Бандиты пили за Грызлова

Региональные управления по борьбе с организованной преступностью (РУБОПы) были созданы в 1993 году, причем их сразу же вывели из подчинения местному руководству милиции, замкнув на министерство. Это было сделано сознательно – в нищие 90 е, когда отечественная организованная преступность вставала на крыло, часть сотрудников местной милиции оказалась на содержании преступных группировок. И через них утекала информация.

Собственно, различия между УР и УБОПом в одном: если уголовный розыск работает от преступления к преступнику, разыскивая того, кто уже что-то натворил, то УБОПы работали от преступника к преступлению: зная, на что способны участники ОПГ, они препятствовали готовящимся преступлениям.

Именно работа «по новому принципу» за относительно короткое время дала совершенно уникальный результат: оргпреступность резко сошла на нет, абсолютное большинство «воров в законе» выехали в другие республики бывшего СССР, откуда и пытались руководить оставшимися в России подчиненными. Но получалось это плохо. Именно тогда и было разгромлено большинство легендарных оргпреступных группировок, и заметно пошатнулись воровские позиции. Примерно с 1996 года УБОП набрал огромное количество оперативно-экономической информации и стал разрабатывать легализованные предприятия, которые финансировали лидеров преступных сообществ.

Ликвидированы УБОПы были в 2001 году приказом министра внутренних дел Бориса Грызлова – их переподчинили местным главкам милиции. Тогда говорили о том, что особый режим секретности в УБОПах и тесные связи с криминалом делали их сотрудников безнаказанными взяточниками. Действительно, несколько десятков офицеров РУБОПов были изобличены в предательстве, а, например, сотрудник легендарной Шаболовки, 6 (Центральный РУБОП) Владислав Макаров стал консультантом-наставником «кемеровских» – специального засекреченного подразделения киллеров орехово медведковского оргпреступного сообщества (он до сих пор находится в федеральном и международном розыске). Но, как показала история, уровень предательства в УБОПах был сильно преувеличен, а среди причастных до сих пор ходит оперативная видеозапись, на которой два лидера крупных оргпреступных сообществ обсуждают, сколько денег надо занести одному известному политику, чтобы эту занозу ликвидировали. И другая запись – на ней большинство лидеров уголовно-преступной среды кутит в ресторане, поднимая бокалы за «Бориса Грызлова и его приказ о ликвидации «шаболовских».

В 2008 году РУБОПы даже в урезанном виде ликвидировали окончательно, на их базе были созданы подразделения по противодействию экстремизму и терроризму и государственной защите потерпевших и свидетелей. А функции по борьбе с организованной преступностью разделили между уголовным розыском и управлением по борьбе с экономическими преступлениями.

Ликвидация РУБОПов стала огромным шагом назад. Эта точка зрения звучит официально. На всех симпозиумах, семинарах, научно-практических конференциях регулярно отмечается, что уровень борьбы с преступностью, в первую очередь с организованной, практически откатился к середине 80 х годов. Например, комитет Государственной думы по безопасности, проанализировав структурные и кадровые изменения, в первую очередь ликвидацию самостоятельности Главного управления по борьбе с организованной преступностью (ГУБОП), констатировал: система оперативного контроля за лидерами и активными участниками оргпреступных группировок полностью развалена, утрачены наступательные функции государства, аппаратная неразбериха свела на нет всю эффективность работы, а механизмы получения оперативной информации полностью утеряны. Причем во время ликвидации УБОПов многолетние архивы оказались утеряны, а частично просто попали в руки мафии.

В бой идут одни новички

«Проблема в том, что основной костяк наиболее опытных агентуристов (офицеров, вербовавших информаторов из числа участников оргпреступных формирований. – «Профиль») не только оказался невостребован, но и вообще уволился из органов внутренних дел, – говорит доктор юридических наук Александр Варыгин, заведующий кафедрой прокурорского надзора и криминологии Саратовской государственной юридической академии. – Они были теми самыми носителями оперативного опыта, который не фиксировался ни в каких рапортах, ни в каких самых секретных журналах ОРМ. Он хранился в головах и передавался из уст в уши и никак иначе. Теперь этого опыта нет, а восстановить его нереально».

В начале нулевых уровень доверия к правоохранительным органам значительно возрос именно за счет того, что в короткие сроки были ликвидированы несколько сотен терроризировавших Россию оргпреступных группировок, что заставило остальных затаиться. Тогда впервые за многие годы в стране перестали бояться ходить ночами по улицам. Это продолжалось примерно до 2008 года, а потом все вернулось на круги своя.

