Спокойствие, только спокойствие

Возвращение санкций хотя и активно обсуждается, но не является единственной или главной темой для дискуссий в Иране. Куда больше общественность и политиков волнуют такие проблемы, как отношения с Саудовской Аравией, действия Ирана в Сирии, будущее нефтяного рынка, отставки в экономическом блоке правительства, падение курса национальной валюты, внутриполитическая борьба. Более того, иранские власти перестали винить во всех бедах исключительно санкции. Так, относительно недавний отчет исследовательского центра при иранском парламенте о состоянии экономики констатировал: хотя санкции и вредят стране, но гораздо больше вреда ей приносят изъяны в структуре экономики, неправильное управление государством и масштабные злоупотребления. Санкции же только усиливают негативные тенденции, но редко порождают их.

При этом политики прекрасно понимают, что новые американские санкции будут весьма болезненными. В начале осени генеральный секретарь Федерации иранского экспорта энергоносителей Хамид-Реза Салехи даже предсказал возможность успешной реализации американского плана по полному отсечению ИРИ от мирового рынка нефти. Его точку зрения разделяют далеко не все в Тегеране, однако и бравурных речей в столице не слышно. К чести властей надо признать, что правду они больше не скрывают. В сентябре президент Хасан Роухани открыто признал, что надеяться можно лишь на то, что экономическая ситуация стабилизируется в отдаленной перспективе.

Но паники при этом нет. Верховным лидером аятоллой Хаменеи сформулирована стратегия поведения, которую, хоть и с некоторыми оговорками, поддерживают основные политические силы. Суть ее такова:

1. Санкций избежать не удастся. Значит, нужно минимизировать их вред, используя уже опробованные механизмы и активно работая со странами, не разделяющими взгляды Вашингтона на проблему иранской ядерной программы (для чего Тегеран до последнего будет оставаться членом «ядерного соглашения» – СВПД).

2. США доверять нельзя, так как это хитрый и опасный враг. Отношения с американцами должны находиться в состоянии «ни мира, ни войны»: при отсутствии открытого военного столкновения опосредованная конфронтация различными методами будет продолжена, но при изменении поведения Вашингтона в сторону более разумного, с точки зрения Тегерана, подхода не исключена возможность достижения определенных договоренностей.

3. Экономическое давление со стороны Вашингтона – не повод капитулировать и садиться за стол переговоров с американцами на их условиях.

Иными словами, Иран готов к жесткой конфронтации и не будет вести диалог с Дональдом Трампом, пока тот не сменит тон риторики. На этом фоне президенту Роухани перед его поездкой на Генассамблею ООН в конце сентября была дана четкая инструкция – избегать любых переговоров с американцами. 4 октября, выступая перед силовиками, аятолла Хаменеи поставил точку в общественной дискуссии о допустимости уступок США, назвав сторонников компромисса «предателями». Одновременно Верховный лидер заявил, что Исламская Республика выдержит новую атаку на ее экономику.

Всё плохо

На первый взгляд оснований для оптимизма у Ирана мало. Санкции против Тегерана еще толком и не ввели, а социально-экономическая ситуация в стране ухудшается с каждым днем. Если в марте за доллар давали 40 тыс. риалов, то в октябре – уже 140 тыс., что вызвало рост цен и снижение реальных доходов населения. Иранские экономисты заявили, что доля граждан, живущих за абсолютной чертой бедности, достигла 34%. По мере закрытия и банкротства производств неизбежно будет расти и уровень безработицы.

Тяжелая экономическая ситуация спровоцировала волну протестов и забастовок, прокатившуюся в октябре по Ирану. В этих акциях приняли участие учителя, студенты, пенсионеры и представители других профессий (например, продолжительную забастовку объявили водители грузовиков). На улицы выходят, правда, пока еще не массово, люди, ранее бывшие опорой режима. Их требования сугубо экономические, но среди молодежи (например, у футбольных фанатов) становится популярным фрондировать лозунгами о необходимости перемен. Явно радикализируется и персо-язычный сегмент интернета, что также способствует росту общественного недовольства.

До сих пор властям – где-то силой, где-то путем увещеваний – удавалось сдерживать волнения. Но на этом фоне тревожно звучат предположения рыночных аналитиков, что после полного восстановления санкций объем экспорта иранской нефти может сократиться на 1–1,2 млн баррелей в сутки, достигнув рекордно низких 0,8–1 млн. Это приведет к снижению государственных доходов, и руководство ИРИ уже не сможет при необходимости покупать верность сограждан.

