Дубиной и добрым словом

«Говори мягко, но держи в руках большую дубинку, и ты далеко пойдешь». Этим принципом Теодор Рузвельт, 26‑й президент США, правивший с 1901 по 1909 год, руководствовался всю жизнь. Особенно во взаимоотношениях со странами Латинской Америки, которые Штаты еще с середины XIX века привыкли числить в своей сфере влияния в соответствии с «доктриной Монро».

«Доктрина большой дубинки» в межвоенные годы стала основой латиноамериканской политики США. В случае возникновения любой конфликтной ситуации, угрожающей американским интересам, Вашингтон без промедления пускал «дубинку» в ход. Этот период получил название «банановые войны»: американцы, безусловно, доминировавшие в регионе, при помощи вооруженных интервенций корректировали политический курс Никарагуа, Гондураса, Гаити и Доминиканской Республики.

Советский Союз в этот период мало интересовался Латинской Америкой. Там, разумеется, работали эмиссары Коминтерна (к примеру, Иосиф Григулевич, советский разведчик-нелегал, умудрившийся позже стать послом Коста-Рики в Италии), собиравшие информацию и при необходимости проводившие силовые акции вроде убийства Троцкого; но основные силы были брошены в Европу и Китай, откуда исходила основная угроза СССР, а Латинская Америка оставалась на периферии.

Меж тем в ней даже без тесных контактов с Москвой вызревали собственные варианты социализма. К тому же странам региона не особо нравилась американская «большая дубинка». Когда государства Южной Америки подписали антиамериканский оборонительный пакт, в Белом доме осознали, что «дубинку» лучше пока отложить. Франклин Делано Рузвельт провозгласил «политику доброго соседа»: США заявили, что отныне не будут влезать во внутренние дела государств Латинской Америки. Впрочем, рычаг для давления американцы себе на всякий случай оставили – в виде Панамериканского союза, где Вашингтон играл первую скрипку.

Но начавшаяся холодная война изменила всё: мир раскололся на два лагеря. Штаты были полны решимости не допустить проникновения коммунистических идей в Западное полушарие. Ни о каком невмешательстве больше и речи быть не могло. Настало время вновь взяться за «большую дубинку», и первой на себе ее удар испытала маленькая Гватемала.

Первая жертва

«Единственное наше преступление заключалось в том, что мы имели наглость издавать собственные законы и требовать их исполнения. Наше преступление – аграрная реформа, затронувшая интересы «Юнайтед Фрут Кампани». Наше преступление – желание иметь собственный выход в Атлантику, собственные источники электроэнергии, собственные доки и порты. Наше преступление – патриотическое намерение двигаться вперед и добиваться экономической независимости наравне с политической. Нам вынесли приговор за то, что мы дали крестьянам землю и права».

Эти горькие слова принадлежат полковнику Хакобо Арбенсу – герою гватемальской революции, свергнувшей диктатора Хорхе Урибе, и первому честно избранному президенту Гватемалы. На выборах 1950 года он, пообещав землю крестьянам, победил проамериканского кандидата Идигораса Фуэнтеса и принялся проводить свою программу в жизнь. Арбенс отказался посылать войска на войну в Корею, легализовал компартию и национализировал землю, в том числе ту, которая принадлежала «Юнайтед Фрут Кампани».

С «Юнайтед Фрут Кампани» была тесно связана семья Даллесов: Джон Фостер на тот момент возглавлял американский Госдеп, а его брат Аллен работал директором ЦРУ. Борьба за семейные активы удивительно удачно совпала с борьбой против красной угрозы.

Дальнейшее было разыграно как по нотам. Американцы ввели против Гватемалы санкции и начали мощную кампанию по дискредитации режима Арбенса. Его обвинили в том, что он агент Москвы, тайный коммунист и предоставил секретные базы для советских подводных лодок (при том, что в Гватемале даже не было советской дипмиссии), а также в том, что он готовится развязать войну, тайно поставляя оружие боевикам в соседние страны. В Организации американских государств – преемнице Панамериканского союза – американцы продавили резолюцию, согласно которой не допускалось возникновение в Латинской Америке коммунистических стран.

При поддержке ЦРУ на территории Гондураса было создано альтернативное правительство Гватемалы и сформирована армия под командованием Кастильо Армаса – гватемальского офицера, учившегося в США. Армия получила все необходимое – деньги, снаряжение, униформу оружие и даже собственные ВВС – боевые самолеты без опознавательных знаков, за штурвалами которых сидели американские пилоты. Неопознанные самолеты разбрасывали над гватемальской территорией листовки с призывами к свержению Арбенса, а радиостанция «Голос освобождения» глушила государственные передачи. В мае 1954‑го американский флот блокировал побережье Гватемалы.

