— Можно ли считать заявления президента отмашкой к новому витку гонки вооружений, чего многие боятся?

— Сомневаюсь в этом. Финансирование закупок вооружений и военной техники в объеме 20 трлн рублей заложены в реализуемой ныне госпрограмме вооружений, стартовавшей еще в 2011 году, когда нынешнего кризиса в отношениях с Западом и Украиной и в помине не было. Президент лишь еще раз подтвердил цифру, произнесенную уже десятки и сотни раз. Тут гораздо важнее сам факт этого подтверждения, потому что в условиях плохой макроэкономической ситуации, стагнирующих цен на энергоносители, отсутствия экономического роста, вполне ожидаемым и даже планируемым было сокращение расходов на закупки ВВТ и военные расходы в целом. Но сейчас в Крыму Путин подтвердил, что эти 20 трлн рублей будут выделены вне зависимости от экономической ситуации. И в этом, конечно, чувствуется влияние военно-политического кризиса на Украине.

— То есть пока речь идет о тех цифрах и тех параметрах развития, которые были утверждены задолго до украинского кризиса?

— Да, политическое решение о масштабном перевооружении армии и флота принималось еще в 2009-2010 годах. В 2009 году Министерство обороны и Генштаб представили высшему политическому руководству доклад, из которого следовало, что в случае отказа от начала крупномасштабных закупок новых вооружений, к 2014 году почти 100% имевшейся техники и вооружений должны были выйти из эксплуатации по физическому состоянию. Все эти системы подошли к дватцати- тридцатилетнему возрасту. Изношенность техники уже к 2007 году была сумасшедшая, и операция по принуждению Грузии к миру в августе 2008 года воочию показала это. Доклад о катастрофическом положении с вооружением и техникой был сделан на заседании Совета Безопасности вскоре после проведения учений «Запад-2009», и как говорят, произвел шокирующий эффект на руководство страны.

Так что основной мотив принятия решения о выделении столь крупных средств на перевооружение лежал за пределами международной политики. Крупномасштабные закупки были обусловлены стандартным циклом эксплуатации вооружений и военной техники: если за 20 лет ничего не закупалось, нужно либо начинать приобретать новую технику, либо сознательно принять и допустить африканское нищебродство. Как, например, на Украине.

— Кризис на Украине и события вокруг нее могут подтолкнуть страну к наращиванию военного бюджета?

— Прежде всего, вполне возможен, и, думаю, даже неизбежен, маневр средствами внутри программы вооружений. Программы, зависимые от поставок украинских систем и комлектующих, пойдут вправо. Закупки других систем, (на мой взгляд, это должны быть прежде всего системы управления, разведки, связи, радиоэлектронной борьбы, индивидуальная экипировка бойцов), могут быть ускорены.

Расходы могут возрасти главным образом в связи с резким ростом активности войск на границе с Украиной. Естественно, все эти перемещения, развертывания, переброски сил с Волги и чуть ли не из Сибири надо финансировать. Еще одна причина, по которой могут быть увеличены расходы (и то — не непосредственно на вооружение, а на развитие оборонной промышленности) — это необходимость импортозамещения. Но, строго говоря, это уже не по линии Минобороны.

— Каких сумм потребует это импортозамещение?

— Думаю, точных цифр не знает никто во всей Вселенной. Но понятно, что это десятки миллиардов рублей.

— А во сколько обойдется Украине потеря рынка сбыта комплектующих для российского ВПК?

— Примерно в миллиард долларов в год. Это очень сильный, возможно, смертельный удар по украинской оборонной промышленности и машиностроению. Украинцев не надо недооценивать, и они, конечно, резко активизируют поиск новых рынков, но компенсировать потерю российского спроса очень трудно и, скорее всего, невозможно. Весьма разрушительными могут быть и ответные санкции России. Скажем, если Киев действительно запретит поставки в Россию вертолетных двигателей, то Москва в ответ может заблокировать поставки комплектующих для их сборки. А ведь украинские моторы на 60% состоят из российских комплектующих. И если Россия «обрубит» поставки, не будет никаких украинских вертолетных двигателей не только для России, но для Китая, Индии и так далее. В итоге они потеряют не только российский рынок, но и отрасль в целом.

— Сколько времени и денег понадобится нашему ВПК для обеспечения импортозамещения?