Скорее жив, чем мертв

Однако если присмотреться к ситуации повнимательнее, она не кажется столь трагичной. Иранский риал удалось удержать от вхождения в критическое пике. До осени этого года его курс был завышен минимум в три раза, что не шло на пользу экономике. Для того чтобы избежать проблем в будущем, курс нужно было обвалить. Обесценивание национальной валюты в последние месяцы шокировало иранцев и существенно ухудшило социально-экономические показатели. Но, как говорится, «нельзя рубить хвост по частям». Снижение стоимости риала создало комфортные условия для развития ориентированной на экспорт и не связанной с углеводородами части иранской промышленности, а ведь именно она после введения санкций против нефтедобывающей отрасли станет одним из основных источников пополнения государственного бюджета. При этом иранская программа диверсификации в последние годы была в целом успешной. Объем ненефтяного экспорта рос и практически соответствовал, а иногда и перекрывал объемы импорта. Так, в 2016 м Иран продал за границу ненефтяных товаров на $43 млрд, а импортировал на $40 млрд. По оценкам самих иранцев, девальвация национальной валюты увеличила доходы экспортеров в риаловом исчислении на 600%, а значит, выросли и поступления в казну.

Скачок доходов экспортеров, конечно, может быть «съеден» инфляцией и ростом потребительских цен. Но пока корректировки в прибыли иранского бизнеса эти факторы вносят не такие уж значительные, как предполагали пессимисты. К середине октября рост потребительских цен в городах составлял 33% в год (47,5% для продовольственных товаров и 27,2% для промтоваров). Инфляцию также не удавалось сдерживать на апрельском уровне в 7,9%. К октябрю она достигла показателя 13,4% официально и 31,4% неофициально в годовом исчислении. Вместе с тем темпы роста инфляции все же были куда меньше 80%, которые заявлялись некоторыми скептиками. Взрывного роста стоимости потребительских товаров по модели России начала 1990 х удалось избежать. Благодаря регулированию цен, распределению накопленных резервов и поддержке, оказанной государством импортерам, рост стоимости товаров идет плавно (по разным оценкам, 7–12% по сравнению с предыдущим месяцем). Покупательная способность домохозяйств снизилась, но оценивать ее нужно не по долларовой, а по риаловой шкале, с учетом еще и того, что рост цен не галопировал вслед за долларом. На $10 в Тегеране можно купить больше товаров, чем в России. В итоге сокращение реальной покупательной способности населения идет не столь стремительно. Свои плоды приносит и реализуемая в Иране программа по обеспечению частичной экономической самодостаточности. Сегодня иранская экономика способна самостоятельно удовлетворить минимальные базовые потребности населения в продовольствии, энергоносителях, одежде и частично в лекарствах. От колебаний доллара цены в этом сегменте зависимы в меньшей степени (хотя зависимость и существует). Эти же секторы экономики, по расчетам иранцев, окажутся и наименее подвержены влиянию санкций.

При этом жить под санкциями ИРИ действительно не привыкать, и рецепты противодействия их негативному влиянию здесь имеются. Развиваться иранской экономике санкции, конечно, не дадут, но и не разрушат ее полностью, на что рассчитывают в Вашингтоне. События 2010–2015 годов показали, что Иран умеет «жить по средствам», опираться на различные источники доходов и сокращать зависимость от экспорта нефти. Важно, что помимо реализации программы по диверсификации экономики в стране совершенствуют систему налогообложения, повышают ее эффективность (так, куда активнее, чем ранее, в розничной торговле используют кассовые аппараты). Этот процесс идет медленно, встречая сопротивление тех, кто привык жить в условиях налоговой вольницы. Однако роль налогов в наполнении бюджета растет, что повышает устойчивость экономики.

Заграница нам поможет

Надеются в Иране и на то, что полностью отрезать его от мирового рынка нефти США все же не сумеют и этот источник доходов сохранится. По официальным иранским оценкам, которые перекликаются с прогнозами западных консалтинговых агентств, реально Вашингтон сможет снизить объемы экспорта иранской нефти на 0,5–1 млн баррелей в сутки. При этом если сокращение на 1 млн баррелей сулит иранской экономике рецессию в 2%, то при снижении в 0,5 млн баррелей получится даже сохранить рост в 0,5%. На руку ИРИ играют и высокие цены на нефть, которые позволят хотя бы частично компенсировать падение объемов ее экспорта.

