Исчезающий "середняк": как кризисы и борьба с нищетой убивают средний класс и плодят бедность

Богатые богатеют?

Кризисы не случайно называют временем возможностей. По данным Forbes, в разгар пандемии – с конца марта по конец мая 2020-го – 25 самых богатых людей мира стали богаче еще на $255 млрд. В России за тот же период появилось два новых долларовых миллиардера, их общее число составило 104 человека, а совокупное состояние этих людей выросло с $392 млрд до $454 млрд. Тем, кто победнее, повезло меньше: согласно исследованию Высшей школы экономики, количество россиян, относящихся к среднему классу, за время карантина сократилось на 6,1%.

Богатые богатеют, бедные беднеют? Не совсем, статистика говорит о том, что в кризисный год все мы стали «немножко равней». Так, отношение доходов 10% самых богатых россиян и 10% самых бедных (т. н. коэффициент фондов) уменьшилось с 15,4 раза в 2019 году до 14,5 раза в 2020-м – таковы данные «Росстата». Для сравнения: в 2016-м разрыв между самыми богатыми и самыми бедными составлял 16,6 раза.

Критичное неравенство: за время ковида бедные обеднели, а богатые – разбогатели

Ясно, конечно, что это сокращение мизерно, а разрыв все равно слишком велик. Но главное, действительно существует долгосрочная тенденция на увеличение разрыва между богатыми и бедными, и наблюдается она не только в России. В 2019 году Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) отмечала, что разница в доходах между 10% самого богатого населения развитых стран и 10% самого бедного достигла 9,5 раза, хотя четверть века назад она составляла семь раз. По словам старшего аналитика компании Esperio Антона Быкова, во многих странах, в том числе в США и Китае, «ситуация с неравенством достигла исторических вершин, превысив уровни ХХ века».

Не оправились от кризиса

Увеличение социального расслоения сопровождается еще одной грозной тенденцией – почти повсеместной деградацией среднего класса. «Богатые богатеют, бедные остаются при своем, иногда даже чуть-чуть «приподнимаются», а средний класс разоряется, – рассказал «Профилю» директор Института глобализации и социальных движений (НКО, выполняющая функции иностранного агента) Борис Кагарлицкий. – Если брать мировую тенденцию, то в целом она выглядит сейчас именно так: наблюдается не столько обнищание тех, кто уже беден, сколько постепенное исчезновение среднего класса».

Минувшей весной Bloomberg со ссылкой на доклад Pew Research Center сообщил о том, что впервые за тридцать лет (то есть с начала 1990-х) общемировой средний класс сократился почти на 150 млн человек. Основными «виновниками» стали Индия (-32%), Южная Азия (-25%), Тропическая и Северная Африка (-11% и -10% соответственно).

В западных странах эрозия среднего класса прослеживается как минимум на протяжении полутора десятков лет. Некоторые исследователи называют непосредственным триггером данного процесса кризис 2008–2009 годов. Так, эксперты Брукингского института (Brookings Institution, США) отмечали, что экономический шторм особенно сильно потрепал именно «середняков». Эта категория оказалась наименее защищенной перед лицом катаклизма, а самое главное, так и не смогла до конца оправиться после него. Согласно докладу ОЭСР под названием «Сломанный социальный лифт? Как стимулировать социальную мобильность», с 2013-го по 2018 год каждая седьмая семья, принадлежащая к среднему классу, перешла в категорию бедных. Тяжелее всего пришлось т. н. нижнему слою среднего класса, где в бедняки переместилась каждая пятая семья.

Впрочем, процесс разрушения среднего класса на Западе мог стартовать задолго до злосчастного 2008-го. К примеру, тот же Pew Research в докладе 2015 года отмечал резкое снижение числа американских семей со средним достатком, наблюдавшееся за последние 44 года. В 1970-м («золотой век» среднего класса Америки) к этой категории относилось 62% домохозяйств, а в 2014-м – только 43%. Доля богачей за период с 1971 года по 2015-й увеличилась с 4% до 9%, и они аккумулировали 49% совокупного дохода страны против 29% в 1971-м.

Кто вы, средний класс?