— Официально заявлено, что года два-два с половиной и 50 млрд рублей. Думаю, эти оценки занижены: и по времени, и по деньгам понадобится существенно больше.

— Что означает эта пауза для российской оборонки и для российской армии?

— Для оборонки — это, безусловно, шанс: новые производства, новые рабочие места, новое финансирование. Вообще, как показывает международный опыт, санкции очень часто становятся мощным стимулом для развития подвергшихся эмбарго отраслей. Именно благодаря оружейным эмбарго Израиль и ЮАР создали в свое время превосходные военные индустрии. Военные, конечно, столкнутся с проблемами, часть программ выйдет из графика. Например, отзыв украинских специалистов николаевской компании «Зоря-Машпроект» уже привел к тому, что часть строящихся в Калининграде фрегатов, оснащаемых украинскими газотурбинными двигателями, не будут переданы флоту вовремя. Так что военным с целым рядом систем придется подождать.

— Сейчас стало популярным рассуждать о том, что США вошли в новый этап сдерживания России и готовы действовать чуть ли не по сценарию развала СССР — вынуждая нашу страну наращивать военные расходы и, тем самым, разоряя ее. Это реальный сценарий?

— США не могут заставить Россию тратить на оборону больше, чем захочет и сможет сама Россия. Возвращение и повторение советского опыта невозможно, в том числе потому, что российская политическая и экономическая элита очень хорошо помнит этот самый опыт и результаты чрезмерной милитаризации экономики. Скорее, США будут стремиться к обвалу доходов России, введя травмирующие санкции против ее нефтегазового сектора.

— Есть ли у нас возможность наращивать оборонительный потенциал, если вдруг придет в голову развернуть военное соперничество с Западом?

— Россия не может конкурировать с США и тем более всем Западом на конвенциональном поле, даже если уподобится по уровню милитаризации Северной Корее. Российский ВВП и промышленное производство в восемь раз меньше американского, и, наверное, на два порядка меньше совокупного ВВП США и их европейских и азиатских союзников. Суверенитет России обеспечивается за счет такого непревзойденного уравнителя военных потенциалов как ядерные силы сдерживания. И пока этот великий уравнитель не девальвирован технологически, соревноваться с американцами смысла нет. Сами надорвутся, без нашего участия.

— Насколько нынешняя ситуация чревата войной?

— Войной с Украиной или с Западом?

— А разве война с Украиной не означает одновременно войну с Западом?

— Конечно, нет, совсем не означает. Но прежде всего, уверен, никакого ввода российских войск на пока еще украинскую территорию не будет, и российское политическое руководство неоднократно подавало соответствующие сигналы, вплоть до просьбы отложить референдум о независимости ЛНР и ДНР.

Если рассуждать цинично, вводить войска надо было в апреле, самое позднее — в мае, когда на Украине не существовало легитимной власти, ржавая мобилизационная система советского образца еще не набрала обороты, а войска еще не получили боевого опыта и не ожесточились. Сейчас издержки открытой интервенции будут слишком высоки. Правда, на самой Украине многие считают, что российско-украинская война уже идет. Украинская политологическая и военная мысль (позволим себе этот веселый оксюморон) даже изобрела или заимствовала термин «гибридная война». Ингредиенты этого «гибрида» для меня остаются загадкой. В их логике этот конфликт лучше было бы назвать прокси-войной.

— Есть ли, на ваш взгляд, военное решение ситуации вокруг Донецка и Луганска?

— Пару месяцев назад я бы сказал, что наиболее вероятный исход кризиса — это решительное военное поражение повстанцев. Но сегодня, хотя военная ситуация непосредственно под Луганском и Донецком остается тяжелой, хотя сохраняются элементы анархии в ЛНР и ДНР, появились и очевидные признаки истощения и усталости киевских сил. Их потери чудовищны, мораль подорвана, растет антивоенное движение, ухудшается экономическая ситуация. С другой стороны, при наличии политической воли Москвы Новороссия могла бы опираться на неисчерпаемые ресурсы добровольцев из России. Так что перспективы политического решения также существуют, хотя реальностью они станут, на мой взгляд, после потери Киевом еще 5-7 тысяч человек погибшими и умершими от ран, сокращения на 10-15% ВВП страны. Возможно, сильным катализатором мирных настроений станет зима. Наконец, я бы не стал совсем уж исключать и такой сценарий, как крах Украины в ее нынешнем виде, хотя на сегодня это кажется маловероятным.