Наконец, ставка делается на то, что Ирану удастся сыграть на разногласиях США и Евросоюза по поводу «ядерного соглашения» (СВПД). Европейцы выход американцев из договора считают стратегической ошибкой. ЕС обозначил готовность помочь Тегерану компенсировать негативный эффект от американских санкций. В своих возможностях Евросоюз, конечно, ограничен, но все же не беспомощен. Вернуть в Иран крупный европейский бизнес, боящийся американских санкций, Брюссель не сможет, но если его попытки сохранить контакты с ИРИ на уровне малых и средних компаний увенчаются успехом, то это несколько облегчит долю Тегерана. Иранцы это прекрасно понимают и, чтобы простимулировать европейцев активнее защищать их интересы, как мантру повторяют: Тегеран не выйдет из СВПД, пока участие в этом договоре приносит хоть какую-то пользу (то есть пока существует помощь от Европы в противостоянии с США).

Развиваться нельзя выживать – где ставить запятую?

С учетом всех вышеназванных факторов иранская элита, судя по всему, полагает, что экономическая ситуация в стране тяжелая, но не трагическая, а сама экономика сохранила запас прочности. В среднесрочной перспективе санкции едва ли это изменят. В Тегеране также понимают, что развиваться в нынешних условиях и тем более после введения нового пакета санкций страна не сможет, но будет выживать, балансируя на грани. Впрочем, перед исламским строем как раз и стоит задача выжить, на большее его руководители не рассчитывают. Пока трудно сказать, ориентируется ли иранское руководство на модель Кубы или Северной Кореи, живущих под санкциями десятилетиями, или же Тегеран надеется, что срок, который ИРИ придется провести в экстремальных условиях, все же ограничен, а после него ситуация улучшится. Думается, Тегеран рассчитывает на второй сценарий, надеясь, что через несколько лет режим санкций удастся пересмотреть. По крайней мере, при кулуарном общении у иранских экспертов и политиков нет-нет да и промелькнет идея о том, что нужно лишь перетерпеть Трампа, а следующий президент будет человеком, больше похожим на Обаму, чем на своего предшественника. С новым американским лидером можно будет сесть за стол переговоров и вдохнуть жизнь в СВПД. Вторят этой идее и некоторые европейские политики.

Впрочем, у этого плана есть две слабые точки. Во первых, иранский обыватель может оказаться не готов смириться, пусть и временно, с тяжелой социально-экономической ситуацией. Настроения среди населения сейчас чрезвычайно пессимистичные. При этом иранцы сами себя распаляют, распространяя устрашающие слухи о грядущих потрясениях. Меж тем паника в Иране, если таковая возникнет, способна на многое. Из-за нее национальная валюта в начале осени упала ниже отметки 200 тыс. риалов за доллар. Благодаря ей же растет недовольство экономической политикой режима, которое может перерасти в требование политических перемен.

Во вторых, уверенность иранских властей в способности противостоять США основана на прежнем опыте и предположении, что новый виток санкционного противостояния будет мало отличаться от периода 2010–2015 годов. Иран готовится к прошлой санкционной войне, а не к войне будущей. Его руководством не предложено никаких новых мер по обходу или противодействию внешнему экономическому давлению. Вместо этого планируется применить уже опробованные схемы обхода санкций. Однако американцы действуют иначе. Они провели работу над ошибками, и их действия могут оказаться куда искуснее. Так, исходя из того, что экспорт иранской нефти может и не снизиться до нуля, США в большей степени, чем ранее, намерены урезать возможности Тегерана получать и использовать доход от этих поставок. Одновременно идет работа с теми странами, которые раньше помогали ИРИ обходить санкции. Считается, что ОАЭ, Ирак и даже Турция в этот раз будут менее склонны сотрудничать с Тегераном. Наконец, под прицел американских санкций в перспективе могут попасть и отрасли, обеспечивающие ненефтяной экспорт ИРИ, основу которого составляют товары нефтехимического производства. Вопрос о том, готов ли Тегеран к еще более жесткому, чем раньше, противостоянию с США, остается открытым. Равно как и вопрос: а что если уход Трампа после первого (что маловероятно) или второго президентского срока не изменит взгляды американцев на проблему ядерной программы ИРИ? Готов ли Иран и его население продолжать годами жить в условиях санкций?