Права женщин Северного Кавказа стали одной из главных общественно-политических тем нынешнего лета. Свадьба 17‑летней девушки и 46‑летнего главы полиции одного из РОВД Чечни независимо от того, была ли она совершена добровольно или принудительно, лишь подлила масла в огонь. Северокавказские политические лидеры вновь заговорили о необходимости легализации многоженства, а правозащитники стали обращать внимание на уязвимость положения женщин в этом регионе. Фонд Генриха Белля провел масштабное исследование «Жизнь и положение женщин на Северном Кавказе», Международная кризисная группа в своем докладе «Чечня: внутреннее зарубежье» женщинам посвятила отдельный раздел.

Опрошенные «Профилем» эксперты сходятся в одном: традиционный уклад жизни, обычное право, шариат сами по себе не несут вреда. Однако, отмечают они, светские институты власти практически перестали работать, а традиционные нормы трактуются вольно и подчас извращаются до неузнаваемости. И главной жертвой такой трансформации общества стали именно женщины, которым часто не к кому обратиться за защитой в силу собственной необразованности или из-за порочности работы судебных, правоохранительных и иных государственных институтов. Жесткий контроль, значительное снижение уровня образования и качества медицинского обслуживания, ранние браки, насилие и даже убийства – все эти проблемы хоть и в достаточно разной степени, но все же характерны почти для всего региона. Российское федеральное законодательство при этом превратилось в пустую формальность: следуют ему с оговорками, отдавая приоритет обычаям, которые в каждом ауле могут быть свои.

Одним из последствий перехода общества к традиционному укладу стало отсутствие объективных статистических данных по ситуации с правами женщин. В значительной степени прояснило ситуацию исследование Фонда Генриха Белля, которое было опубликовано в конце июня этого года. Оно пока единственное в своем роде по своему масштабу и количеству затронутых аспектов. В течение второй половины прошлого года опросы проводились в четырех республиках Северного Кавказа: Чечне, Ингушетии, Дагестане и Кабардино-Балкарии. Опрашивали женщин всех возрастных групп, различного социального положения, горожанок и жительниц села. Как говорят его авторы, чтобы получить максимально объективные сведения, женщин старались опрашивать в так называемых «женских местах», где им никто не мог помешать, – в салонах красоты, детских садах, школах, социальных учреждениях. Однажды опросили даже на свадьбе. Всего было заполнено 723 анкеты и взято 80 интервью. На Северном Кавказе живется тяжелее, чем в других регионах страны, ответило 78% женщин в Чечне, 60% – в Дагестане, 48% – в Ингушетии и 44% – в Кабардино-Балкарии. Женщины «находятся в состоянии жертвы», резюмировала в беседе с «Профилем» координатор программы «Гендерная демократия» Фонда Генриха Белля, научный руководитель исследования Ирина Костерина.

Дресс-код

В феврале этого года Верховный суд РФ признал законным запрет на ношение религиозной одежды в образовательных учреждениях, право на которое отстаивала мусульманская община Мордовии. Но ни в одно учреждение Чечни женщину независимо от ее гражданства и убеждений не пустят, если она не должным образом одета. «Власти (в Чечне. – «Профиль») начинают говорить, как женщине одеваться: в учреждение можно приходить только с покрытой головой, в длинных юбках, с длинными рукавами, – рассказала «Профилю» эксперт Международной кризисной группы Варвара Пахоменко. – Меня не пускали в университет и в другие административные здания, потому что не было платка. Почему я должна это делать, если я не мусульманка и не чеченка, приехала из Москвы? Мне отвечали: Рамзан так велел». Эксперт отмечает, что ссылка на традиционализм в этом случае искажена. «Традиционно чеченское общество не признавало над собой никакого верховного лидера. Считалось, что указать женщине, как ей себя вести, как ей одеваться, может только ближайший родственник – отец, брат, муж, – говорит Пахоменко. – Иногда по телевидению показывают, как Рамзан сам ездит по городу и оценивает, у кого достаточно длинные юбки, а у кого нет. Несколько лет назад по городу ездили и стреляли в женщин с непокрытыми головами и в коротких юбках из пейнтбольных ружей. Одна девушка даже лишилась глаза».