Теперь надо понять, кого мы относим к среднему классу, ибо представление об этой категории тоже постоянно менялось. Само понятие «средний класс» появилось в Англии в XVII веке – сюда относили мелких и средних буржуа, ростовщиков, мелких помещиков-сквайров и т. д. В широкий обиход данный термин вошел в начале ХХ века на волне критики марксизма, который стремился поделить общество на два класса: пролетариат и буржуазию. По Марксу, представители среднего класса – фермеры, служащие, интеллигенция и проч. – с развитием капитализма неизбежно должны перейти в один из двух лагерей. То есть стать пролетариями либо капиталистами. Пролетариат перманентно нищает, что и делает его «могильщиком буржуазии», т. е. предопределяет неизбежность социальной революции.

В реальности все произошло с точностью до наоборот: доходы и уровень жизни квалифицированных рабочих шли вверх. В результате во второй половине 1940-х квалифицированные наемные работники (рабочие, инженеры, служащие), а также врачи, преподаватели и мелкая буржуазия сформировали тот самый средний класс, который стали называть основой западных социумов. При этом четкой градации по доходам для этой группы не было. Принадлежность к средним определялась, скорее, образом жизни и моделью потребления: стабильный доход, наличие жилья, автомобиля, бытовой техники, возможность получать платное образование, пользоваться платной медициной, путешествовать и т. д. Только в начале XXI века Всемирный банк попытался определять средний класс по уровню доходов. Но до сих пор универсального критерия, кого считать средним, а кого нет, не существует.

Становление среднего класса совпало, а вернее, стало следствием т. н. «кейнсианской революции», политики активного вмешательства западных государств в рыночную экономику. Правительства стимулировали производство через госзаказы и бюджетное финансирование отдельных проектов. Низкие процентные ставки повышали инвестиционную активность, увеличение денежной массы положительно влияло на потребление. «Сегодня мы все – кейнсианцы», – восклицал в 1971 году президент США Ричард Никсон. К тому времени в категорию средний класс входило уже до 60% населения стран ОЭСР, в том числе значительная часть пролетариата, которому марксисты прочили обнищание.

Нет, весь я не умру

Первый кризис среднего класса случился в 80-х, после того как экономические власти США и ведущих государств Старого Света стали переходить к политике неолиберализма. То есть отказываться от государственного стимулирования своих экономик. Параллельно шел процесс деиндустриализации старых промышленных держав и перенос производственных площадок в Азию – сначала в Японию, затем в Южную Корею, Гонконг, позже в страны ЮВА и, наконец, в Китай. Противники глобализации заламывали руки и горевали об убитом автомобиле- и судостроении, убитой текстильной промышленности, производстве бытовой техники и т. д.

Прекрасной иллюстрацией этого процесса стала Британия времен премьерства Маргарет Тэтчер. Сокращались дотации госпредприятиям, резались расходы на образование и ЖКХ, а также дотации депрессивным регионам, увеличивалась процентная ставка ЦБ. Рост расходов за ту же коммуналку и образование при неизменной зарплате вел к снижению общего благосостояния работников. Закрытие предприятий превращало промышленную элиту в работников сферы услуг с низкой квалификацией. Но средний класс не умер, он трансформировался, переместился в ту самую сферу услуг и финансовую надстройку. Синие воротнички сменились белыми. А обязательными опциями нового среднего класса стали гибкость, умение быстро приспосабливаться к требованиям рынка, при необходимости переобучаться и менять профессии.

Тем временем глобализация продолжала зло подшучивать над «середняками»: массовая миграция из слаборазвитых стран и перевод бизнес-процессов на аутсорсинг трясли рынок труда на рубеже ХХ и XXI вв. Кроме того, приток мигрантов в Европу и США увеличивал количество безработных и бедняков, которых государство со временем стало брать под свою опеку. Это породило т. н. принципиальную безработицу, когда люди сознательно предпочитают сидеть на пособии, нежели искать работу и двигаться вверх по социальной лестнице.

С точки зрения статистики такой демарш означает увеличение прослойки бедных и сокращение доли среднего класса. Плюс, как отмечал известный французский экономист, автор бестселлера «Капитал в XXI веке» Тома Пикетти, в западных странах рост капитала и его доходности существенно опережает экономический рост. Таким образом, люди, живущие на зарплату (равно как и мелкие предприниматели), богатеют намного медленнее, чем владельцы капиталов. Вот и получается, что богатые богатеют, бедняки за счет программ адресной помощи и пособий сохраняют статус-кво или слегка улучшают свое положение, а обделенные вниманием середняки считают убытки.

