ханжески внушают мысли о его бедствиях.

Да, те, кому страна угрожает, считают необходимым ей помогать, чтобы она не увлекла в бездну весь мир, не ввергла его в войну, на которую она все еще смотрит как на ultima ratio. Зрелые и цивилизованные государства (причем я под «цивилизованностью» разумею понимание той основополагающей истины, что война больше недопустима, обращаются с этой великой державой, чреватой гибелью для самой себя и для окружающих, или, вернее, с безответственными вожаками, в руки которых она попала, как врачи с больным: с величайшей осмотрительностью и осторожностью, с неиссякаемым — хотя и мало почетным для нее — долготерпением. А те считают, что могут вести по отношению к ним «политику», политику силы и гегемонии. Неравная игра.

Разумеется, антиисторическое игнорирование той истины, что войну в настоящее время допускать нельзя, может принести некоторые скоропреходящие «успехи» за счет тех, кто эту истину понимает. Но горе народу, который, зайдя в тупик, в конце концов и в самом деле попытается искать для себя выхода в проклятых богом и людьми ужасах войны. Этот народ обречет себя на гибель. Он будет так разгромлен, что никогда уже не сможет подняться.

Будем откровенны: система уже оказалась и бессмысленной и ненужной. Нет сейчас ни одного народа на земном шаре, который был бы так мало способен выдержать войну, был бы так совершенно непригоден для ведения войны, как наш народ. Первое, и самое, впрочем, малозначительное, обстоятельство заключается в том, что у него не будет союзников, ни единого союзника во всем мире.

Одиночество страны было бы особенно страшным потому, что она бы утратила при этом и самое себя. Она бы вступила в войну духовно обнищавшей и униженной, нравственно опустошенной, полной глубокого недоверия к своим вожакам и ко всему тому, что они вдолбили ей за эти годы, внушающей самой себе неодолимый ужас и хотя ничего и не ведающей, но полной тяжелых предчувствий; она бы вступила в войну — если даже говорить только о ее физическом состоянии — такой, какой она была в семнадцатом, в восемнадцатом.

Десяти процентов населения, тех, кто получал непосредственную выгоду от системы (да и их число сократится наполовину), было бы недостаточно, чтобы выиграть войну, в которой большинство остального населения видело бы только удобную возможность, чтобы скинуть с себя позорный гнет, войну, которая, таким образом, после первого же поражения переросла бы в войну гражданскую. Но если война не может и не должна быть — зачем же тогда отъединенность, ненависть ко всему миру, бесправие, духовное оскудение, мрак невежества и нужда во всем необходимом? Почему тогда Германии не вернуться в лоно Европы, не примириться с нею, почему Германии не войти в мирную систему европейских государств, которые встретили бы всеобщим ликованием и колокольным звоном немецкий народ, вновь обретший свободу, право, благосостояние и человеческое достоинство? Почему нет?

Только потому, что режим, на словах и на деле отрицающий человеческие права, стремящийся лишь к одному — остаться у власти, потому что этот режим, лишенный возможности вести войну, пришел бы к самоотрицанию и самоуничтожению, если бы он должен был утверждать мир? Но какой же это довод?...».

Ну да, да — это все про Германию. Статья «Переписка с Бонном». Писано в Швейцарии в 1937 году, когда Манна выгнали из почетных докторов Боннского университета, потому что он был национал-предателем. И, конечно, никакого отношения к текущему моменту этот текст не имеет — разве стоит размахивать Манном, чтобы угрожать какому-нибудь современнику, пишущему направо и налево, что весь мир нас ненавидит и не полюбит никогда? Много чести современнику. Я чисто ради напоминания о красотах слога. Никаких аналогий. Манна же можно перечитывать пока, нет? Или его пора уже начинать жечь? Только вот кому гонорар... А возьму себе, нечего. Манн-то уж точно не заслужил. Во-первых, он был ужасающе недальновиден: никакой гражданской войны не случилось — ровно по той причине, что не было граждан. Одни национал-патриоты. И все у них получалось, пока они не уперлись в СССР. А во-вторых, тоже мне Нобелевский лауреат! Если бы он действительно хорошо писал, что-нибудь менялось бы в читающем мире, разве нет?