Ирина Костерина считает, что дресс-коды для жительниц Чечни никогда не были проблемой. «Женщина там традиционно носила длинную юбку и косынку – и до советской эпохи, и во время нее, и после. Для нее важны вещи, которые связаны с так называемой женской скромностью. Женщины сами эту идею поддерживают, отстаивают и осуждают тех женщин, которые одеваются чересчур откровенно. Им кажется, что это неподобающе», – сказала она «Профилю». Но светским женщинам это может доставлять неудобства, признает Костерина: «Женщину-преподавателя может на входе остановить малолетний охранник и сказать: мамаша, разворачивайся, ты неприлично одета. Но это единичные случаи».

Далеко не везде с дресс-кодом так строго, как в Чечне. «Жестких ограничений у нас в Дагестане нет, – сказала «Профилю» руководитель региональной общественной организации «Твори добро» города Кизляр Виктория Петрова. – Кто как хочет, так и одевается. Если семья религиозная, то женщины ходят в хиджабах. В очень коротких юбках, конечно, не принято ходить, но и в брюках, и в джинсах – свободно. У нас в этом плане республика разнообразная».

Многоженство и ранние браки

«Хорошо бы, если бы многоженство легализовали», – заявил в мае глава администрации Чечни Магомед Даудов. В начале июля его избрали спикером парламента республики. Многоженство в республиках Северного Кавказа не только лоббируется, но и практикуется, что прямо запрещено федеральным Семейным кодексом. «Мы не нарушаем закон, – заявил месяц назад в интервью «Интерфаксу» глава ЧР Рамзан Кадыров, который последовательно лоббирует многоженство. – В ЗАГСе регистрируется только один брак».

Согласно опросу Фонда Белля, 84% браков в Чечне моногамные, в Кабардино-Балкарии – 91%, в Дагестане – 94%, в Ингушетии – 95%. Полигамия, отмечают исследователи, – это тенденция последних лет. Так, наибольший процент многоженства зарегистрирован в возрастной группе женщин от 17 до 30 лет (36%). А в группах от 46 и свыше 60 лет процент моногамных браков от 92% до 100%. При этом 33,3% живущих в полигамных браках имеют начальное и неполное среднее образование. Женщины в большинстве своем полигамию не одобряют. Полностью отрицательно и скорее отрицательно в Ингушетии к многоженству относятся 69,1% опрошенных, в Кабардино-Балкарии – 56,7%, в Дагестане – 79%, в Чечне – 90,2%.

Многоженство – это мода, не всегда имеющая связь с канонами ислама, считает Ирина Костерина. «Многие религиозные лидеры на Кавказе не поддерживают многоженство, – говорит она. – Они объясняют мужчинам, что шариат это разрешает только при условии, если мужчина в состоянии обеспечить одинаково обе семьи. Там много условий, которые совершенно не соблюдаются. Поэтому мужчины сами, в обход религиозных лидеров говорят: нам шариат разрешает брать вторую жену, и я возьму». Правда, бывает, что инициатором полигамного брака выступает сама женщина. «Либо они устали от внимания мужа и его придирок, хотят, чтобы все это на какую-то другую женщину перекинулось, либо женщина не может родить детей, и ее затюкали родственники мужа – пусть другая женщина ему родит, но с ней он не разведется», – объясняет Костерина. Но по сравнению с тем же советским периодом женщины стали более свободны в выборе спутника жизни. «У дам в возрасте 60+ очень высокий процент браков по принуждению, у молодых от 17 до 30 лет этот показатель значительно ниже», – говорит эксперт. «Серьезных ограничений по поводу избранника нет, – подтверждает Виктория Петрова. – Конечно, родители стараются, чтобы будущий зять был той же национальности, из того же села или хотя бы из того же района. Они предлагают дочери свои кандидатуры, но она может отказаться, если не хочет». В свою очередь, Варвара Пахоменко объясняет многоженство еще и вынужденной альтернативой разводу. «В Чечне при разводе у женщин отбирают детей, – говорит эксперт. – Такое же происходит, если муж умирает. Считается, что дети принадлежат семье мужа. Если его родственники согласятся, то матери могут разрешить жить с детьми, но только до тех пор, пока снова не выйдет замуж. После второго замужества общаться с детьми она уже не может. Это заставляет очень многих из тех женщин, кто недоволен браком, терпеть скандалы и насилие и не уходить из-за страха потерять детей».