Бедность на пороге: cколько россиян нуждаются в деньгах на самом деле, и на чем они экономят

Еще один нехороший тренд: чтобы поддержать привычный уровень жизни, представители среднего класса все чаще прибегают к кредитам. В первом полугодии 2021-го закредитованность россиян, равно как и просроченная задолженность по кредитам, били исторические рекорды. Нечто подобное происходило в Америке, где, по данным Федерального резервного банка Нью-Йорка, во втором квартале2021 года закредитованность населения увеличилась на 2,1% – это максимальный показатель за восемь лет. Общий объем долговых обязательств американцев приблизился к $15 трлн!

По словам Кагарлицкого, такое развитие событий ставит элиты в патовую ситуацию: «Если эти долги все-таки будут списаны, то мы получаем финансовый кризис наподобие того, что мы видели в Америке в 2008 году. А если долги не списать, то проблема закредитованности может стать источником очень серьезных социальных бедствий, потому что начинается разорение домохозяев».

Здесь, пожалуй, уместно еще раз вспомнить Тома Пикетти и его «Капитал в XXI веке». Если верить собранной им статистике, то пики социального неравенства всегда предшествуют социальным или политическим потрясениям, будь то революция, меняющая социальное устройство, или война. Не самая желанная перспектива.

Как считается неравенство

Наиболее известной методикой оценки социального неравенства является коэффициент Джини (назван по имени автора итальянского статистика и экономиста Коррадо Джини). Он показывает, насколько фактическое распределение доходов внутри страны отличается от абсолютно равного распределения. Он считается от нуля (полное равенство) до единицы. Формула Джини учитывает кумулированную долю населения и его долю доходов, количество домохозяйств, среднее арифметическое долей доходов домохозяйств.

Коэффициент Джини можно представить в виде индекса, тогда его значения будут от 0 до 100%.

Слабым местом Джини эксперты называют невозможность учесть источники дохода. Кроме того, особенности национальной статистики некоторых государств делают показания коэффициента Джини неадекватными. «В таких странах, как Украина, Казахстан, Молдавия, Киргизия, социальное неравенство должно быть минимальным, потому коэффициент Джинни в них варьируется в диапазоне от 0,24 до 0,29, – говорит Антон Быков из Esperio. – А это уровень таких стран, как Бельгия или Нидерланды. При этом очевидно, что уровень неравенства в этих бывших союзных республиках не меньше, чем в России, где коэффициент Джини, согласно «Росстату», в 2019 году был равен 0,411».

Социальное расслоение в России считается очень высоким – согласно данным «Росстата», коэффициент Джини у нас в 2019 году составил 0,411. По словам главного аналитика TeleTrade Марка Гойхмана, это соответствует уровню стран с т. н. «латиноамериканской» моделью экономики – Аргентине (0,414), Боливия (0,422), Перу (0,428). Здесь же Гаити (0,411). Болгария (0,404), Кот-д’Ивуар (0,415), Турция (0,419). «Для более успешного развития желательна меньшая дифференциация, чем есть у нас сейчас, – говорит эксперт. – Избыточное расслоение означает сокращение возможностей потребительского спроса и стимула производства со стороны масс населения, получающих низкие доходы».

Остается порадоваться, что мы не оказались в компании с Анголой (0,513), Ботсваной (0,533) и Гондурасом (0,521). Впрочем, и до благополучных европейских государств нам далеко. Для примера: в Бельгии коэффициент Джини составляет 0,274 , в Австрии – 0,297, в Нидерландах – 0,285.

Впрочем, есть интересный нюанс: в США показатель Джини превышает 0,482, а в Китае – 0,42. То есть две крупнейшие экономики по уровню неравенства оставляют позади и Россию, и Латинскую Америку. Именно поэтому, как полагает старший аналитик компании Esperio Антон Быков, новая администрация Белого дома делает акцент на политику перераспределения, повышая налоги на богатых и увеличивая социальные госрасходы. А председатель КНР Си Цзиньпин провозгласил политику «всеобщего процветания», которая также сводится к сокращению неравенства.