Яблоко от яблони

Горячий нрав и романтическую натуру, увлекавшую его в рискованные путешествия, Николай унаследовал от отца, инженера-путейца Николая Ильича Миклухи, работавшего над сооружением первой в России Николаевской железной дороги. В юности Николай Ильич, желая учиться в петербургском Институте инженеров путей сообщения и не имея денег на поездку, дошел до российской столицы пешком – из родного Стародуба, что под Черниговом.

Еще одна черта, доставшаяся Маклухо-Маклаю от отца, – острое чувство справедливости, благодаря которому он стал защитником коренных народов Океании. Миклуха-старший так же заступался за простых рабочих и солдат, которых нещадно эксплуатировали на железнодорожных работах. Из-за этого он конфликтовал с начальством и, несмотря на репутацию блестящего специалиста, не сделал большой служебной карьеры.

Миклуха-инженер передал сыну и талант к рисованию, очень пригодившийся ученому в путешествиях. И даже недолгий срок жизни у отца и сына оказался одинаков – 41 год. Только Николай Ильич умер от туберкулеза, а его сын – от рака.

Без бумажки

В наши дни Миклухо-Маклай едва ли смог бы встроиться в научную среду: у него не было ни справки об окончании гимназии, ни университетского диплома. Гимназию он бросил, узнав, что его оставляют на второй год в шестом классе. До этого он уже провел два года в четвертом. Хорошо знал языки, хотел поступать в Академию художеств, но казенная гимназическая атмосфера вызывала у юного Николая отторжение.

Полгода он провел вольнослушателем отделения естественных наук физико-математического факультета Петербургского университета, но был отчислен за нарушение дисциплины – он участвовал в студенческих сходках, не одобряемых властями.

В итоге Николай отправился в Германию, где российские подданные могли поступить в университет без справки об образовании. Учась на медицинском факультете в Йене, он стал любимым учеником знаменитого Эрнста Геккеля, зоолога, анатома и последователя передовой и скандальной в то время эволюционной теории Дарвина.

Миклуха занимался наукой так страстно, что даже попал в больницу с параличом лицевых нервов из-за долгого сидения у микроскопа.

Решив, что он будет исследователем, а не практикующим врачом, Николай не сдавал выпускных экзаменов. Ему был нужен не диплом, а знания и научная репутация, которая у талантливого ученика Геккеля росла довольно быстро.

Болезни

Сказать, что у Миклухо-Маклая было слабое здоровье, – значит не сказать ничего. Почти вся жизнь его прошла на фоне изнурительной лихорадки, ослабевавшей лишь на короткое время. В такие дни ученый говорил, что полон сил, но окружающим казалось, что он одной ногой в могиле.

Николай много болел в детстве, а с молодости его постоянным спутником стала малярия: путешествуя в тропиках, он каждый раз подхватывал все более тяжелые ее формы. Добавить к этому цингу, анемию, язвы по всему телу и тяжелую морскую болезнь (а он полжизни провел на корабле), наконец, рак – и станет совсем непонятно, как Миклухо-Маклай вообще мог что-либо делать и тем более сделать все то, что он успел.

Его спасали сила духа, невероятное упорство, одержимость своей миссией, привычка преодолевать телесный недуг. Маклай словно специально шел по самому трудному пути, проверяя себя на прочность. Он мог бы стать кабинетным ученым. Мог выбрать сферой интересов не тропики, а что-нибудь попрохладнее. Но он не руководствовался соображениями комфорта. Главное для Маклая было совершить что-то большое: открытие, научный подвиг.

Мастер коммуникации

Примечательной особенностью Миклухо-Маклая была его способность располагать к себе людей и завязывать полезные контакты на разных уровнях – от дикаря до царя.

Он не пытался выглядеть «милым парнем». Человек нервный, Миклуха мог быть и резок, и неучтив. Похоже, людей подкупала его искренность и непосредственность: они видели перед собой ученого, зараженного какой-то особой идеей.

