— За недолгий период нынешнего кризиса правительство успело рассмотреть самые разные планы выхода из экономической рецессии. Почему оно так и не решилось сделать ставку на малый бизнес?

— У нашего правительства к малому бизнесу всегда было сложное отношение. На словах — всемерная поддержка, а на деле «наше все» — это социальные гарантии. За последние годы «благодаря» инициативам правительства (последние два года особенно отличились в этом плане) количество ИП значительно сократилось — речь о сотнях тысяч предпринимателей. Впрочем, если нефть стоит больше 100 долларов за баррель, зачем думать о малом бизнесе? Но теперь волшебная труба перекрывается. И поэтому в антикризисном плане появляется ставка на малый бизнес. Ставка, безусловно, правильная. Посмотрим, сыграет ли она.

— Программы поддержки малого бизнеса на Западе исправно работают именно потому, что у них нет спасительной трубы?

— Скажем так, отсутствие трубы мотивирует задумываться об эффективности. Известна же так называемая голландская болезнь, когда в Нидерландах обнаружили газ и сделали ставку только на традиционные отрасли экономики, не на наукоемкие. Но там быстро поняли, что это тупиковый путь. Нам же, чтобы прийти к этой истине, нужно было войти в кризис, и не один раз.

— Значит, правительство все-таки осознало свои прошлогодние ошибки?

— Скажем так, оно пытается их исправить. В первую очередь недавним антикризисным планом. В нем есть несколько очень дельных предложений. Например, теперь по упрощенной системе налогообложения смогут работать компании с большим оборотом. Это значит, что количество предприятий, подпадающих под термин «малый бизнес», увеличится. Должно сократиться количество формальных проверок, которые только мешают работе. По новым фискальным правилам компании могут платить не 6%, а 1% с оборота. Но последнее отнесено на усмотрение региональных властей, поэтому я сильно сомневаюсь в реализации этого пункта — сейчас налогами никакой региональный бюджет не захочет разбрасываться.

— Каков шанс, что эти меры не останутся только на бумаге?

— Думаю, что с этим планом будет как всегда в России — в проекте все очень красиво, а вот воплощение подкачало. Я не ура-патриот и на то, что все положения реализуются без проволочек в указанные сроки, не поставил бы ни рубля. Повторюсь, при этом сам план видится вполне адекватным, вопрос теперь в его исполнении.

— Давайте представим себе, что план полностью сработал. Существенно ли изменится состояние малого бизнеса и экономики в целом?

— В экономике есть понятие «при прочих равных условиях». В жизни так не бывает. Ну давайте помечтаем. При самом оптимистичном сценарии число малых предприятий сильно возрастет, их оборот увеличится, бизнесмены станут больше зарабатывать, уровень жизни в целом станет выше. Главным плюсом этого прекрасного будущего будет диверсификация нашей экономики. Не «Роснефтью» единой будет сыта Россия.

— А чего ждать, если план провалится?

— Тогда реализуется апокалиптический сценарий. Закроется значительная часть небольших частных компаний (конечно, количество банкротств зависит от отрасли), экономика уже намертво сориентируется на ресурсный сектор, рынок олигополизируется — несколько больших компаний поделят между собой весь рынок во многих отраслях. Но мне кажется, это слишком мрачный прогноз, а истина, как и всегда, где-то на золотой середине. Думаю, что план в какой-то степени будет работать, но не раньше, чем через полгода.

— Хорошо, вернемся к нашему настоящему. Есть ли какой-то антикризисный рецепт выживания для небольшой компании, кроме государственных планов по поддержке?

— Я вообще не советовал бы уповать на правительственную поддержку, как бы заманчиво ее ни обещали. В кризис, да и не только, ждать помощи от государства — последнее дело. Я думаю, что главная задача государства при работе с бизнесом — «не мешать». Помогать нужно тем, кто действительно в этом нуждается, — пенсионерам, например, но не бизнесменам. Главная же задача бизнеса в кризис — привыкнуть жить системно и измерять все показатели. Это как в беге: пока ты не измеряешь все до мелочей — пройденное расстояние, время, пульс — ты не контролируешь себя и не добиваешься максимальных результатов. Руководитель компании должен узнать эффективность каждого своего сотрудника и без жалости распрощаться с теми, кто со своей задачей не справляется.

— Значит, в кризис руководители должны быть безжалостными?

— Нет, всего лишь адекватными. Многие рассуждают так: ага, кризис. Денег нет. Ну свою команду я должен сохранить, мы же давно работаем вместе. Давайте-ка лучше отменим все командировки и сократим представительские расходы. С первого взгляда экономия налицо. Но это глупая экономия. Разумно было бы проанализировать, какая командировка может принести новый контракт, а какая будет просто «покатушкой». То же и с сотрудниками: лучше уволить одного неэффективного человека, чем урезать другую, необходимую для компании статью расходов. Опять же если вы не измеряете, вы не контролируете.

— Похожую схему давно пытаются внедрить в работу правительственного аппарата.

