В предложении Владимира Путина обязать всех иностранцев, получающих российское гражданство, присягнуть на верность новой Родине,  нет ничего принципиально нового: в конце концов, проклятые пиндосы требуют того же самого. Больше того – в американской присяге прописан отказ от прежнего гражданства и работы на любое другое государство; там декларируется готовность защищать США с оружием в руках или на нестроевой службе, или на любой гражданской должности. Вполне себе мобилизационная присяга.

Мы всегда киваем на Америку. Тот факт, что у них принимают присягу, причем весьма гордую и воинственную,  теперь тоже не дает нам покоя. Владимир Путин всегда испытывал близость к американским консерваторам: с Джорджем Бушем-младшим он почти дружил, а недавно признался Оливеру Стоуну в симпатии к Маккейну. (Кстати, Стоун создал, бесспорно, один из самых выдающихся своих фильмов. Каковы были его намерения, не важно: важно, что он раскрыл незаурядного героя. Когда Стоуну будут давать гражданство, я бы освободил его от присяги – он ее, по сути, уже принес). Ястребы традиционно близки российским консерваторам, они одинаково смотрят на мир, не допуская ни в ком добрых чувств, одну сплошную конкуренцию; в этом смысле психология и эстетика Трампа близка нашим властям, и нет ничего странного в том, что идея присяги явилась именно сегодня, в момент наибольшей стилистической близости.

Я вот только не очень себе представляю, как эту присягу изложить, на что она должна быть похожа. В американском варианте характер страны явлен пусть не на теоретическом уровне, но хотя бы стилистически: нечто очень масштабное, императивное, настоятельно исключающее верность другой Родине. Для России такая деловитость так же нехарактерна, как сухопарая поджарость генералитета. Наш генерал телесно обилен, как у Гроссмана в единственном, кажется, смешном диалоге «Жизни и судьбы»: «Ты чего тяжело дышишь? Бежал?» – «Никак нет, позавтракал!».

Потому и присяга наша должна быть лирична, слезлива, патетична – с непременным добавлением «не щадя крови и самой жизни», с упоминанием главных патриотических ценностей вроде пейзажей, с намеком на великую культуру и полет в космос, с обязательным упоминанием главной духовной скрепы – Победы. Само собой, Россия занята сейчас своим духовным оформлением, потому что не над содержанием же ей работать? Все проблемы решены, осталось утвердить новый гимн (или запустить дискуссию по этому поводу), похоронить Ленина (полагаю, этот сюрприз готовится к 2018 году или даже к 2024-му, то есть к столетию смерти вождя) и принять присягу для новых граждан.

Кому поручить сочинение текста, я пока не очень себе представляю; лично я бы не взялся, потому что здесь нужна уникальная стилистика – сочетание грозности и сентиментальности, официальности и народности. Самая развесистая клятва в русской поэзии получилась у Пушкина в «Подражаниях Корану»: «Клянусь четой и нечетой, клянусь мечом и правой битвой, клянуся утренней звездой, клянусь вечернею молитвой…». Но здесь слишком уж персидский колорит, не говоря о террористических подтекстах. Чем может поклясться современный россиянин, когда у него осталась одна, прописью, святыня, и та еще неизвестно, пойдет ли на выборы? Клянусь матерью? Слишком по-кавказски. Клянусь детьми? Слишком по-детски, да и не у всех они есть. Клянусь Богом? Но каким? Ведь в российское гражданство будут проситься и мусульмане. Клянусь жизнью? Но чего стоит жизнь в стране, гражданство которой ты принимаешь? Клянусь честью? Но не факт, что она у тебя есть. Можно попробовать клясться суверенитетом как единственной безусловной ценностью, но некоторым персонажам, принимающим российское гражданство, непросто будет выговорить это слово да и понять, что оно значит. Ведь только в России суверенитет обозначает на деле право игнорировать любые международные нормы и вести себя как заблагорассудится. Других абсолютных ценностей сегодня не наблюдается. Разве что уж обязать всех принимающих гражданство заодно и креститься – мы ведь уже знаем от патриотических публицистов, что России нет без православия, и наоборот.

Вообще же без долгих клятв я рекомендовал бы принимающим российское гражданство просто целовать конную статую Александра III работы Паоло Трубецкого – ту самую статую, которую Василий Розанов назвал лучшим символом России. А куда целовать? Да не все ли равно, куда. Мне кажется, что лучше бы всего – в то самое место, которое Розанову казалось лучшим символом российской основательности. После такого поцелуя, воля ваша, изменить уже невозможно.