Разводов много. «Чуть ли не каждый третий брак распадается, и браки-то эти недолгие – по полгода, два месяца, – говорит Петрова. – Какая-то эпидемия разводов. А шансов у разведенной женщины без образования да еще и с ребенком создать семью во второй раз очень малы. Поэтому для многих стать второй женой – это выход». Одной из причин разводов стал низкий уровень образования – именно из-за этого во многом, так возросла тенденция к неосмысленным ранним бракам. «Девушки не получают образования, и куда им идти, если не замуж? Во многих селах нет ни кинотеатров, ни каких-то других общественных мест, да и не отпустят девушку никуда, – объясняет Петрова. – Вот она и сидит дома, ей скучно, и замужество – хоть какое-то развлечение». Но не все с помощью свадьбы разгоняют скуку. «Несколько лет назад мои знакомые в Чечне боялись выпускать своих дочерей на улицу после того, как им исполнялось 14 лет. Опасались, что их могут похитить, – вспоминает Пахоменко. – Для многих это стало причиной отъезда из республики. Сейчас, когда против похищения невест выступил президент ЧР Кадыров, такие случаи практически прекратились. «Но, как видно, когда дело касается его ближайшего окружения, это не работает, – отмечает эксперт. – Появилась новая большая сила в виде республиканской власти, которая по своим возможностям несоизмерима с любой чеченской семьей, даже самой влиятельной. Противостоять ей крайне сложно».

Насилие

Знакомы ли вы лично с женщинами, которых регулярно избивает муж? Так звучал один из вопросов в разделе насилия в семье исследования Фонда Белля. Утвердительно про своих родственниц, подруг и соседок (в совокупности) ответили 92,8% женщин в Чечне, 66,5% – в Дагестане, 27,6% – в Кабардино-Балкарии, 18,3% – в Ингушетии. От 71% до 86% женщин во всех четырех республиках отметили, что насилие совершается супругом. А 21% в Кабардино-Балкарии и 33% в Чечне в числе своих мучителей назвали свекровь. В ходе исследования женщины часто спрашивали, что такое супружеское насилие. «Многие воспринимают эту ситуацию как обыденную, считают нормальным, если семейные конфликты заканчиваются рукоприкладством со стороны мужа. Слово «насилие» они к этой ситуации не применяют, – рассказывает Костерина. – Только после уточняющего вопроса женщины, видимо, впервые в своей жизни сделали для себя открытие, поняли, что такое контроль и насилие».