Часто его выручали природный артистизм и находчивость, особенно в общении с туземцами. Миклуха мог подружиться даже с фанатиком-мусульманином, распознавшим в нем «неверного» и призывавшим выбросить его за борт во время путешествия на Красное море. После того как фанатика скрутили и кинули в трюм, где он при падении сломал руку, Миклуха спустился к своему обидчику, оказал первую помощь и вскоре наладил самый душевный контакт.

Список влиятельных людей, которых впечатлил Маклай и которые покровительствовали ему, огромен. Это и директор департамента внутренних сношений российского МИД путешественник Федор Остен-Сакен, и вице-председатель Русского географического общества (РГО) Петр Семенов-Тян-Шанский, начальники российского флота великие князья Константин Николаевич и Алексей Александрович, великая княгиня Елена Павловна, император Александр III, султан Джохора Абу-Бакар, губернатор Цейлона и Новой Зеландии Артур Гордон и многие западные дипломаты, не говоря уже о старейшинах новогвинейских племен.

Хватало у Николая Николаевича и недоброжелателей, считавших его выскочкой, пустозвоном, а также английским или русским шпионом (в зависимости от страны пребывания).

Тайна имени

В 1866 году Геккель взял Миклуху с собой в биологическую экспедицию на Канарские острова. Несмотря на трудности, Николай был в восторге и понял, что готов посвятить таким выездным исследованиям всю свою жизнь. Вскоре он отправился в собственную экспедицию на Красное море. В этих поездках он наблюдал не только за морской фауной, но и за обычаями аборигенов. Вскоре зоология отойдет для него на второй план, а главным увлечением станет именно этнология.

Его первая статья по итогам поездки с Геккелем была подписана Миклухо-Маклаем. Так впервые появилась эта необычная и до сих пор необъясненная фамилия. Есть только гипотезы ее происхождения, например, версия о предке Миклухи – шотландском солдате Маклае, в реальности не существовавшем.

Этот псевдоним вполне соответствовал склонности Николая к эффектным жестам. Двойная фамилия выглядела солидно и немного загадочно, как и его фантастические титулы «князь» (так его порой называли в Германии), а позже, в Австралии – «барон».

Убедил

Вернувшись в 1869-м на родину в статусе многообещающего молодого ученого, он быстро завоевал симпатии сотрудников влиятельной организации – Императорского Русского географического общества и убедил их снарядить экспедицию на юг Тихого океана. Его влекло малоисследованное северо-восточное побережье Новой Гвинеи, о котором он прочитал в статье Аугустуса Петермана «Новая Гвинея. Немецкие призывы от антиподов», агитировавшей за скорейшее освоение этой территории. Маклай решил опередить немцев.

Познакомился он и с молодым князем Кропоткиным, в то время секретарем отделения физической географии РГО. «Маленький нервный человек, постоянно страдающий лихорадкой», – таким Миклуха запомнился будущему теоретику анархизма.

Несмотря на то, что дальние территории, особенно после продажи Аляски, были вне сферы интересов Российской империи, Маклай получил добро на экспедицию, в качестве «нагрузки» обязавшись поработать и на стратегически важном для России Дальнем Востоке, куда в итоге так и не попал.

Приплыли

В новогвинейский залив Астролябия молодого ученого доставил корвет «Витязь». Путь занял полгода и пролегал вдоль Южной Америки. Несмотря на морскую болезнь и лихорадочное состояние, Николай в течение всего путешествия вел научные наблюдения: от замера температуры воды на океанской глубине до изучения обитателей Патагонии.

Перед высадкой в Новой Гвинее ученый обзавелся двумя помощниками: шведским моряком Ульсоном и молодым островитянином по прозвищу Бой. Помощники из них вышли так себе: чаще Миклухо-Маклаю приходилось ухаживать за ними, чем им за ученым. Ульсон почти все время пребывал в унынии и апатии, лежа на боку, а Бой вскоре заболел и умер.

Увидев прибытие белых людей, новогвинейские папуасы в страхе покинули прибрежные деревни. Только один туземец Туй вышел к Маклаю, он же и стал его посредником в общении с другими островитянами.