— Да, и я бы не сказал, что успешно. С точки зрения экономической эффективности, чиновники — далеко не лучший пример. Вот я говорил о том, что в компании все должно быть построено на четких показателях. То же в государственном аппарате. Например, я не знаю цели правительства России. Какая главная цель деятельности любого министра? Например, министра образования, или культуры, или даже премьер-министра. Чиновники отвечают: ну что вы, у министров целей сотни. Окей, говорю я, тогда покажите мне главные три, причем так, чтобы их можно было измерить. Мне говорят: ну вот же они, черным по белому! И присылают ссылку на какой-то документ внутреннего пользования в стиле девяностых годов, в котором расплывчато, мелким шрифтом, под звездочкой описаны эти самые правительственные цели. Люди должны понимать, ради чего работает конкретный министр, и контролировать процесс достижения четко сформулированных целей

— Как, по-вашему, должен осуществляться такой контроль?

— Очень просто: сделайте один большой сайт с сотней главных чиновников, и напротив каждого поставьте его три ключевые задачи и процент их выполнения. А пока у нас отчетность ради отчетности, а не ради контроля общества. Кстати, приведу позитивный пример — Министерство связи и массовых коммуникаций. Заходишь на сайт — и сразу видишь главные цели, понимаешь, за что можно потом спросить с ответственного.

— Так, может быть, проблема в том, что нет этого самого контроля общественности?

— Он есть, но он не организован, это факт. Существуют отдельные люди и ведомства — «Опора России» или Общественная палата, например, которые постепенно с этой задачей справляются. Мне очень нравятся инициативы Александра Бречалова в сфере повышения эффективности. Он просто луч света в темном царстве. Кстати, про контроль — это применимо и к частному бизнесу. Когда я хочу ввести у себя в компании какое-то правило, я ввожу его сам. Просто говорю, что с сегодняшнего дня мы будем жить по-другому, даю всем своим сотрудникам некий спасительный пинок.

— Этот пинок должен «прилететь» сверху?

— Именно. Ну, условно говоря, Путин должен ударить кулаком по столу и строго так сказать: «Пусть каждый министр поставит три публичных цели. Их должен видеть каждый человек». А остальные сто показателей пусть остаются в рамках текущей отчетности. Да и вообще правительство должно избавиться от пережитков советских времен и перейти на модель эффективности. Уйти от патернализма (мы все надеемся на помощь государства), который развращает и предпринимателя, и чиновника. В рыночных условиях патернализм таких масштабов недопустим, поэтому единственный выход — постепенно менять всероссийскую парадигму мышления.

— Как именно?

— Если мы говорим именно об отношениях власть–малый бизнес, то начать можно с нескольких простых пунктов. Во-первых, уменьшить количество проверок, о чем говорится на высшем уровне очень часто. Во-вторых, не мешать компаниям именно на старте — теми же проверками и налогами. Но при этом и убрать безумное количество льгот.

Вообще фискальный вопрос — больная тема в России. То, что у нас здесь самые высокие налоги в мире, — заблуждение. Просто в некоторых странах фискальная система выстроена умнее: на старте компания платит совсем немного, а когда вырастает до крупного игрока, отчисляет в бюджет больше, чем корпорации в России. Предложение ввести налоговые каникулы для некоторых видов бизнеса — попытка построить такие правильные налоговые качели у нас.

— Насколько я знаю, эти каникулы будут действовать только для социально- и научно-ориентированных компаний, а это мизерная часть в море кафе, парикмахерских и автомоек.

— Мы с вами живем в России, здесь возможно все, главное — правильная подача. И совсем необязательно использовать для этого какие-то серые схемы. Вообще иногда нужно прекратить клясть государство за препоны, которые оно строит бизнесу, и оглянуться. Это же самое государство предоставляет много возможностей, которые предприниматели просто не хотят видеть. Есть государственные гранты, программы поддержки, тендеры. Но наш человек безнадежно машет рукой в уверенности, что его все равно обманут. А если кто-то этими возможностями пользуется, все почему-то уверены, что счастливчик дал «откат». Мы или не верим ничему, или всю веру возлагаем на всемогущее государство.

— Вездесущий патернализм. Есть ли еще какие-то пункты в «антикризисном плане Хомича»?

— Сложно сказать что-то новое, но я бы максимально пропагандировал для всех начинающих компаний систему наставничества.

— Этот пункт в планы правительства явно не входил. Расскажите подробнее.

— Я против чисто финансовой помощи малому бизнесу. Деньги должны быть «умными». Если дать, скажем, начинающему ресторатору миллион, он спустит его, допуская нелепые ошибки, — опять же по неопытности. А если привести к нему условного Аркадия Новикова, который поделится опытом, эффекта будет гораздо больше. Надо давать не рыбу, а удочку.

— Да, но ведь удочка в виде Аркадия Новикова и стоит недешево. Откуда у стартапера средства на оплату добрых советов?

— Это удивительно, но людям нравится помогать друг другу бесплатно. В мире много профессионалов, готовых делиться своим опытом. Ну а если наставник все же захочет получить награду за свои труды, можно использовать западную практику — там ментор получает 0,5–1% от компании, с которой работает. Мы уже сделали такую Ассоциацию наставников в Сколково — все прекрасно функционирует.

