Любитель поесть ни за что не пройдет мимо сочного гамбургера, которым, например, обедает главный герой. Не говоря уже о влюбленных, те и вовсе умудряются отыскивать в чужих текстах то, чего там, возможно, никогда не было.

Можно с уверенностью предположить, что человек, любящий книги (а это, несомненно, Вы, дорогой читатель, иначе бы наш с Вами односторонний диалог не происходил в эту самую секунду), ищет в них отражение собственной любви. Страстный читатель всегда радуется встрече с неравнодушным писателем — и наоборот. И тот, и другой, как правило, любит не только сами книги, но и разговоры о них. А потому произведения не просто литературные, но посвященные литературе, будут востребованы до тех пор, пока на свете есть читатели и писатели.

Книги, о которых пойдет речь, способны удовлетворить самые взыскательные запросы. Однако здесь необходима оговорка: тех, кто ищет точные ответы, они, возможно, еще больше запутают. Тем же, для кого общение с текстом — любимая привычка, а не способ решения неких задач, подарят немало радостных часов. Согласитесь, ответы можно найти в Гугле и Википедии. А литература нужна для другого.

Книга о любви

АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2013

Читать эту книгу в первый раз — удовольствие, а перечитывать — счастье. Трудно определить, каким именно образом достигается подобный эффект, но проверено опытным путем: возвращение к «Урокам чтения» становится внутренней потребностью, если однажды вы их открыли, а значит — прочитали. Александр Генис создает тексты смоляной плотности, только прикоснись — и уже не оторваться; да отрываться и не хочется.

О ком бы он ни писал — будь то Диккенс, Чехов или Хемингуэй, — всегда, помимо искреннего желания немедленно вернуться к знакомым авторам, возникает легкое чувство досады на самого себя: оказывается, даже у любимых с детства писателей ты не замечал массы важных деталей, проходил мимо, пролистывал или проглатывал. И дело не просто в отсутствии должного внимания. Ты понимаешь, что до сих пор этих писателей недостаточно любил. Как с человеком, который был и будет в твоей жизни — ну чего, собственно, особо возиться — никуда же он не денется. И от этого становится не то что стыдно — скорее, не по себе.

Пристальный, заостренный, как карандашный грифель, взгляд Гениса выхватывает из пространства и возвращает нам то, что сами мы когда-то по неосторожности упустили. Он не оставляет возможности вновь отмахнуться от знакомых, но возможно, порядком подзабытых текстов. Классики, казавшиеся суровыми, на самом деле могут быть нашими друзьями. По большому счету — это работа над ошибками, сделанная твердой и терпеливой рукой самого настоящего профессора Дамблдора от литературы. И теперь мы у него можем чему-то научиться — не он нас научить. Потому что «Уроки чтения» — никакие, на самом деле, не уроки. От первого и до последнего предложения это книга о любви. А так как научить любви нельзя, автор с читателем ей просто-напросто делится.

Вот еще что. Большинство людей (здесь каждый имеет право подумать о том, что к большинству он не относится) читает книги без какой-либо цели — практической, корыстной пользы от чтения нет никакой. Развивает мышление? Поддерживает интеллект в тонусе? Расскажите это мальчику, который с фонариком в руке (или в зубах) читает под одеялом «Остров сокровищ» или «Десять негритят». Да все мы, в конечном счете, делаем это не «для», а «потому что». Потому что нам нравится — только и всего.

В книге Александра Гениса мир далекий и скрытый от привычных глаз становится осязаемым и пригодным для жизни. Не то чтобы появляется цель, но место приятного увлечения, на которое привык иногда отвлекаться, занимает серьезное чувство, без которого уже не обойтись. Буквально ощущаешь, как становишься счастливее и богаче, богаче и счастливее.

А самое главное — точно знаешь, кому за это сказать спасибо.

Книга о смысле

Манн, Иванов и Фербер, 2014

Сборник очерков, который называется «Зачем мы пишем?», с тем же успехом можно было бы назвать «В чем смысл жизни?» Суть от этого точно бы не поменялась – на вопрос, вынесенный в заглавие, ответ не то что никто не получит, его никто в здравом уме и не даст.

Но, конечно, приглашенные авторы старательно — и с разной степенью дурашливости — отвечают. Точнее, делают вид, что отвечают. Читателям же следует сделать вид, что они понимают, о чем речь, а главное, что ответ их вполне устраивает. Лишь внутренне согласившись с этими правилами, стоит приступать к чтению. Это самая настоящая книга-игра.