«Провозглашенная в 2001 году борьба с «оборотнями в погонах» моментально превратилась в кампанию по дискредитации милиции, – вспоминает один из бывших офицеров МВД, ушедший в частный бизнес. – Моего начальника, прослужившего к тому времени 25 лет, уволили из органов за то, что у него была машина «Нива» и дача, – на аттестационной комиссии он не смог доказать, что машина и шесть соток приобретены на зарплату подполковника милиции. А на самом деле причина была в другом: он безжалостно боролся с оргпреступной группировкой, которую возглавлял тесть прокурора. И все об этом знали. Глядя на него, и другие «зубры» ушли из органов».

«Сегодня стаж работы сотрудников в основных подразделениях полиции невелик, – говорит Александр Варыгин. – По МВД средний стаж службы пять–семь лет, и это у оперативников и следователей в ключевых подразделениях. За это время только-только набираешь оперативный опыт. И статистика, даже официальная, безжалостно свидетельствует: раскрываемость медленно, но неуклонно сокращается. С преступностью все время борются новички, которые потом уходят на «вольные хлеба», имея запись в резюме: «служба в рядах МВД».

В 2014–2016 годах, основываясь на лакированных отчетах, было проведено заметное сокращение патрульно-постовой службы полиции, Госавтоинспекции, а ОМОНы передали в Росгвардию. В итоге число уличных патрулей заметно сократилось, что сразу же сказалось на уровне уличной преступности.

«В нулевых в территориальном отделе милиции на сутки заступали от трех до пяти мобильных нарядов, пара пеших, да еще придавали наряд ДПС и пару нарядов вневедомственной охраны, которых можно было привлечь для срочных выездов, – вспоминает еще один собеседник «Профиля», действующий сотрудник МВД. – Это в пиковые часы позволяло оперативному дежурному в секунды отправить на место происшествия сотрудника. Сейчас же в отделе только один-два своих наряда: вневедомственную теперь привлечь сложно из-за разницы в подчинении, а гаишников просто не осталось. И бывает, что экипаж разбирает семейную ссору в одном доме, а в соседний на сообщение об изнасиловании выехать некому. Время реагирования в реальности увеличилось с 10 до 40 минут. О какой охране общественного порядка можно говорить?»

«Глухарь» вместо Жеглова

Еще одна значимая проблема – разобщенность всех структур, ответственных за борьбу с преступностью. «Если раньше милиция и прокуратура, ее следственные подразделения тесно взаимодействовали, то сейчас это дается с большим трудом. Каждый блюдет интересы своей структуры, и межведомственное недоверие есть на самом низовом уровне. У кого-то – план: посадить десять полицейских, и с него за этот план строго спросят. Раньше опер мог договориться со следователем и надзирающим прокурором и закрыть глаза на мелкие прегрешения агента, если он дает значимую информацию. А сейчас за это сразу же посадят. Нормальных рабочих взаимоотношений уже много лет как не стало», – говорит профессор Александр Варыгин.

«Раньше правоохранительные органы представляли собой «единый кулак», – соглашается с коллегой профессор Максим Беляев, заместитель председателя Верховного суда Республики Татарстан. – И не в таких количествах возбуждались уголовные дела в отношении сотрудников правоохранительных органов. Сейчас, когда у какого-нибудь оперативника спрашивают: «Почему вы не добились признания от гражданина?», он отвечает: «Я хочу дома жить, а если я буду добиваться этих признаний, я буду в следственном изоляторе жить. У меня есть семья, дети».

По мнению почти всех опрошенных криминологов, основа правоохранительной деятельности – оперативно-агентурная работа – в последнее время вообще заметно просела. Офицеры уголовного розыска просто боятся вступать в служебные контакты с преступниками – любой из них может закончиться обвинением во взяточничестве и коррупции. И почти все ученые убеждены: это стало следствием целенаправленного противодействия со стороны оргпреступных сообществ, которым только на руку развал работающей системы в МВД.

«Вообще, МВД сегодня серьезно проигрывает информационную войну, – считает профессор Беляев. – Если раньше снимались такие фильмы, как «Место встречи изменить нельзя…», «Петровка, 38», «Гонки по вертикали», то сейчас на смену им пришли «Глухарь», «Пятницкий», «Полицейский с Рублевки». А в них обаятельный милиционер с улыбкой чеширского кота берет взятки, убивает людей, и ему всё сходит с рук. В детективах сейчас мало морали, но зато много роскошной жизни. Сам образ полицейского перевернут с ног на голову».