В конце апреля этого года Старопромысловский суд Грозного приговорил к 7 годам колонии местного жителя Султана Даурбекова за убийство своей дочери. Пока это единственный приговор, связанный с так называемыми убийствами чести, когда женщин, уличенных в аморальном поведении, убивают их родственники. «Если молодая девушка или разведенная женщина гуляет, то ее брат убивает и ее, и того мужчину. У нас очень суровые обычаи. Лучше женщине быть второй или третьей женой, чем быть убитой» – так высказывался еще в 2009 году Кадыров. Теперь эксперты отмечают рост этих преступлений, особенно в Чечне и Дагестане, и при этом обращают внимание на то, что такие случаи практически не расследуются и уж тем более редко доходят до суда. «Это называется harmful practicies – вредоносные практики. К ним относятся убийства чести, которые хоть и происходят, но никогда как убийства чести не воспринимаются, чаще всего обставляются просто как самоубийства или несчастные случаи, – разъясняет Костерина. – Поэтому уголовные дела не возбуждаются по этому поводу». Подобные преступления считаются внутренним делом семьи, и правоохранительные органы не вмешиваются, говорит Пахоменко. «В Чечне несколько лет назад был случай, когда отец убил свою дочь и пошел исповедоваться об этом в муфтият, и ему там сообщили, что он в своем праве, – рассказывает она. – Об этом рассказывали многие женские организации, но дело уголовное заводить не стали». Говорить о традиционности таких преступлений нельзя, уверена эксперт: «Чаще стали поступать сообщения о том, что такие убийства совершаются не ближайшими родственниками, как предполагает адат, а, например, двоюродными дядями или двоюродными братьями, которые либо служат в правоохранительных органах, либо занимают должности во власти».

Один из показательных примеров качества расследования подобных убийств произошел в 2013 году. Тогда с поста начальника следственного управления Следственного комитета по Чечне ушел Сергей Бобров. Формальная причина отставки – заявление об уходе по собственному желанию. «Меня здешний климат не устраивает», – объяснил он «Новой газете». Но проблемы с климатом у следователя возникли в ходе работы над делом об убийстве «за аморальное поведение» трех женщин из села Гелдаган. Подозреваемыми были несколько сотрудников внутренних дел. «Как только следователи начали работать, из райотдела внутренних дел, где служили предположительные преступники, стали поступать угрозы, – вспоминает Пахоменко. – Закончилось это тем, что Бобров ушел в отставку». Об «убийствах чести» все знают, но мало кто говорит – все на уровне слухов, подтверждает Петрова. «Пару лет назад в Кизляре убили 20‑летнюю выпускницу медучилища Фатиму. Говорили, что это сделал ее дядя. Она была из отдаленного высокогорного села. Как-то ее увидели разговаривающей на улице с молодым человеком и заподозрили в том, что у нее какие-то с ним отношения, – рассказала она. – В некоторых селах таких случаев бывает 2–3 в год, где-то больше, где-то такого не бывает вовсе». В Дагестане, кроме того, очень плохо расследуются случаи изнасилования, отмечает Пахоменко. Причина та же: еще не работают традиционные институты, и уже не работает светское право. «Считается, что это позор, и часто девочки даже не говорят об этом родителям, – говорит эксперт МКГ. – Они боятся, потому что им говорят: вас убьют дома. Наши попытки по нескольким таким случаям общаться с властями – полицией, комитетом по делам молодежи, омбудсменом – наталкиваются на то, что практически ничего невозможно сделать».

Еще одной новой проблемой стало женское обрезание, которое практикуется в отдельных селах Дагестана и Чечни. «Это вообще никак не связано с исламом, это старые предубеждения, традиционные практики, – говорит Костерина. – Но по незнанию люди ассоциируют это с исламом, говорят девушкам, что они не попадут в рай необрезанными. Это средневековая дичь, и эти тенденции пугают. Люди совершенно не понимают, где правда, где неправда, где ислам, где не ислам, где традиции, а где просто какой-то бред, который придумали какие-то полоумные необразованные бабки».