Составитель сборника ссылается на эссе Джорджа Оруэлла, в котором тот вывел четыре основных мотива, побуждающих человека писать: «Чистый эгоизм; эстетический экстаз; исторический импульс; политическая цель». Но даже эти, вполне внятные причины, предложенные когда-то классиком английской литературы, ничего не объясняют. Потому что если какие-то из них и становятся очевидными для автора или его аудитории, все равно могут быть сформулированы лишь после написания, а то и после публикации текста. Соответственно все эти доводы, что же двигало писателем во время работы над текстом, приводятся в прошедшем времени. А как нас учит история, любой ответ, полученный из прошлого — на деле не ответ, а домысел.

Таким образом, перед читателем — не учебник по психологии творчества и не сборник рецептов литературного успеха. Скорее, двадцать ненавязчивых бесед, в которых писатели рассуждают о своем ремесле. Интересен еще вот какой эффект: с первых строк складывается ощущение, что каждый из двадцати авторов обращается лично к тебе. Это неизбежно льстит читательскому самолюбию.

Самое главное — не заглядывать во вступительную статью. Не то есть риск наткнуться на что-нибудь вроде: «Когда работа идет полным ходом и под бдительным взглядом музы руки вздымают над клавиатурой – тогда окрыленный вдохновением автор…» и т. д. Или вот еще, в следующем абзаце: «…травмированная тяжким трудом муза покидает своего писателя, мучительно вязнущего в зыбучих песках творчества». Так вот – не читайте введение. А книжку почитайте. Она и правда забавная.

Книга о книгах

Азбука, 2014

«Конец света» в данном случае — метафора. Фредерик Бегбедер рассуждает о постепенном вытеснении текстов, напечатанных на бумаге, электронными носителями. Свою новую книгу (которая, кстати сказать, ни в одной стране, кроме России, не доступна для скачивания — прочесть ее, не обворовав автора, можно только купив в книжном магазине) он посвятил лучшим произведениям литературы ХХ века. Сто коротких эссе о писателях и книгах.

Первое, что бросается в глаза, — это внимание Бегбедера к языку. Не пресловутому «языку оригинала» — понятно, что многие книги, о которых идет речь, — переводные; но к авторскому языку, к тем местам, где сквозь печатный текст проступает почерк, слышится голос, взрывается набухшая почка образа.

Бегбедер — не просто внимательный читатель, не просто неистовый обожатель дела, к которому причастен, он еще и великолепный переводчик. Переводчик авторского языка на язык человеческий. Его суждения далеки от филологической строгости, он предвзят, азартен и неуемен. Но, несмотря на это (а возможно, именно поэтому), его трактовки кажутся максимально убедительными.

Одну из немаловажных ценностей литературы он видит именно в возможности физического контакта — книга вещественна, она обрастает своей персональной историей, которая вплетается в историю жизни читателя. «Конец света» — это попытка Бегбедера объяснить как можно большему количеству людей, что если бумажная книга умрет, то со временем умрет и роман, и литература как таковая. Потому что без своей тактильной составляющей литература превратится в совершенно другое искусство, не имеющее ничего общего со сложившимися традициями и канонами. Книги — это удобренная почва, на которой вырастают новые тексты. Электронный текст — это голая мысль, присвоенная чаще всего незаконным путем.

«У меня порой возникает ощущение, что первый в истории великий роман («Дон Кихот») с абсолютной точностью описывает битву пары-тройки невменяемых защитников литературы, вспыхнувшую на заре третьего тысячелетия. Имейте в виду: я пишу… вооружившись копьем и напялив на голову шлем».

Он действительно чем-то напоминает Дон Кихота. Но, помимо пятисот лет истории литературы, их разделяет еще один не менее важный момент. В отличие от «хитроумного идальго», Бегбедер не пытается противостоять прогрессу. Он лишь хочет, чтобы мы, перед тем как бумажная книга, вполне возможно, действительно исчезнет, успели вновь почувствовать ее вкус, осознать ее незаменимость.

И возможно, после этого мы спохватимся. Поймем, что прогресс и литература в том виде, в каком мы к ней привыкли, могут существовать параллельно. Возможно, среди бегбедеровской сотни, найдутся один или два писателя, потерять которых лично нам покажется недопустимым. Потому что прогресс — это не повод расставаться с теми, кого мы по-настоящему любим.