Так выглядит седьмая статья Протокола об охране окружающей среды к Договору об Антарктике от 4 октября 1991 года, обычно именуемого для краткости Мадридским протоколом. Он был подписан за два месяца и три недели до распада СССР, Россия ратифицировала его в 1997 году.

14 января 2048 года истечет полвека со дня вступления протокола в силу, и в соответствии с его условиями любая сторона Договора об Антарктике может созвать конференцию и поставить на ней вопрос о пересмотре его положений, в том числе той самой седьмой статьи. И если за эту поправку проголосуют три четверти консультативных сторон (то есть 21 страна), то она вступит в силу.

Но на самом деле все может закончиться куда проще. И Договор об Антарктике, и все протоколы к нему – продукт согласия великих держав. Если хотя бы одна из них сочтет, что ее интересы перевешивают обязательства по договору, и выйдет из него, то никакой реальной возможности заставить ее исполнять условия соглашения не найдется. А если таких держав будет хотя бы две, то договор рассыпется куда быстрее. Такой возможности, к сожалению, исключать нельзя – печальная судьба ДРСМД тому доказательство.

Учитывая, с какой скоростью расползается тонкая ткань международного права под натиском государственных интересов в эпоху новой многополярности, вероятность такого сценария возрастает с каждым годом. Гонка за Антарктику все ближе – готова ли к ней Россия?

Охотники за минералами

Залежами полезных ископаемых в Антарктиде всерьез заинтересовались в 1970‑х. Советские, британские, американские, новозеландские, японские и немецкие геологи бурили лед, исследовали материк с воздуха, вели судовые геофизические исследования. В итоге удалось установить, что под ледяным панцирем залегают огромные запасы полезных ископаемых, включая руды, нефть и газ. Однако договориться об их разработке тогда не удалось, так что вопрос просто заморозили на полвека, тем более что и затраты на геологоразведку и добычу в антарктических условиях делали разработку многих полезных ископаемых нерентабельной.

С тех пор многое изменилось. В первую очередь климат. Из-за глобального потепления Антарктида буквально трещит по швам – с каждым годом трещины на ледниках становятся все шире, ледяной панцирь целыми кусками сползает в воду. С каждым таким куском добыча природных ископаемых становится дешевле. В то же время известные и легкодоступные месторождения постепенно истощаются, и все чаще геологи, военные и политики, в том числе российские, смотрят в сторону Антарктики.

В 2010 году распоряжением правительства России была утверждена «Стратегия развития деятельности Российской Федерации в Антарктике на период до 2020 года и на более отдаленную перспективу». Формально речь там идет лишь о научных исследованиях полезных ископаемых – в точном соответствии с положениями Мадридского протокола, но при этом указывается, что цель стратегии, помимо всего прочего, – «укрепление экономического потенциала России за счет использования имеющихся водных биологических ресурсов Южного океана, а также комплексного изучения минеральных, углеводородных и других видов природных ресурсов Антарктики». Понятно, что одним изучением экономический потенциал не укрепить и если представится законная возможность, то Россия заявит свои претензии на кусок антарктического пирога. Вопрос в том, как именно эти претензии она может обеспечить.

Больше баз

Ответ прост – никак. Если мы взглянем на карту Южного океана, то обнаружим, что российских баз там нет не то что в непосредственной близости – даже в дальней перспективе. Вместе с Советским Союзом канул в историю и его большой флот, позволявший обеспечивать присутствие во всех океанах планеты. Нынешний российский флот способен на дальние походы, но, учитывая расстояние от Владивостока или Севастополя до антарктического побережья, обеспечить интересы России в регионе он в случае начала дележа антарктического пирога не сможет.

Но есть и хорошие новости: четкой и всеобъемлющей стратегии на этот случай нет и у других крупных игроков. Правда, у них есть базы в непосредственной близости от Антарктики либо территории, на которых эти базы могут быть созданы. У Франции – Реюньон, Майотта и Французские Южные и Антарктические Территории – в Индийском океане, Французская Полинезия в Тихом. У Британии – целая цепь атлантических территорий, южными звеньями которой являются острова Тристан-да-Кунья, Фолкленды, Южная Георгия и Южные Сандвичевы острова. США содержат базы в Новой Зеландии и Австралии, а также пользуются переданным им Великобританией островом Диего-Гарсия в Индийском океане.

Из великих держав баз в ближней антарктической зоне нет лишь у России и Китая. Но Пекин в последнее время активно прокладывает себе маршрут на юг, обильно инвестируя в укрепление отношений с островными государствами Индийского и Тихого океанов. Причем делает это настолько успешно, что правительствам этих стран приходится то и дело выступать с опровержениями, уверяя встревоженную общественность, что интересы КНР чисто торговые и что о каком-либо постоянном присутствии китайских кораблей в их водах речи не идет.

В настоящий момент можно выделить два основных направления китайской южной экспансии – в Индийском и Тихом океанах. В обоих случаях это еще не осознанная стратегия продвижения в сторону Антарктики: в Индийском океане Китай пытается обеспечить безопасность основного торгового пути, по которому он получает углеводороды из стран Персидского залива. Большую часть этого маршрута Китай не контролирует: в случае конфликта с США или Индией перекрыть поток нефти и газа в КНР по южному маршруту будет делом техники. Сложно винить Пекин в том, что он пытается обезопасить себя, вкладывая средства в развитие портов в дружественных малых странах и отправляя эскортные группы и субмарины в Индийский океан. Поскольку любой гражданский порт может при известных обстоятельствах и серьезной доработке превратиться в военный, то причины для беспокойства у Вашингтона и Нью-Дели есть.