Здравоохранение и образование

Наличие серьезных или легких хронических заболеваний (в совокупности), согласно опросу Фонда Белля, признают у себя 46,6% женщин в Чечне, 40,6% – в Дагестане, 49,4% – в Ингушетии, 50% – в Кабардино-Балкарии. При этом серьезные проблемы со здоровьем везде, кроме КБР, отметили около 20% опрошенных. «Качество медицинских услуг очень низкое, особенно в области родовспоможения», – говорит Пахоменко. Эта область медицины особенно важна именно потому, что деторождение для большинства женщин Северного Кавказа стало основной жизненной функцией. «Постоянно жалуются на невероятное мздоимство, хамство, халатное отношение, – рассказывает эксперт МКГ. – В Ингушетии, в Малгабекском районе, мы общались с двумя женщинами, которые рожали в одном и том же отделении районной больницы. У обеих были проблемные роды, но на них не обращали никакого внимания. И у обеих младенцы умерли, начались заражения внутренних органов, и им вырезали матки. Одна из них только вышла замуж и ждала первенца. После больницы ее выгнали из дома мужа – такая она уже там никому не нужна. Попытка привлечь к ответственности врачей ни к чему не привела». Люди стали бояться больниц, чаще обращаются к народной медицине. «То есть это еще больше отталкивает и от государства, и от каких-то светских институтов», – заключила Пахоменко.

Кроме того, женщины почти ничего не знают ни о планировании беременности, ни о контрацепции, отмечает Петрова. «В больнице у нас лежала девушка 19 лет, у нее уже четверо детей, – говорит она. – Можете представить, как это сказалось на ее здоровье. У другой в 27 лет семеро детей. Вот поэтому молодых женщин в этом возрасте и называют «сморщенными». По данным Фонда Белля, вообще не пользуются контрацептивами 50,6% женщин в Дагестане, 51,7% – в Кабардино-Балкарии, 56,2% – в Чечне, 63% – в Ингушетии. Самые распространенные способы избежать беременности – внутриматочные спирали и аборты. И это, отмечают авторы исследования, говорит о крайне низком уровне репродуктивного образования и возможных сильных культурных и религиозных предубеждениях против современных средств контрацепции.

Большинство бед женщин Северо-Кавказского региона эксперты связывают с ухудшением качества образования. Согласно опросу, высшее и незаконченное высшее образование в среднем по всем республикам имеют 41,3%, среднее специальное – 33,1%, среднее – 18,4%, начальное – 7,1%. По словам Виктории Петровой, тенденция к возврату к религиозным обычаям «иногда зашкаливает», адаты искажаются, и это не идет на пользу женщине. «В итоге девочкам стало труднее получить высшее и даже среднее образование, – говорит она. – Чаще всего их родители не отпускают учиться, разрешают получать образование только там, где они живут. В лучшем случае, это столица республики. За ее пределы редко когда отпускают». В закрытых, моноэтнических селах Дагестана, говорит Петрова, считается нормальным, если девочка заканчивает 6–9 классов, а иногда и всего три. «Мол, зачем ей больше? Научится читать Коран, выйдет замуж, будет рожать детей, и достаточно», – объясняет Петрова позицию родителей таких детей.

Из-за низкого уровня образования женщины не только не понимают своих прав, но и не знают, куда им обращаться за помощью. Советоваться предпочитают с мамой, сестрами, подругами. В случаях насилия только 4% женщин обращались за помощью в общественные организации, в Кабардино-Балкарии – 3%, в Дагестане – 1%. В Ингушетии вообще никто. Женщины никому не рассказывают о своих бедах по нескольким причинам. Большинство просто не хочет (Чечня 61%, Дагестан 68%, КБР 44%, Ингушетия 57%), многим стыдно (Чечня 23%, Ингушетия 17%), другие боятся (Чечня 7%, Ингушетия 9%), третьи ссылаются на то, что так не принято (Дагестан 19%, КБР 39%). «О существовании женских организаций практически никто не знает, – отмечает Ирина Костерина. – Особенно это касается сельских женщин, они самые уязвимые и неинформированные». Традиции нужны, в свою очередь, заключила Варвара Пахоменко, «но нужно, чтобы прежде всего работало российское светское право, чтобы тот, кто хотел бы к нему апеллировать, действительно мог бы это сделать».