Травмированные классикой

– Можно ли сохранять в школьной программе старый добрый массив классических текстов? Или надо быть реалистами и просто стремиться к тому, чтобы дети хотя бы что-то читали и понимали текст?

– Это один из самых больных вопросов. У нас есть партия травмированных классикой и партия ею размахивающих. Травмированные говорят: скинем «Муму» и «Тараса Бульбу» с парохода современности, все это уныло, отстало от жизни и ранит чувства детей. А вторая партия твердит про духовно-нравственные ценности, патриотизм, которые непременно надо воспитывать при помощи классики. Конечно, классика отвечает человеку на важные вопросы о его жизни, но молодой человек не всегда понимает, почему он должен искать ответы на свои вопросы в жизни поручиков, титулярных советников, коллежских асессоров. Почему считается, что у них те же проблемы, что и у него? Хотя некоторые читатели обнаруживают, что у них, в общем-то, проблемы те же, что у одного датского принца.

А еще поборники классики предлагают пользоваться литературой как учебником по прикладной этике. Чтобы, когда замужняя женщина влюбляется в неженатого мужчину, она могла бы ему вовремя сказать: «Я вас люблю (к чему лукавить?), но я другому отдана; я буду век ему верна». При этом у современных детей очень высокая потребность смотреть на героев с точки зрения популярной психологии. И если раньше подростки могли ассоциировать себя с Печориным и находить его очень близким себе, то сейчас они все чаще говорят: Печорин – это токсичный нарцисс, мизогин и такая себе «редиска». Им интересно выяснять, должна или не должна была Наташа бежать с Курагиным. Но литература – это не набор психологических кейсов.

Обе стороны этого спора вместе с водой выплескивают ребенка. Ведь литература – это еще и искусство. Но тут возникает вопрос: не пора ли указать литературе ее скромное местечко рядом с рисованием, МХК и прочим пением?

- Получается, что школьный предмет «Литература» до сих пор жив только потому, что его считают хранилищем духовно-нравственных ценностей. А если признать, что это «просто» искусство, то ее место в конце строя?

– Не совсем. В принципе, сама литература – очень сложный предмет. С одной стороны, она появляется в начальной школе как просто чтение. Вроде как ребенок должен научиться читать для души. Но воспитывают его на бесконечно унылых дидактичных текстах, где практически всё про родную природу. И ребенок не очень понимает, какое это имеет к нему отношение.

– Вспоминается Плещеев: «Осень наступила, высохли цветы, и глядят уныло голые кусты»…

– Я люблю Плещеева. Но ребенку, особенно городскому, нельзя все время рассказывать исключительно о природе. У него могут быть и другие интересы.

Кроме того, этот школьный предмет пытается выполнять задачи филологические. То есть воспитывать литературоведа и историка литературы. И здесь тоже огромное поле для размышлений: надо ли давать все эти синекдохи и гиперболы, нужны ли ребенку сведения о журнальной полемике в XIX веке, о славянофилах и западниках, надо ли ему читать Белинского, Добролюбова и их противников?

Дети любят «Черного человека» и Асадова

– А как современные школьники воспринимают поэзию?

– Многие из них к окончанию школы так и не научаются понимать стихи, не чувствуют, как они сделаны, зачем написаны. А если мы посмотрим, какие стихи школьники (да и взрослые) постят в соцсетях, то увидим, что, чем проще автор, чем более простые мысли он высказывает максимально простым слогом, тем он популярнее.

– Кого дети предпочитают из поэтов?

– По моим наблюдениям, из классиков – Есенина: он наш, русский, простой, понятный. Скажем, на олимпиадах, если дети на вечере поэзии читают стихи, то непременно кто-то декламирует Асадова, кто-то – местного поэта про родимый край, обязательно Бродского, и всегда три-четыре человека хотят исполнить наизусть «Черного человека» Есенина. От начала до конца. Он созвучен подростковому возрасту.

– Странный набор авторов. Особенно Асадов, стихи которого считались пошлыми.

– А теперь – совсем нет.

После ХIХ века ничего не было

– Нужно ли следовать хронологической канве при изучении литературы? Начинать с древности, потом – сентиментализм, романтизм, реализм.

– У хронологического подхода есть свои перекосы. Античность изучают в пятом классе, и от «Илиады» с «Одиссеей» в голове у детей остаются две-три картинки, два сюжета. Античность остается просто непонятой, а с другой стороны, происходит огромный перекос в сторону ХIХ века, который мы читаем в 8–9–10-м классах. Зарубежная литература обрывается на романтизме, и дальше на нее времени не остается. А огромный русский ХХ век и ХХI, почти четверть которого уже прошла, остаются на 11-й класс. Но выпускникам не до литературы. И мы еле успеваем добраться до «оттепели». Трех часов в неделю нам не хватает, да и дети ходят на уроки нерегулярно: они разъехались по олимпиадам, готовятся к ЕГЭ, уходят на семейное обучение, чтобы сосредоточиться на нужных предметах. В итоге в голове у выпускника остается та самая русская классика, с тем представлением, что после Толстого и Достоевского уже больше ничего не было. И русский «критический реализм» – венец развития литературы. А всё, что на него не похоже, – это какое-то вредное «дегенеративное искусство».