То же относится и к Тихому океану: Китай все активнее действует в «коралловом треугольнике» – регионе, ограниченном с севера Филиппинами, с запада – Яванским морем, с востока – Соломоновыми островами, и в регионе к востоку от него – там, где находятся Вануату, Тувалу, Фиджи и Тонга. В основном таким образом Китай пытается, помимо прочих политических и экономических задач, решить вопрос прорыва пресловутых «островных барьеров», которые в случае конфликта Пекина и Вашингтона помешают китайскому флоту выйти на оперативный простор. Но параллельно формируется также база для действий в сторону Антарктики, если такая необходимость вдруг возникнет.

Тяготы и лишения на Мальдивах

У России нет ничего подобного – ни одной базы в Южном полушарии в принципе. Очевидно, что, используя в качестве базы Владивосток, демонстрировать силу в южных морях невозможно, следовательно, нужно обзавестись базой где-нибудь поблизости.

В Атлантике это сделать вряд ли удастся: все южноатлантические острова находятся под контролем других великих держав, а правительства Аргентины и Чили, которые в своих политических расчетах вынуждены учитывать американские интересы, не пойдут на предоставление ВМС России баз на своей территории. Конечно, может произойти всякое – типа прихода к власти радикально левого и резко антиамерикански настроенного президента, но предпосылок к этому пока не видно.

В южной части Тихого океана российские позиции, к сожалению, традиционно слабы. Достаточно упомянуть, что ни в одном из тихоокеанских островных государств нет российских дипломатических представительств – их обслуживают посольства в Австралии и Новой Зеландии. Понятно, что речи о каких-либо стратегических проектах с участием России в этих государствах идти не может.

Остается Индийский океан. Там позиции Москвы, наоборот, достаточно сильны. В советское время в этой акватории оперировала 8‑я оперативная эскадра ВМФ СССР, обеспечивавшая безопасность советских судов и служившая в то же время противовесом Седьмому флоту США. С тех пор обстановка изменилась, прежние базы утеряны: в Йемене идет гражданская война, и Аден вряд ли может стать надежной базой для российских кораблей; острова Сокотра, где отстаивались в свое время российские корабли, перешли под фактический контроль ОАЭ.

Вместе с тем неожиданно появились новые возможности. По итогам недавнего визита в Москву глава минобороны Мальдив Мария Ахмед Диди заявила о желании Мальдивской Республики развивать военное и военно-техническое сотрудничество с Россией. Интерес Мальдив в данном случае понятен: островное государство, находящееся на стратегических маршрутах, пытается диверсифицировать свою оборонную политику, избежав критической зависимости от внешних игроков. Совсем недавно Мальдивы, традиционно находившиеся в индийской сфере влияния, оказались в центре политического кризиса: президент Абдулла Ямин попытался переориентировать внешнюю политику страны на Китай, уйдя тем самым из-под индийского зонтика. Попытка провалилась: на последовавших выборах победу одержал проиндийский кандидат Ибрагим Мохаммед Солих, вновь провозгласивший ориентацию на Индию. Но до финала еще далеко: Китай точно попытается вернуть Мальдивы, куда уже инвестированы огромные средства. Свое влияние наращивает и Саудовская Аравия, вкладывающая деньги и посылающая проповедников на северные атоллы.

Для России интерес может представлять аренда территории Мальдив под базу потенциальной оперативной эскадры. Лучше всего для этого подходит самый южный атолл Мальдив – Адду. В свое время там располагалась британская военно-воздушная база Ган, бывший Порт Т, и с тех времен на атолле сохранилась отличная взлетно-посадочная полоса (ныне поле международного аэропорта) и вся необходимая инфраструктура. Даже в случае, если создать базу на Мальдивах по каким-то причинам не удастся, есть другие островные государства в Индийском океане – Сейшелы, Коморы, Маврикий, где есть бухты и инфраструктура, позволяющие в случае необходимости и при наличии политической воли создать оперативную базу. Наконец, есть государства Африки, с которыми Россия поддерживает хорошие отношения еще с советских времен, к примеру, Мозамбик.

Всеобщий друг

Если в Атлантике и Тихом океане создавать такую базу придется в заведомо неблагоприятных политических условиях, то в Индийском океане – наоборот, благодаря как в целом положительному отношению к России среди местных политиков, так и возможностям, которые предоставляет им российское военное присутствие. Появление нового сильного внешнего игрока даст руководству малых индоокеанских островов и бедных восточноафриканских государств больше пространства для маневра, позволит им получить лучшие условия при заключении договоров с третьими странами и в принципе избежать сложного и неприятного выбора в ряде ситуаций. Но главное, присутствие России будет позитивно воспринято сильнейшими региональными игроками-конкурентами – Индией и Китаем.

Москва – единственный крупный игрок, с которым и Нью-Дели, и Пекин поддерживают отношения стратегического партнерства. Индия и КНР не доверяют друг другу, но доверяют Москве, что открывает перед ней широкие возможности. В частности, присутствие российских кораблей снизит стратегическую напряженность в регионе: Китаю не нужно будет в прежних объемах наращивать свое военно-морское присутствие в регионе, если российские корабли выступят гарантами безопасности морского маршрута из стран Залива. Индия, в свою очередь, получит дружественную силу, которая избавит ее от необходимости сближаться с США ради противостояния китайской угрозе даже в тех случаях, когда это сближение не отвечает индийским интересам.

Для того чтобы вернуться в южные моря, у России есть 29 лет. С учетом времени, которое уйдет на создание инфраструктуры, и того, что Договор об Антарктике может рухнуть куда раньше, стоит поспешить. Лето, когда можно готовить антарктические сани, подходит к концу. Зима близко.