17 июня 1954 года Совет нацбезопасности США принял решение о начале военной операции. На следующий день наемники Армаса перешли гватемальскую границу, но после тяжелых боев были разбиты. Американцы тогда сделали ставку на воздушную войну – ни ВВС, ни систем ПВО, чтобы противостоять налетам, у Гватемалы не было. День за днем «неизвестные самолеты» с закрашенными опознавательными знаками бомбили города и промышленные объекты страны, а американский посол в ООН упорно утверждал, что Соединенные Штаты тут ни при чем – дескать, в Гватемале идет гражданская война, а откуда у одной из сторон самолеты, Вашингтон понятия не имеет. В американских СМИ колумнисты разъясняли читателям, что на самом деле бедные гватемальцы не выдержали притеснений коммунистического режима Арбенса и восстали.

Одновременно американцы активно работали с гватемальскими высшими офицерами, и в конце концов доллары и бомбардировки сделали свое дело. Под давлением своих же генералов Арбенс подал в отставку и покинул страну, президентом стал Кастильо Армас. Компартия снова была запрещена, все реформы отменены, в стране создан Комитет защиты от коммунизма. Сторонников Арбенса люстрировали, сажали в тюрьмы, убивали. Кто мог, бежал через границу, в том числе молодой аргентинский доктор Эрнесто Гевара, своими глазами видевший падение первого демократически избранного правительства Гватемалы.

Сразу после переворота американцы принялись искать компромат на Арбенса – доказательства того, что он действовал по указке СССР. Найти так ничего и не удалось. И неудивительно – в Москве на происходящее в Гватемале взирали с изумлением. Реформы Арбенса там, конечно, одобряли и были не прочь поддержать его экономически, но никаких далеко идущих планов не строили. Однако история Гватемалы стала для Москвы хорошим уроком: советское руководство осознало, что так тоже бывает и что на другом конце света вполне может произойти социалистическая революция без участия Москвы. И эту революцию США гарантированно раздавят, если ее не поддержать.

Риск – дело благородное

Когда 1 января 1959 года войска Фиделя Кастро вошли в Гавану, Москва уже была готова действовать. Через полторы недели СССР признал новую Кубу. Всего несколько месяцев понадобилось Фиделю, чтобы определиться с путем развития страны, национализировать американские предприятия и объявить о строительстве социализма. Стоило США ввести экономическую блокаду, как Советский Союз тут же послал танкеры с нефтью и скупил кубинский сахар. Стоило Кастро попросить оружие, как Москва тут же ответила согласием: там хорошо помнили, как американцы безнаказанно расстреливали гватемальцев, промедливших с закупкой оружия за границей.

На Кубе США попытались повторить гватемальский сценарий: вновь были созданы пропагандистские радиостанции, сформировано альтернативное правительство, собраны силы вторжения, обеспечена поддержка с воздуха «неизвестными самолетами». Но на этот раз операция полностью провалилась. Кубинские ВВС сбили два американских бомбардировщика и потопили два транспорта сил вторжения, а успевших высадиться контрреволюционеров‑гусанос разгромили кубинские пехотинцы, артиллеристы и танкисты на Т‑34–85.

Последовавший затем Карибский кризис поставил мир на грань ядерной войны. В итоге СССР вывел с Острова свободы свои ракеты, а США дали гарантии ненападения на Кубу. Советский блок получил в Западном полушарии плацдарм, то есть произошло то, чего в Белом доме опасались больше всего. Проблема была в том, что Москва не очень понимала, что с этим плацдармом делать. Кубинское руководство желало разжечь в обеих Америках «множество Вьетнамов», в то время как Советский Союз вел себя крайне сдержанно.

Призрак ядерного пожара, чуть было не начавшегося из-за Кубы, охладил многие горячие головы в Кремле. Москва не хотела больше рисковать. В то же время США сделали совершенно противоположные выводы. Решимость Советов во время острой фазы кризиса произвела впечатление на Вашингтон, и там окончательно утвердились во мнении, что СССР планирует широкомасштабную экспансию в регионе.

В результате американцы действовали предельно жестко. В 1963 году пытавшийся было повторить умеренные реформы Арбенса президент Доминиканской Республики Хуан Бош был свергнут американскими спецслужбами. Когда спустя два года в результате военного переворота к власти пришел полковник Франсиско Кааманьо, объявивший о восстановлении конституции и возвращении к власти Боша, американские морпехи высадились в Санто-Доминго всего через четыре дня под предлогом защиты граждан США. Советский Союз обвинил Вашингтон в вооруженной интервенции, но сделать ничего не успел физически, да и не смог бы при всем желании. Штаты посадили в Доминиканской Республике своего ставленника Хоакина Балагера, а президент Джонсон публично объявил, что американские морпехи спасли от коммунизма еще одну страну Центральной Америки.