Матросы построили ученому хижину, оставили ему шлюпку и запас провизии. Туй дал понять, что после ухода «Витязя» островитяне захотят напасть на путешественников. Тогда Маклай устроил на берегу фейерверк из сигнальных шашек, невероятно напугавший папуасов. Так среди них утвердилось мнение, что белый пришелец – сверхсущество с Луны, враждовать с которым опасно. Еще одним трюком, к которому прибегнул находчивый русский путешественник, было поджигание спирта. Папуасы решили, что человек с Луны может сжечь море, и умоляли его не делать этого.

Как подружиться с местными

Маклай вел наблюдения и за природой, но гораздо больше его занимали особенности жизни местного населения, его материальная и духовная культура, расовый тип туземцев. Маловероятно, что флора и фауна острова исчезнут в ближайшее время, писал он, «между тем как почти наверное при повторенных сношениях с белыми не только нравы и обычаи теперешних папуасов исказятся, изменятся и забудутся».

Несмотря на посредничество Туя, Николаю несколько месяцев не удавалось наладить контакт с аборигенами. Он делал много заметок и зарисовок, вникал в детали местного быта, но все больше ощущал себя туристом, скользящим по поверхности и не видящим сути местной жизни.

Ученый собрался было уже покинуть залив Астролябия, но обнаружил, что оставленная ему шлюпка пришла в негодность. И тогда вдруг в отношениях с папуасами случился прорыв.

Однажды Туй едва не погиб, покалеченный упавшим деревом, а Миклуха-врач вылечил и выходил тяжелобольного. После выздоровления папуас всенародно объявил русского путешественника хорошим человеком. В качестве долгожданного признания от него наконец перестали прятать женщин и детей и позвали на ритуальный мужской праздник.

Жизнь Маклая на острове решительно переменилась, и когда за ним наконец в конце 1872-го пришел русский корабль, он даже сомневался, нужно ли ему покидать Новую Гвинею, хотя еще недавно хотел уплыть сам.

Все-таки он решил вернуться, учитывая, что поползли слухи: отважного ученого уже нет в живых. Правда, вернулся Маклай не в Россию – на родине он окажется лишь 10 лет спустя.

Новые экспедиции

После первой новогвинейской экспедиции Маклай прожил несколько лет в Юго-Восточной Азии: на Яве, в Малайзии, в Сингапуре, а затем перебрался в Австралию.

Несмотря на плохое самочувствие в жарком и влажном климате, Миклуха не спешил покидать этот регион и, более того, объявил тропики своей настоящей родиной, поняв, что здесь он может развернуться как исследователь.

Доля риска: экстремальная жизнь Александра Куприна

За 10 лет после первой высадки на Берег Маклая (как он скромно назвал это место), ученый успел дважды побывать с экспедициями в глубине Малаккского полуострова, изучить Западную Микронезию и Меланезию, основать под Сиднеем биологическую станцию и многократно побывать на своей любимой Новой Гвинее: совершить рискованную и драматическую поездку на терроризируемый пиратами и работорговцами берег Папуаковиай, побывать дважды на южном берегу острова и вернуться на Берег Маклая, где его встречали как старого друга и «тамо боро» (большого человека).

Поняв, что столкновение с европейской цивилизацией в лице колонистов, «охотников за черными дроздами» (работорговцев) и даже миссионеров не несет местным жителям ничего, кроме обмана, угнетения и болезней, Маклай стал не только ученым, но и правозащитником. Со временем он начал целенаправленно собирать материалы о жестоком обращении колониалистов и торговцев с туземцами.

Папуасский союз

Он придумал план защиты коренного населения Новой Гвинеи: объединить племена побережья в Папуасский союз, независимое государство, и от имени этого государства просить европейские страны признать его субъектом международного права. Маклай не собирался стать главой союза, хотя и без ложной скромности именовал себя «тамо боро-боро», то есть «очень большой человек». Себя он видел консультантом или продюсером всего проекта. Тем более что он выяснил в результате этнографических исследований: у племен Берега Маклая нет вождей, они живут по принципу общины, а заслуженные «тамо боро» имеют власть авторитетного мнения, но не власть приказывать другим.

