Надежный рецепт распада: зачем СССР десятки лет строил 14 национальных государств

Содержание:

• Найден главный виновный
• Как выглядел марксистский национализм
• Почему Малороссия стала Украиной

Найден главный виновный

Советский Союз был уникальной страной, которая во многих областях шла наперекор мировым трендам. К примеру, XIX и XX века стали периодом формирования политических наций и строительства национальных государств. Это было повсеместным поветрием, затронувшим не только Европу, но и Азию, – вспомним Японию Мейдзи, гоминьдановский Китай, кемалистскую Турцию, Индию под руководством Индийского национального конгресса и т. д. Но большевики двинулись особым путем: не знавшую национально-территориального деления Российскую империю они разрезали на множество нацреспублик и автономий, которые постепенно обретали признаки суверенных национальных государств: языки, границы, свои конституции, национальные элиты и органы власти.

Жизнь после смерти: к чему за 30 лет пришли бывшие советские республики

Такое деление требовало особых приемов. Историк, профессор Гарвардского университета Терри Мартин в книге «Империя положительной деятельности: Советский Союз как высшая форма империализма» отметил: многие социальные практики, которые на Западе войдут в моду лишь в начале XXI века, в СССР использовались еще в 1920-х. Например, affirmative action, или позитивная дискриминация, когда национальное большинство дискриминируется в пользу меньшинств. Только современные американские леваки борются с так называемыми белыми привилегиями, а советская власть главным злом объявила «великорусский шовинизм», причем русские превратились в народ-угнетатель – на них возлагалась историческая вина перед другими народами СССР за их бедность, отсталость, и эту вину требовалось искупить.

«Интернационализм должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой то неравенство, которое складывается в жизни фактической», – так писал лидер большевиков Владимир Ульянов-Ленин. Ему вторил другой видный большевик, Николай Бухарин: «Только при такой политике, когда мы сами себя поставим в положение более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить себе доверие прежде угнетенных наций».

Ничего личного – просто окраинные националисты оказывались естественными союзниками красных в борьбе с белыми, продвигавшими лозунг «За единую и неделимую Россию». Большевики же сулили лидерам нацдвижений независимость и привилегии. На короткой дистанции это позволило им сплотить вокруг себя окраины, взволнованные революцией.

А как же пролетарский интернационализм? С идеологической точки зрения все объяснялось просто: как капитализм является неизбежной формацией на пути к коммунизму, так и национализм есть обязательная ступень при движении к пролетарскому интернационализму. К тому же национализм малых народов направлен против великорусского шовинизма, значит, он прогрессивен, а великорусский шовинизм по природе своей буржуазен и является злейшим врагом рабоче-крестьянского государства.

Как выглядел марксистский национализм

В 1920-е годы советская власть развернула политику коренизации – курс на всестороннюю поддержку малых народов: создание национальных автономий, выдвижение в руководство представителей местных элит, внедрение в делопроизводство и образование национальных языков, развитие СМИ и литературы на национальных языках. Для десятков народов с нуля были созданы алфавиты и письменность.

Привлечение во власть представителей национальных элит было одним из принципов нацполитики еще царского правительства, только делалось это в рамках унитарного государства. И, как отмечал в работе «Дерусификация управления в СССР» доктор исторических наук Борис Миронов, до 1917 года нерусские этносы, за исключением евреев, были представлены в органах власти ниже демократической нормы (доля этноса в общем составе населения). Такая недопредставленность обусловливалась не правовыми ограничениями, а «дефицитом национальных кадров и плохим знанием русского языка».

Коренизация вывела нацполитику Российской империи на уровень суверенизации, установив курс на превращение окраин в полноценные государства. Если где-то национальных движений не было, их создавали специально. Малым народам предписывалось образовывать национальные сельские и районные советы. На территории республик и автономий появлялись т. н. титульные нации. Они могли быть этническим меньшинством, но имели набор привилегий – от поступления в вузы до приема на работу. Терри Мартин упоминает, что в 1920-е годы в Татарской АССР вступил в силу закон, дававший татарским крестьянам льготный доступ к выгодным земельным угодьям – вдоль железных дорог и в долинах рек; татарские деревни платили меньшие налоги, чем русские. В Средней Азии подобные процессы приводили даже к исходу русских из республик.

Почему Малороссия стала Украиной

Особенно рьяно большевики взялись за превращение Малороссии в Украину – коренизация здесь имела и геополитический контекст. В недружественной Польше жили миллионы украинцев, которые могли бы стать пятой колонной в стане врага. Ради этого создавали образцовую Украину для украинцев. В ходе нацбилдинга (создания нации) русский элемент методично заменялся украинским: местные СМИ, делопроизводство, начальное и высшее образование – все это предстояло перевести на украинский язык. «Если в городах Украины до сих пор преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы», – говорил Иосиф Сталин на Х съезде РКП(б).

«Край, удобный к народному населению»‑2

Вскоре выяснилось, что для украинизации на Украине не хватает... украинских кадров. В 1922 году украинским языком свободно владели лишь 11% членов местной компартии. Простые рабочие и служащие тоже говорили по-русски. Чтобы выправить ситуацию, большевики вернули в СССР несколько тысяч беглых националистов, в том числе весьма одиозных, вроде Михаила Грушевского и Степана Рудницкого. В республике выходил бюллетень «Вестник украинизатора», газеты рапортовали: «Уволено 24 сотрудника за незнание украинского языка» («Харьковский пролетарий» от 23 июня 1927 года). И по крайней мере формальный результат был достигнут: по данным Мартина, к 1924-му делопроизводство в УССР было украинизировано на 65%, в 1930 году до 85% журналов и 80% книг издавались на украинском, к 1933-му почти 90% учащихся начальных школ обучались на украинском языке.

