Поколение Путина

Общественные перемены иногда могут происходить очень медленно, а подчас и вопреки сопротивлению. Российскому обществу не раз приходилось делать два шага вперед, чтобы затем вернуться на шаг назад. А бывало и наоборот: шаг вперед и два назад. Для современников перемены кажутся чудовищно медленными, но это не означает, что их нет совсем. Через три месяца исполнится четверть века с того дня, когда первый и последний президент Советского Союза, реформатор Михаил Горбачев объявил о своем уходе, и СССР распался.

В 1991 году родились 1,8 миллиона детей. Они появились на свет, когда ушла в небытие страна их родителей – СССР. Их родина, Россия, – специфическое образование, продукт распада. Горбачев, равно как и его преемник Борис Ельцин, для них – не более чем фигуры в дымке истории. Родившиеся в 1991 году росли в обществе, терзаемом противоречиями, как бы между двумя полюсами, – в условиях беспрецедентной для России свободы. Но сегодня они живут в стране, приобретающей все более авторитарные очертания, в стране, на которой уже 16 лет лежит отпечаток одного человека – Владимира Путина. Они – его поколение.

Как оно мыслит, чем живет, что выбирает? Возможно, есть что-то, больше сближающее его с ровесниками на Западе, чем с собственными родителями? Есть ли у него силы, чтобы порвать с парадигмой, существующей с царских времен, и изменить страну снизу, и, главное, есть ли такое же-лание?

Процент сторонников Путина среди молодежи примерно столь же высок, как и среди россиян старшего возраста. Многие из них, похоже, так же тяготеют к консерватизму, как и их родители. Например, явное большинство молодых россиян, как и поколение их родителей, против уравнивания в правах однополых пар с разнополыми. Такое отношение кажется парадоксальным, поскольку современный стиль жизни молодежи противоречит реакционной системе, поддерживаемой ею. Будучи корреспондентом журнала Der Spiegel в Москве, я мог наблюдать многих молодых людей на протяжении ряда лет.

Лена, сторонница Путина, родилась в марте 1991 года в Смоленске. Она окончила вуз с красным дипломом и вскоре после трудоустройства стала правой рукой руководителя страховой компании. Лена привыкла сама решать, как ей жить. Девушке не нужны наставления отца даже при выборе ее первого автомобиля – «Японцы никуда не годятся». Лена рассказала родителям о покупке Nissan Qashqai (вопреки их предостережениям) только после подписания договора. Это стало причиной семейного конфликта. Сегодня родители смирились, что их дочь ищет собственные пути. Ее отец говорит, что раньше не было принято так рано «перерезать пуповину». Сам он рос «в коллективном духе», чуждом его дочери. Она хочет «все решать сама. У нее есть своя голова на плечах».

Но когда дело доходит до политики, Лена, подобно многим ровесникам, почему-то бежит от собственной смелости. Она регулярно читает новости на интернет-порталах, одни из которых придерживаются прокремлевской позиции, другие – близки к оппозиции. Но иметь собственное мнение она не отваживается. Нет ничего хорошего, считает она, «если все и во всё будут вмешиваться. Не каждый понимает, что имеет значение для президента. Есть дворники, и есть президенты». Она безгранично доверяет Путину, хоть обосновать это доверие ей и непросто. «Но даже самые ярые критики Путина отмечают, насколько результативно он отстаивает интересы своего народа», – говорит она.

В начале 2015 года – год спустя после аннексии Крыма – газета «Ведомости» дала толчок дискуссии о роли молодежи в российской политике. Издание охарактеризовало новое поколение как надежду на демократическое развитие страны. Авторы утверждали, что молодые россияне меньше склонны мириться с происходящим, что их протестный потенциал выше. Возражения последовали от социолога Высшей школы экономики: эксперт, которая специализируется на изучении проблем молодежи, писала, что в действительности это «потерянное поколение», испорченное реакционно настроенными родителями, авторитарной системой и путинской пропагандой. Глава «Левада-центра», социолог Лев Гудков видит признаки того, что «советский человек не только не исчезает, он снова воспроизводится». Такие реплики свидетельствуют, в частности, о разочарованности российской интеллигенции в собственном народе.

После распада Советского Союза российское общество стало заметно более гуманным. Одно из свидетельств этого – изменившееся отношение к инвалидам. На вопрос, как быть с детьми-инвалидами, в 1989 году 23% населения заявили, что их следует «ликвидировать»; 9% предлагали изолировать их от общества. В такие крайности сегодня впадают немногие: за «ликвидацию» высказываются всего 2%, за изоляцию – 4%. Еще 20 лет назад была распространена практика, согласно которой, родители сдавали своих детей с инвалидностью сразу после рождения в гигантские государственные детские дома. Люди делали это по совету врачей, называвших таких детей «овощами». Ведь столь уничижительное обозначение для инвалидов отрицает наличие у них каких-либо человеческих потребностей и возможностей.

Жажду странствий, свойственную в России многим, Кремль посчитал фактором риска. После возвращения Путина на пост президента в 2012 году власти целенаправленно отваживают свой народ от остального мира. Телевидение транслирует карикатурные картинки морального упадка на Западе; подтверждение тому – боевой клич «Гейропа». В провинции спецслужбы пытаются запугать вузовских преподавателей-немцев, приглашая их на беседы. Правительство запретило выезжать за рубеж чиновникам, судьям и полицейским. 4 миллиона граждан могут попасть за границу только по спецразрешению.

Подавляющее большинство из «поколения Путина», согласно опросам, не верит в тезис о новой холодной войне. Эти люди меньше подвержены пропаганде. Молодежь убеждена, что нынешние проблемы связаны главным образом с Крымом и Украиной и что рано или поздно их удастся преодолеть. Отдаление России от Запада – это не их выбор. Один молодой человек из кремлевского лагеря сформулировал это так: «В Китае я тоже жить не хочу».

Юрий Левада, основоположник современной российской социологии, в 1991 году уповал на нового, более свободного человека. Позднее он признавал, что «печаль возникает из масштаба ожиданий. Перемены происходят не годами, а поколениями».

Почти треть россиян сегодня моложе 25 лет; более 40 миллионов человек родились после распада Советского Союза. Их политический профиль аморфен, представления о будущем расплывчаты. Но, без сомнения, их мечты и потребности отличаются от родительских. И с каждым годом их становится больше.