Шанс на примирение

27 октября в Париже французский президент Франсуа Олланд провел встречу со своими коллегами из Армении и Азербайджана Сержем Саргсяном и Ильхамом Алиевым. Главы трех стран предприняли еще одну попытку продвинуться в урегулировании нагорнокарабахского конфликта. И хотя по итогам встречи не было недостатка в оптимистических прогнозах, тем, кто наблюдает за переговорной динамикой, очевидно, что говорить о прорыве в решении застарелого этнополитического противостояния не приходится. И вряд ли придется в ближайшее время. Слишком много сложных и замысловатых узелков завязалось вокруг него.

Сегодня о нагорнокарабахском конфликте и его урегулировании пишут нечасто. Этот сюжет оказывается в фокусе внимания экспертного и журналистского сообщества лишь в моменты эскалации вооруженного противостояния конфликтующих сторон, как это было летом 2014 года. И для этой ситуации есть свои объяснения.

Конечно, конфликт вокруг Нагорного Карабаха нельзя назвать «замороженным» в полном смысле этого слова, поскольку нарушения режима прекращения огня год от года не уменьшаются, а, напротив, увеличиваются. Но по своей интенсивности он сегодня заметно уступает и противостоянию на юго-востоке Украины, и ближневосточной политической турбулентности. При этом процесс мирного урегулирования пребывает в статике. За двадцать лет с момента подписания соглашения о прекращении огня (май 1994 года) Армения и Азербайджан не сделали практически никаких значимых шагов навстречу друг к другу (хотя слово «друг» в данном контексте не является самым удачным определением). Максималистские планки по-прежнему определяют внешнеполитическую повестку дня и Баку, и Еревана. В одном случае это — «восстановление территориальной целостности», при которой права армянского населения Нагорного Карабаха, организация управления на территории бывшей автономной области всерьез не обсуждаются. В другом — поддержание нынешней ситуации на протяжении максимально долгого периода времени с тем, чтобы ключевые международные игроки в конце концов смирились бы с тем, что непризнанная Нагорно-Карабахская Республика является субъектом отдельным от Азербайджана.

Уникальность нагорнокарабахского конфликта по сравнению с другими этнополитическими противоборствами в Евразии состоит в том, что здесь с самого объявления о прекращении огня не было миротворцев. Ни российских, ни международных. Хрупкое перемирие, периодически нарушаемое обеими сторонами (и надо отдавать себе отчет, что горячее лето 2014 года — далеко не первый случай подобных нарушений), вот уже два десятка лет держится на балансе сил. Это и региональная «гонка вооружений» (слава богу, обычных, а не ядерных), и конкуренция внешних игроков, дающая робкие надежды на изменение статус-кво в свою пользу. Отсутствие полноценной миротворческой операции, о которой только ведутся переговоры при посредничестве Минской группы ОБСЕ (сопредседатели — США, Россия и Франция), повышает риски в зоне конфликта.

Долгие годы нагорнокарабахский мирный процесс по сравнению с Грузией приводили в пример как доказательство возможности успешной кооперации между Западом и Россией. И в самом деле, в рамках упомянутой выше Минской группы представители Вашингтона, Парижа и Москвы, несмотря на регулярную «смену составов» дипломатов, не один год эффективно взаимодействовали. И не их вина, что сами конфликтующие стороны не сдвинулись в своих требованиях от программ-максимум.

Но сегодня нагорнокарабахское урегулирование развивается в условиях полномасштабного переформатирования постсоветского пространства и самого масштабного с момента окончания «холодной войны» конфликта Запада и России. Контекст, в котором у конфликтующих сторон появляется желание протестировать страны-сопредседатели на предмет их готовности к солидарным действиям по поддержанию хрупкого перемирия, а у самих участников Минской группы стремление к сольным партиям вместо общего дипломатического хора.

И примеров такого сольного пения последние месяцы уже набирается немало. В мае 2014 года американский сопредседатель Джеймс Уорлик заявил о наличии особого плана своего правительства по урегулированию конфликта. Затем в конгрессе обсуждался Акт о «предотвращении российской агрессии», в котором среди потенциальных жертв был назван и Азербайджан, хотя отношения между Баку и Москвой за последний год демонстрировали скорее позитивные тенденции. В августе в неофициальной летней столице РФ уже Владимир Путин принимал двух президентов закавказских республик. В сентябре пришла очередь госсекретаря США Джона Керри «сверять часы» с Сержем Саргсяном и Ильхамом Алиевым, а в конце октября на первый план выдвинулся французский президент Франсуа Олланд.

При этом все политики и дипломаты из России, Франции и США заверяют публику в том, что выступают за сохранение Минской группы и продолжение ее миротворческих усилий. Однако деклараций здесь явно недостаточно. Наивно думать, что то же карабахское обострение вблизи от российских границ создаст проблемы одной лишь Москве. Недалеко от Агдама проходит поддерживаемый Западом нефтепровод Баку — Тбилиси — Джейхан, который также может попасть под удар. Непосредственно с непризнанной Нагорно-Карабахской Республикой проходит и граница Ирана, значение которого для Закавказья и Ближнего Востока не следует преуменьшать. Остроты проблеме придает и стратегическая кооперация Турции с Азербайджаном.

Таким образом, нагорнокарабахский процесс подталкивает Запад и Россию если не к кооперации, то как минимум к определению своих интересов, ресурсов и возможностей путем эффективных переговоров и взаимодействия вместо нескончаемой игры с нулевой суммой. Риторический вопрос, когда начнется движение в этом направлении.