– И все-таки вы придерживаетесь хронологического подхода.

– Да. Это мне помогает лучше структурировать материал. Что касается сентиментализма или романтизма, то, думаю, ничего плохого в знакомстве с ними нет. Тогда дети поймут, почему «Бедная Лиза» кажется им такой смешной и нелепой. Интересно понять и почему «Станционный смотритель», написанный Пушкиным всего через несколько десятилетий после «Бедной Лизы», – это почти современная проза, а «Бедная Лиза» – устаревшая. И увидеть, что за это время произошло с русским языком и что сделал Пушкин. Это вроде бы исторические вопросы, но они помогают нам понять место Пушкина в русской литературе. Если же мы будем «Бедную Лизу» преподносить как учебник морали (девушки, не целуйтесь с Эрастами, у которых розовые губы, не давайте погибнуть своей невинности), то ничего, кроме хохота, это у детей не вызовет. А если им рассказать о сентиментализме, они узнают, что это было за направление в культуре Европы, как выражалось в музыке, в живописи, даже в садово-парковой культуре. Нелишнее понимание для культурного человека. Интересно, кстати, и обсудить, что в сегодняшней популярной культуре восходит к сентиментализму.

– Далеко не каждый школьник понимает, зачем ему становиться «культурным человеком».

– Увы, это так. Произошло огромное расслоение школ. Для многих классов вопрос сентиментализма совершенно лишний. Там задача учителя – вообще научить школьника получать от чтения хоть какую-то радость и пользу.

– При этом у нас говорят, что должны быть единая образовательная программа и единое образовательное пространство.

– Этого категорически нельзя делать. Наоборот, надо, чтобы у учителя оставалась возможность соизмерять требования программы с потребностями своего класса. Чтобы над нами не стоял этот ужас: вы обязаны пройти всю программу, освоить все методические единицы и т. д. В этом смысле достаточно прогрессивным был прошлый ФГОС (Федеральный образовательный стандарт), в котором были прописаны требования к школьнику на выходе и давалась примерная программа. Это были три списка – A, B и C. Обязательные произведения, обязательные авторы и группы произведений, из которых можно выбирать. А теперь ты на свой страх и риск работаешь, до первого бдительного родителя, который заподозрит какой-то компромат в том, что ты даешь на уроке.

«Зачем Герасим утопил Муму»

– Что бы вы исключили из программы, а что, наоборот, включили?

– Ну, пока нам даже новый ФГОС оставил немножко простора для маневров и капельку вариативности. Все-таки учителю важно иметь немного свободы. Я, например, не очень люблю с детьми читать прозу о войне в 11-м классе. Меня ею в школе перекормили. По долгу службы я это делаю, конечно, но предпочла бы читать с ними стихи о войне.

Или – я терпеть не могу «Тихий Дон». Хотя у меня был ученик, который его очень любил и даже сделал проект «Мысль народная в "Войне и мире" и в "Тихом Доне"». В программе про «Тихий Дон», так же как про «Архипелаг ГУЛАГ», стыдливо пишут, фрагментами. Все-таки нобелевские лауреаты.

– Я у вас в Facebook читала дискуссию о том, нужно ли проходить «Муму» и «Тараса Бульбу». Ведь это травмирует детскую психику.

– Я не уверена, что детям стоит читать «Муму». Это вовсе не детский рассказ. Он не только о несвободе, но и о конфликте лояльностей. Но сейчас ребенку уже не понять, что это такое, когда Герасим так осознает себя слугой своей госпожи, что для него служение ей – его задача в жизни.

Грустные уроки: почему у географии запредельно низкий статус в школе

У нас сейчас нет такого типа взаимоотношений. И когда барыня, которой он всецело предан, заставляет его убить единственное любимое и родное существо, человеческую душу здесь раздирает совершенно страшный конфликт лояльности. Герасим выбирает, как герой классицизма, примат долга над страстью и идет топить несчастную Муму. А сделав это, понимает, что утратил все самое любимое, самое дорогое. И наступает полное опустошение, потому что теперь ему вообще терять нечего. У него ничего не осталось, и он от всего свободен, в том числе и от барыни, которая вынудила его совершить такое чудовищное насилие над собой. Как ребенок в пятом классе может понять вот это, я не знаю. В 11 лет он понимает одно: какая-то дура барыня дураку Герасиму приказала утопить собачку, и он утопил. Нет бы сразу ушел с ней в деревню. Естественно, любому нормальному ребенку жалко только Муму. А того, что делает крепостное право с человеческой душой, в этом возрасте и не разглядеть, и не понять. Рассказ проходит мимо них и только зря мучает своей жестокостью по отношению к Муму.

– А «Тарас Бульба»? Его сейчас, как и раньше, проходят?