— Вы говорите о том, что все перечисленные пункты помогут увеличить число небольших компаний. Вы верите, что количество превратится в качество?

— Сдвиг экономики прочь от одной нефтегазовой трубы — это уже большая победа. А сдвинуть ее с этой, по сути, мертвой точки можно только путем диверсификации, читай — увеличения количества игроков на рынке.

— Этот экономический кризис не первый в истории нашей страны. Как вел себя малый бизнес в периоды предыдущих рецессий?

— Сравнивать сложно — условия были очень разными. Кризис 1998 года особенно страшен тем, что страна пережила дефолт. Сейчас такая ситуация почти невозможна — слишком все хорошо у нас с внешним долгом и резервами. Сегодня пока не случилось ничего жуткого и непоправимого, и кризис имеет даже позитивные моменты. Не стоит задирать лапки кверху и заявлять, что в таких условиях бизнес вести невозможно. Надо учиться выживать в сложившихся условиях. Разумно урезать «косты». Это хороший шанс отказаться от всего лишнего: когда кризиса нет, ты не задумываешься, лететь бизнес-классом или в экономе, арендовать офис в центре Москвы или поближе к МКАД. Недавно прочел у Артемия Лебедева хорошую фразу: нет денег на пирожные, ешь хлеб и работай дальше.

— Так что же бизнесмен должен радоваться кризису — новым возможностям, перспективам?

— Нет, конечно, кризис — это плохо. Но правда и в том, что вопреки (и иногда благодаря) ему можно вывести бизнес на новый уровень. Кризис — это чистилище, через которое пройдут не все. Следовательно, освободятся многие ниши, вакантные бизнес-места. Их займут те, кто во время всеобщей рецессии не забивается в угол, чтобы переждать бурю, а исследует новый рынок.

— У кого меньше всего шансов выбраться из этого чистилища?

— Очевидно, тяжелее всего придется тем, чей бизнес завязан на импорт. С учетом падения рубля им не поможет никакое антикризисное управление. А остальным надо прекратить паниковать. Конечно, у всех сократится спрос из-за падения покупательской способности. Но есть вещи, без которых человеку не прожить в любой кризис, — это еда, одежда, предметы первой необходимости.

— Есть ли какие-то специфически «кризисные» виды бизнеса, которые выстрелят именно сейчас?

— Компании, которые помогают экономить, — в самых разных областях. Например, сервисы, которые переводят постоянные издержки компании в переменные: пересчитывают платежи за свет, воду, предоставляют услуги «приходящего» бухгалтера, которому можно платить за каждую проведенную операцию, а не назначать фиксированный оклад. Или тот же BlaBlaCar, который позволяет водителю авто собирать попутчиков и таким образом экономить на бензине. А недавно я узнал про проект, который позволяет заказать на дом шеф-повара с продуктами. Банкет получается дешевле, чем в ресторане.

— Звучит заманчиво, но инвестировать в новый проект, когда вокруг сотни компаний закрываются, страшновато.

— Хороших времен не бывает никогда, здесь скорее вопрос смелости. Я всегда предлагаю потренироваться на кошках — запустить пилотный проект с вложениями 50 тыс. рублей. Самое простое — разработать сайт и через него продвигать свою идею. А вообще самое лучшее вложение во время кризиса — инвестиции в себя. Поэтому на плаву останутся хорошие образовательные сервисы. Еще из удивительного: кризис — это неплохое время для внутрироссийского туризма.

— Но туроператоры пока что настроены скептически по отношению к внутрироссийскому туризму.

— Все всегда настроены скептически. А сейчас ехать зарубеж реально дорого. Это просто золотое время для продвижения внутреннего туризма. Вот я недавно решил слетать в Кремниевую Долину, билеты стоили 180 тысяч рублей. Я подумал и решил, что еще очень многого не видел в России.

— Раз уж мы заговорили о внутрироссийском: что будет с хваленой теорией импортозамещения — на ее основе можно построить прибыльный бизнес?

— Я знаю несколько уже работающих примеров — те же фермеры, которые отправляют на московские рынки выращенные ими продукты. Но полностью заместить пропавшие с полок иностранные товары невозможно, по крайней мере в ближайшее время. Россия — очень импортоориентированная страна. Если не ошибаюсь, более 80% наших товаров на каком-то этапе производства связаны с импортными составляющими. Тем не менее тем, кто был связан с производством за границей, надо пытаться по возможности (к сожалению, такая возможность есть не всегда) не взвинчивать цены, теряя клиентов, а искать способ переносить производство в Россию. Да, сначала процесс будет идти со скрипом, но когда кризис кончится…

— А когда он кончится?

— Это не по адресу вопрос. Владимир Владимирович сказал, что через два года, значит, через два года.

— И вы верите?

— Ну а кому еще верить, если не ему (смеется). А если серьезно, то это самый непредсказуемый кризис из всех пережитых Россией — вот вам и еще одно отличие от предыдущих. В его основе, как ни крути, лежат политические события, и любое политическое решение может в одночасье изменить ход событий, а значит, и судьбу всей нашей экономики в целом и малого бизнеса в частности.