Интересно, что именно украинцев, составлявших 21,3% населения страны, гарвардский профессор называет самой большой титульной нацией в СССР. Почему же не русских, которых было больше 50%? А русские не могли считаться титульной нацией, поскольку не имели собственной нацреспублики. Ведь РСФСР, в отличие от прочих союзных республик, являлась не национальной, а федеративной республикой и сама делилась на национальные автономии. Так «народ-шовинист» оказался еще и народом без земли и даже без своей компартии. То есть с политической точки зрения русские в СССР были полностью десубъективизированы. Грузинская, Белорусская, Узбекская и прочие компартии в СССР были, а русской или российской – не было. После Великой Отечественной войны группа руководителей Ленинградского обкома ВКП(б) предложила создать такую партию. Но руководство страны и лично Сталин выступили резко против, опасаясь, что партия русских станет мощным противовесом КПСС.

Авторам попытки пришлось дорого за нее заплатить: в 1949 году началось «Ленинградское дело», по которому к высшей мере приговорили шестерых видных партийных и советских деятелей, в том числе первого секретаря Ленинградского обкома Алексея Кузнецова.

Старший брат платит

В советское время ходила шутка: самая главная привилегия в СССР – это возможность жить не по-советски. Нацреспубликам и автономиям действительно позволялось меньше напрягаться в строительстве социализма. Историк Сергей Сергеев в книге «Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия» пишет, что в феврале 1930 года ЦК принял постановление, запрещавшее применять в национальных районах Средней Азии, Казахстана, Северного Кавказа, Закавказья и некоторых других те методы коллективизации, которые использовались в центральных областях РСФСР.

В монографии «Социально-экономическое развитие постсоветских стран: итоги двадцатилетия» ИЭ РАН указывается, что именно РСФСР финансировала ускоренное развитие нацреспублик. Уже в 1923 году был создан специальный Союзный республиканский дотационный фонд СССР, средства из которого шли на развитие национальных республик. Как заявлял в своем интервью бывший председатель Совмина СССР Иван Силаев, Россия являлась финансовым донором для 12 республик, за исключением Белоруссии и Латвии. Общие затраты на братскую помощь ежегодно составляли 45–50 млрд руб. – это треть того, что зарабатывала сама РСФСР.

Полной статистики по перераспределению средств между союзными республиками в открытом доступе нет, поэтому приходится складывать мозаику из данных отдельных исследователей. Историк Василий Попов в книге «Крестьянство и государство (1945–1953)» пишет, что в 1944 году средний доход на колхозный двор в РСФСР составлял 8197 руб., из которых 17% шло на прямые налоги, еще 9% – на «добровольные» платежи. Средний доход крестьянина в Азербайджанской ССР составлял 14 530 руб., общий налог – около 14%, в Армянской ССР – доход 16 тыс. руб. и налог 12%, в Грузинской ССР – доход более 20 тыс. руб. и налог 13%.

Ведущий научный сотрудник Института государства и права АН СССР Галина Литвинова в статье «Старший или равный» приводит такие данные: в 1951 году смоленский колхозник за трудодень мог получить 890 г зерна и 17 коп., эстонский – 1830 г зерна и 1,5 руб., таджикский – 2 кг зерна и 10 руб. 5 коп. Некоторые исследователи утверждают, что в качестве сверхпривилегии в республиках Закавказья и отчасти в Прибалтике негласно допускалось частное предпринимательство.

Распадающийся пазл

А как обстояли дела с управлением страной? Коренизация стимулировала формирование в республиках национальных элит, всестороннее развитие окраин способствовало появлению здесь квалифицированных национальных кадров. Как следствие, на протяжении почти ста лет – с 1897 по 1990 год – роль представителей нерусских этносов в органах власти постепенно росла, а русского, наоборот, снижалась. В 1897 году доля нерусских в органах управления составляла 32,2%, в 1926-м – 36,5%, в 1959-м – 38,7%. Эти цифры приводит Борис Миронов, отмечая, что показатели были все еще ниже демократической нормы.

Впрочем, разные советские структуры могли иметь свою национальную специфику. В НКВД, например, русские недотягивали до демократической нормы. Согласно справочнику «Кто руководил НКВД, 1934–1941», доля русских в руководстве центрального аппарата этой структуры составляла 42% (при доле в населении 58,4%, по данным всероссийской переписи 1939 года), евреев – 35% (1,7%), грузин – 3,6 (1,3%), латыши и армяне были представлены почти на уровне демократической нормы, украинцы и белорусы – ниже ее, а представителей прочих национальностей СССР не было вообще.

К 1989 году, по данным Миронова, доля нерусских в общесоюзных органах власти достигла 48,7%, что почти соответствовало демократической норме – доля русских в населении составляла 50,8%, в занятом населении – 53,1%. В республиканских структурах эта пропорция за редким исключением была превышена, т. е. по факту они оказались дерусифицированы. А национальная элита и управляющий класс, национальный госаппарат, территория с признанными границами и населением, государственная символика и конституции есть признаки национального государства. Иными словами, к началу 1990-х титульные этносы союзных республик превратились в нации, а сами республики – в полноценные государства, не хватало только собственных армий, зато имелись республиканские МВД и КГБ. «При желании или необходимости они могли отделиться от СССР и существовать независимо», – пишет Борис Миронов, и по завершении в республиках нацстроительства «судьба Советского Союза оказалась во власти местных элит и зависела от конъюнктуры».

В условиях экономического и политического кризиса у национальных элит появились реальная возможность и соблазн идти своим путем, и «нерушимый» Союз стал стремительно распадаться на свободные республики, которые сам и построил.