– Проходят, конечно: «Нет уз святее товарищества». Но у меня вот сидит на уроке мальчик из еврейской семьи и читает, как они там собираются «перерезать всех жидов» или как младенцев в огонь кидают. И он спрашивает: а мы должны это в школе проходить? Не все же читают в приглаженном виде из хрестоматии. Да и сама идея «я тебя породил, я же и убью» тоже не очень симпатична школьникам. Далеко не все воспринимают Тараса Бульбу как образец для подражания. Просто современные дети не видят большой доблести в том, чтобы устроить набег на мирные села и разорить их, устроить осаду города и уморить там всех голодом. Чтобы они вообще способны были выносить все описанные зверства, надо очень много говорить об историзме мышления, о том, что мы не можем применять сегодняшние этические мерки и сегодняшнее международное право ко вчерашнему и позавчерашнему дню.

Можно, с другой стороны, упростить все и пытаться на примере этого текста говорить о патриотизме и товариществе, как это делалось в нашем детстве. Некоторым детям вполне достаточно увидеть в Тарасе былинного богатыря. А другие задают неожиданные вопросы. Одна шестиклассница спросила, помнится: а вот смотрите – в «Ромео и Джульетте» тот же самый конфликт. Они принадлежат к враждующим кланам, полюбили друг друга. Осознали, что они отдельные люди, а не только часть рода. За что же мы осуждаем Андрия? И другие дети сказали: за то, что он, полюбив женщину из другой семьи, поднял меч против своей.

«Гарри Поттер» помогает анализировать прозу

– Нужна ли в школе современная литература? На нее же времени не остается.

– Современная литература – и русская, и зарубежная – нужна всегда. Кстати, если мы хотим обсуждать какие-то этические или психологические проблемы, то современная детская литература гораздо удобнее, чем классика. Там и конфликты ближе к пониманию нынешних детей, и обстановка ближе к современной. И проще показывать, как текст сделан – с точки зрения литературоведческой.

– Пользуетесь ли вы «Гарри Поттером»?

– Очень много. Когда объясняю законы эпоса, например. Потому что Роулинг прекрасно работает с архетипами, мастерски строит сюжет, свою вселенную. Так же, как и Толкиен во «Властелине колец». Современные дети это читали и знают. Но не обязательно хвататься за эпопею. Можно брать маленькие рассказы современных писателей, можно – небольшие стихотворения. По субботам я веду кружок для шестиклассников. На творчестве современных писателей мы изучаем, как устроено литературное произведение, учимся анализировать тексты.

Сочинения полезные и вредные

– Как вы относитесь к нынешним сочинениям. Будь то итоговое в 11-м классе или эссе в ЕГЭ по русскому и литературе. Я знаю, что, для того чтобы получить хорошие баллы за эссе по русскому, нужно понимать, по каким критериям оно будет оцениваться, и соответствовать им. Ни о каком творчестве тут и говорить нельзя. В ЕГЭ по литературе по-другому?

– Примерно так же. Там только нужно написать пять сочинений: четыре маленьких и одно большое. Если ты не знаешь критериев оценивания, твой предел – балла 72. Это пятерка, но в топовый вуз ты с таким баллом не попадешь.

Леонид Кацва: "Без знания истории всегда рискуешь стать жертвой манипуляции"

Когда вводилось нынешнее итоговое сочинение, которое пишут в декабре 11-классники, оно предполагалось как метапредметное. И вначале все было почти хорошо: дети в самом деле старались написать что-то свое, небанальное. Но и дети, и учителя страшно боятся сделать не так, поэтому тут же расплодились шаблоны, подпорки для тех, кому трудно строить высказывание: начать надо так-то, затем мне хотелось бы перейти к такому-то вопросу, там привести пример из литературы (примеры взять из того, что все читали: «Войны и мира» или «Судьбы человека»). Эти шаблоны стали восприниматься как закон. И дети стали шпарить по ним. В итоге сочинения стали так похожи одно на другое, что их бессмысленно проверять. А задумывалось это, чтобы показать независимость суждений.

Сочинение мне кажется мертвым жанром: у текста должна быть коммуникативная задача. А многие дети не умеют эти задачи решать. Например, не умеют написать простое письмо преподавателю, поздороваться, обратиться по имени-отчеству. Не понимают, что резюме, рекламная статья, текст для своего блога, комментарий к видео, мотивационное письмо (почему я хочу работать в вашей компании) – это пишется по-разному, разным языком…

У экзаменационного же текста другая задача. Выпускник должен показать, что хорошо ориентируется в изученном материале и владеет навыками, которые должен был усвоить. Но в нынешнем виде итоговое сочинение вообще ничего не проверяет, кроме умения создавать текст по шаблону. И сочинение в ЕГЭ по русскому языку проверяет умение в рамках шаблона продемонстрировать владение общепринятыми морально-этическими нормами и согласиться с утверждением автора, что раньше было лучше, чем сейчас (русский язык засоряется, природа загрязняется, люди стали грубее и уткнулись в гаджеты). Но мне кажется, если даже придумать экзамен, не требующий шаблона, общество тут же выдвинет против него свой шаблон.