В более крупных государствах Штаты предпочитали действовать через свою агентуру, выискивая недовольных и организовывая перевороты. Важным оружием в американских руках стали направленные меры, призванные затруднить экономическое положение той или иной страны и вызвать в ней народное недовольство. Так, в 1973‑м в Чили пал режим Альенде – достаточно умеренного по меркам холодной войны социалиста; спустя два года генералы свергли в Перу социалистическое правительство Альварадо, пытавшегося переориентировать страну на сотрудничество с советским блоком. В обоих случаях СССР отказался от крупномасштабной экономической помощи социалистическим режимам, не говоря уже о военной. Москва брежневских времен не желала рисковать снижением международной напряженности в результате политики разрядки ради эфемерных успехов. Вместо дерзких, подчас авантюристичных ходов советские политики делали ставку на мирное сосуществование и неизбежную победу социализма в результате объективных исторических процессов.

К концу 1970‑х Штатам, казалось, удалось вернуть почти всю Латинскую Америку под свой контроль, в том числе при помощи террора. Широкую известность получила операция «Кондор», когда диктаторские режимы южноамериканских стран, координируя усилия с ЦРУ, массово расправлялись с недовольными – коммунистами, социалистами, профсоюзными лидерами. Самым знаменитым ее выражением стали «полеты смерти», когда человека, накачав барбитуратами, сбрасывали с самолета или вертолета в реку или океан. Жертвами «Кондора» стали около 60 тысяч человек. Даже в годы правления Джимми Картера (1977–1981), попытавшегося дистанцироваться от диктаторских режимов, ЦРУ продолжало координировать проведение «Кондора».

Но потом все внезапно изменилось.

В шаге от победы, на пороге поражения

В конце 1970‑х у американцев возникло впечатление, что они проигрывают холодную войну. Война во Вьетнаме закончилась позорным уходом и падением проамериканского режима. Рухнули азиатские американские блоки – СЕНТО и СЕАТО. Все больше африканских стран переходило на сторону советского блока. Наконец, загорелось и у американцев под боком. В Никарагуа революционеры-сандинисты свергли режим проамериканского диктатора Сомосы, а на маленьком острове Гренада к власти пришел марксист Морис Бишоп.

Ответом стало избрание президентом США Рональда Рейгана – жесткого антикоммуниста и прагматика, поставившего целью выиграть холодную войну, измотав Советский Союз в гонке вооружений и нанося ему удары по всему земному шару. Эта политика получила название «доктрина Рейгана».

В 1983 году американские войска высадились на острове Гренада – официально, с одобрения ОАГ. Предлогом стал военный переворот, сместивший марксиста Бишопа и заменивший его марксистом Уинстоном Кордом.

«Москва предоставляет ему прямую поддержку через террористическую сеть, – утверждал Рейган. – Когда эти головорезы пытались взять Гренаду под контроль, на острове оказались 30 советских советников и сотни кубинских военных – это не совпадение».

В американских изданиях тех лет приводились подробности: якобы двое советников‑спецназовцев погибли в бою с силами вторжения, а остальных разоружили и депортировали в Мексику. Разумеется, никаких русских советников на острове американцы не нашли, да и откуда им было взяться, если дипперсонал посольства СССР составлял всего четыре человека? Но к тому моменту правда уже никого не интересовала – главное, советской гидре был нанесен удар.

С Никарагуа избрали другой путь. На ее границах американцы сконцентрировали отряды контрас – вооруженной оппозиции, в которую входили как бывшие функционеры режима Сомосы, так и бывшие союзники сандинистов, недовольные их политикой. Провокации и рейды контрас на никарагуанскую территорию призваны были держать страну в состоянии постоянного напряжения, вынуждая тратить ресурсы не на развитие, а на противостояние боевикам. Советский Союз, как и раньше, поддерживал Никарагуа в очень ограниченном масштабе.

В процессе этой «грязной войны» чуть было не пострадал и сам президент Рейган, когда в 1986 году грянул скандал «Иран-контрас»: выяснилось, что США тайно продавали оружие в Иран ради финансирования вооруженной никарагуанской оппозиции. Рейтинг Рейгана упал на 20% за неделю, но «тефлоновый президент», как прозвали его газетчики за умение выходить сухим из воды, быстро восстановил популярность.

Сложно сказать, сколько бы тянулось противостояние сандинистов и контрас, если бы не конец холодной войны. Было заключено соглашение о примирении, и на последующих выборах президентом стала Виолета Барриос де Чаморро – один из лидеров умеренной оппозиции сандинистам. США потратили на ее кампанию около $10 млн, Москва приветствовала ее избрание. Вскоре рухнул Советский Союз, и эпоха завершилась.

Сейчас, разумеется, Латинская Америка живет в совершенно другой системе координат. Нет больше могучего идеологического врага Соединенных Штатов, к которому при случае можно обратиться за помощью: новая Россия куда больше блюдет свои экономические интересы, чем Советский Союз, и в первую очередь заботится об активах, а не о победе прогрессивных движений.

С другой стороны, все чаще с экранов звучат слова о новой холодной войне. И логика этой войны подталкивает Москву к сближению со старыми друзьями, которые до сих пор хранят память о русских товарищах-коммунистах, помогавших им отбиваться от «большой дубинки» северного соседа.