Марчелли – мастер «осовременивания» классических пьес. Он одним из первых начал делать то, что сегодня делают многие. И, в отличие от многих, делает это по-своему. Взяв один из лучших и вариантов перевода в прозе (авторства шекспироведа Михаила Морозова), режиссер предпринял всё, чтобы зритель как можно реже вспоминал о Датском королевстве и XVI веке.

Мятый офисный пиджак Клавдия, дорогой чиновный костюм Полония, их современные манеры и ухватки, индустриальные интерьеры замка в Эльсиноре – Марчелли наполняет сценическое пространство образами, знакомыми нам не по книгам, а по окружающей жизни.

Рваные джинсы Гамлета не выглядят вызывающе, не контрастируют с шекспировским текстом, потому что в самом Гамлете (его играет Кирилл Быркин) зритель видит не столько принца Датского, сколько кого-то очень знакомого: приятеля, соседа, а может быть, самого себя. Этого человека можно легко встретить на улицах Москвы или других городов. Он и так нервный, эмоциональный, а тут и вовсе едва управляет собой, попав, как известно, в непростую ситуацию.

Но Марчелли идет еще дальше, вводя в кровь пьесы изрядную дозу комедийности. Да, в течение спектакля зрителю придется не раз посмеяться или по крайней мере ухмыльнуться. А что делать, если Офелия оказывается пышнотелой дамой, жующей яблоко, туговато соображающей и искренне недоумевающей, чего от нее нужно этому вечно дерганому Гамлету. Горацио – типичный «друган» принца: не произносящий ни слова флегматик в теплой модной одежде. Рейнальдо – вообще какое-то странное существо в огромной вязаной кофте. Клавдий сыплет остротами и намеками, и в целом на сцене тут и там возникают комичные ситуации, из чьих-то совсем не Гамлетовых уст между делом звучит «быть или не быть» – но это не не монолог, а просто фраза, брошенная как бы между делом. Все смеются, что, впрочем, не отменяет трагичности происходящего.

Режиссер сместил акценты, и порой уже непонятно, кто главный герой пьесы: Гамлет или Клавдий? Последнего играет Сергей Юшкевич, актер «Современника», и играет так, что зритель невольно проникается к нему если не сочувствием, то хотя бы пониманием. С одной стороны, он убийца, а с другой – вот его неподдельная любовь к Гертруде, и любовь взаимная. Король и королева не могут наглядеться друг на друга, зритель застает их в постоянных объятиях и ласках, а порой и прямо в постели.

А Гамлету (умышленно ли это так сделано или непреднамеренно?) не хватает харизмы, чтобы перетянуть внимание зрителя на свою сторону. Он нервничает, суетится, но в своих метаниях остается брошенным подростком, который безуспешно пытается привлечь внимание матери. Истеричность Гамлета хорошо оттеняет сдержанность и собранность Лаэрта в исполнении Мити Федорова.

Визуальная сторона спектакля впечатляет. Всё начинается в голом, черном индустриальном пространстве, которое оглашает хлопанье птичьих крыльев, – холодный и мрачный замок в Эльсиноре, по которому, потерянный, бродит старик: тень отца Гамлета (Александр Филиппенко). Это не устрашающий призрак классических постановок, а, скорее, вышедший из потустороннего мира персонаж Дэвида Линча.

В ходе первого действия черная пустота постепенно заполняется белоснежными гирляндами бумажных цветов, и все пространство становится ослепительно белым, пока гирлянды не обрушиваются вниз (сценография Анастасии Бугаевой).

Необычен и музыкальный фон, почти весь состоящий из гула и грохота литавр, время от времени перемежающегося техно-дэнсом. Среди всего этого пронзительно красиво звучат песни сошедшей с ума Офелии. За музыку отвечает композитор Александр Чевский.

Несмотря на всю модернизацию, заканчивается история по-шекспировски: дуэль, яды, смерть. Марчелли резко обрывает действие, вернее, просто останавливает его в той точке, когда «и так все ясно».

Из всех измерений пьесы режиссер ярче всего выделил одно, и оно прямо указано на афише: «Семья. Трагедия». На глазах Гамлета рушится его семья, и вместе с ней весь мир и он сам в первую очередь.