План Маклая подразумевал, что при некоем благотворном вмешательстве извне хозяйственный и социальный прогресс на острове ускорится и племена быстро дорастут до состояния государства. Его стараниями на Новую Гвинею завозились новые растительные культуры и животные. Специалисты в разных областях должны были бы помогать туземцам осваивать новые знания.

Папуасский союз создать так и не удалось: местные племена были слишком разобщены. Тогда Миклухо-Маклай стал пробовать другие способы.

Русская колония

Ученому нужна была крупная держава, гарантировавшая сохранность «его» берега. Он пытался заинтересовать своими планами сразу несколько стран – Россию, Англию и Германию. Россия многократно дала ему понять, что не нуждается в южных островах Тихого океана.

Но Маклай не был бы собой, если бы не сумел заразить своим энтузиазмом хотя бы некоторых влиятельных лиц. И одним из них оказался император Александр III. Мало того, что он лично взял на себя расходы по обеспечению ученого и покрытию его огромных долгов, много лет благодаря его нажиму тема «русской Океании» не сходила с повестки.

В середине 1880-х Миклухо-Маклай развивал проект русской колонии в Океании. Он бурно обсуждался в печати и на государственном уровне. Ученому поступило несколько сот заявок со всех концов России. Александр III и эту, сумасбродную по мнению чиновников, идею принял к сведению. Только убедившись, что проект русской колонии встречает сопротивление на всех государственных уровнях – от военных министерств до сановитых ученых, – царь не без сожаления отказал своему любимцу.

«Тамо боро» против Бисмарка

Но были у «барона Маклая» и успехи в политике. Ему несколько раз удалось сорвать планы колониалистов захватить восточный берег Новой Гвинеи: в 1881-м он прибегнул к помощи своего хорошего знакомого сэра Артура Гордона, губернатора Новой Зеландии. А два года спустя смог повлиять на министра британских колоний Эдварда Стэнли, а через него – на могущественного премьер-министра Великобритании Уильяма Гладстона: власти Британской империи дали понять австралийцам, что их планы не одобряют, и кампания развалилась.

Однако вскоре Маклай получил сокрушительный удар, откуда не ждал, хотя стоило бы. Ведь именно о немецком освоении Новой Гвинеи он читал в свое время в брошюре Петермана. Маневрируя между державами, путешественник в свое время писал и Бисмарку. Он не знал, что для Германии этот вопрос был уже давно решен, и в 1884 году Бисмарк взял под контроль Берег Маклая, но совсем не на тех условиях, которые имел в виду ученый.

Оказалось, что его коллега немецкий зоолог Отто Фиш, посещавший Новую Гвинею, проводил там разведывательную работу. Более того, накануне германской экспансии Фиш навестил Маклая и выведал у него важные сведения: как вести себя, какие условные знаки и слова использовать, чтобы папуасы приняли незнакомца за своего. На Берегу Маклая Отто Фиш коварно выдавал себя за русского – «тамо русс».

Миклухо-Маклай послал Бисмарку гневную телеграмму: «Туземцы Берега Маклая отвергают германскую аннексию». Он попытался воззвать к России и Англии, но никто не собирался портить отношения с Германией из-за далекого новогвинейского побережья.

Тогда ученый начал доказывать свое право на землю и собственность, которые получил от папуасов. Это был единственный реальный способ хоть как-нибудь повлиять на колонизацию, но немецкая сторона, понимая это, выбрала тактику затягивания процесса. Тянуть долго не пришлось: ученый скоро ушел из жизни. А кампанией по борьбе с Маклаем заведовал сам Бисмарк: она подразумевала не только бюрократическую волокиту, но и порочащие путешественника публикации в прессе.

Пророк в своем отечестве

В общей сложности всего три года Маклай провел в России с тех пор, как прославился своим первым новогвинейским вояжем. Он возвращался на родину в 1882 году, после нескольких лет жизни в Австралии, и в 1886-м, за два года до смерти. Оба раза ученого встречали как национального героя.

Залы, где он читал лекции, не вмещали всех желающих, а на следующий день стенограммы выступления ученого публиковались во множестве газет. Выставка собранных в путешествиях предметов также пользовалась огромным успехом. Путешественник позировал художникам Маковскому и Корзухину.

В свой первый приезд Маклай смог не только получить финансирование от Александра III (РГО устранилось, потому что давно не получало от ученого требуемых научных материалов), но и «продавил» новую тихоокеанскую экспедицию, несмотря на сопротивление чиновников. Она должна была разведать возможность создания в Океании русских угольных баз для заправки крейсеров на случай военных действий. Миссия была поручена экипажу все того же корвета «Витязь», только теперь переименованного в «Скобелев». Как и предполагал противник проекта управляющий Морским министерством вице-адмирал Шестаков, выгодных мест для угольных баз не обнаружили, зато Маклай получил еще одну, на этот раз последнюю, возможность посетить заветный берег.

Покоритель сердец

Несмотря на небольшой рост, хрупкое телосложение и скверное здоровье, Миклухо-Маклай имел большой успех у женщин. Конечно, этому способствовала слава отважного путешественника, но и до своих подвигов, в студенческие годы, Николай не был обделен вниманием.

В Германии Миклуха, как студент-медик, досматривал за лежавшей в больнице девушкой. Молодые люди влюбились друг в друга, но девушка вскоре умерла. Перед смертью она попросила возлюбленного хранить при себе ее череп. Миклуха выполнил просьбу, сделав из черепа светильник, который всегда возил с собой и, в частности, брал в путешествия на Новую Гвинею.

Живя на Яве и пользуясь гостеприимством Джеймса Лаудона, генерал-губернатора Нидерланской Ист-Индии, он оказался вовлечен в роман с его женой Луизой и дочерью Сюзеттой одновременно.

Были у ученого отношения и с островитянками, но не с папуассками: он мудро решил не нарушать чистоту научного исследования. Поэтому слухи о новогвинейских детях Миклухи ошибочны.

Маклай решал половой вопрос, беря с собой в экспедицию «полевую жену» с других островов, например упомянутую в его записках Миру. Известно имя и другой его любовницы – Бунгараи.

В Австралии он влюбился в молодую вдову Маргерит Кларк, ставшую его первой и последней официальной супругой. Умная и образованная, она обожала своего героя и вышла за него замуж, несмотря на протесты семьи, которой Миклуха казался слишком болезненным и финансово необеспеченным. Она даже согласилась венчаться дважды – второй раз по православному обряду. У Нильса и Риты, как они себя называли, родилось двое сыновей, которые остались жить в Австралии, куда вдова после смерти Миклухи вернулась, получая при этом ежегодную пенсию от русского царя.

Имя

Миклухо-Маклай не ошибался, считая, что его имя войдет в историю. Он стал примером для тысяч ученых. День его рождения считается неофициальным праздником российских этнологов.

Маклай ввел в практику так называемое «включенное наблюдение», то есть жизнь среди изучаемых народов.

«Вы первый несомненно опытом доказали, что человек везде человек, т. е. доброе, общительное существо, в общение с которым можно и должно входить только добром и истиной, а не пушками и водкой. И вы доказали это подвигом истинного мужества», – писал ему Лев Толстой.

Увы, Берег Маклая теперь официально называется берег Рай. Под влиянием немецких и австралийских колонистов с карт исчезли многие русские топонимы, введенные ученым. Нет больше архипелага Довольных людей, гавани Константина, гавани Алексея, пика Мещерского. Осталась, впрочем, река Маклай и пролив Витязя.

Зато не каждый ученый может похвастаться тем, что его имя осталось в памяти народа, который он изучал. Из поколения в поколение островитяне передают правдивые и невероятные рассказы о Маклае, русском путешественнике, ставшем своим человеком на Новой Гвинее, или «белым папуасом», как он сам себя называл.