Хотя в городе есть и официальная администрация, подлинная власть в Мусе принадлежит нескольким отрядам вооруженных ополченцев. Это еще одна реальность многонационального штата Шан, где любая относительно крупная этническая группа традиционно имеет собственную милицию. Поддержание сложного баланса между этими военизированными формированиями служит залогом мира в Мусе. Они формально признают свою подчиненность вооруженным силам страны и стараются не нарываться на конфликт с военными. Тем не менее даже сотрудники полиции Мусе признаются: «Есть в городе районы, куда нам соваться опасно». В Мусе на улицах можно свободно купить наркотики, а на его окраинах действуют крышуемые ополченцами казино. Военные смотрят на это сквозь пальцы, считая подобные преференции платой вооруженным группам за лояльность.

Мусе – ворота из Китая в мьянманский штат Шан, и одновременно его можно назвать моделью самого штата Шан в миниатюре. Этот самый крупный по площади регион Мьянмы, граничащий с КНР, Лаосом и Таиландом, сегодня похож на лоскутное одеяло. Здесь перемешаны интересы различных вооруженных этнических формирований, и порой невозможно сказать, кто контролирует ту или иную территорию: днем там может быть одна власть, а ночью – другая. Многие из этих группировок известны далеко за пределами Мьянмы – они поставляют на внешний рынок наркотики, а штат Шан – глобальный центр наркопроизводства и мьянманский угол наркотического «Золотого треугольника».

Наркотики нового тысячелетия

В 1950–1990-е годы основным наркотиком, производимым в штате Шан, был героин. У местных фермеров иногда просто не было альтернативы выращиванию опийного мака, а для лидеров этнических группировок оно служило путем к обогащению и приобретению оружия. Но поля с растущим маком хорошо заметны с воздуха, и их легко можно уничтожить, да и сам факт производства наркотиков мешал легитимации лидеров этнических формирований за пределами Мьянмы и признанию за ними права на «национально-освободительную борьбу». В 1997 году крупнейшая вооруженная группировка Мьянмы, «Армия объединенного государства Ва», объявила о постепенном прекращении производства опиума на подконтрольной территории. На смену героину начали приходить синтетические наркотики.

Особенно эта тенденция стала заметна к 2010 году. Делать героин здесь не перестали – Мьянма остается вторым по величине мировым производителем после Афганистана, хотя и далеко от него отстает. Но этот наркотик для нового поколения лидеров этнических вооруженных формирований постепенно становится символом вчерашнего дня. Площади посевов опийного мака в штате Шан все время сокращаются: в 2017 году мак рос на 41 тысяче гектаров, а в 2018-м – уже на 37,3 тысячи. Среди главарей вооруженных группировок в какой-то момент стало хорошим тоном демонстрировать свою сопричастность к передовым тенденциям науки и производить «наркотики XXI века» – прежде всего «ябу» и «лед», которые к тому же начали пользоваться значительным спросом в соседних с Мьянмой странах.

«Яба» – это наркотик для бедных, смесь плохо очищенного метамфетамина и кофеина. Само название переводится с тайского как «дурная таблетка», и сегодня он по цене доступен практически любому жителю даже такой небогатой страны, как Мьянма. В штате Шан он имеет и другое название – «яма», или «лошадиная таблетка», потому что подобную смесь раньше подсыпали в корм лошадям, чтобы они не уставали во время работы. В основном этот наркотик реализуется в маленьких таблетках, как правило, розового цвета. А для более состоятельных клиентов производится «айс» («лед») – метамфетамин высокой степени очистки. Такое название наркотик получил, поскольку чаще всего «лед» продается в виде крупных кристаллов, и они действительно похожи на ледяные.

Переход к производству метамфетамина имеет для лидеров вооруженных группировок и другие привлекательные стороны. Пустые поля, на которых когда-то выращивался опийный мак, можно предъявить гостям со всего мира как доказательство успешной борьбы с наркотиками. А затерянные в лесах на склонах холмов штата Шан лаборатории, мало чем отличающиеся от других сооружений, обнаружить с воздуха практически невозможно, и в случае опасности их оборудование легко погрузить на машину и перевезти в другое место. О том, что число таких лабораторий на территории Шана, а значит, и наркопроизводство растет, говорит хотя бы тот факт, что в регионе постоянно появляются все новые и новые разновидности таблеток «ябы», различающиеся по составу, оттенкам окраски, форме и брендам.

Сегодня «ябу» и «лед», производимые в штате Шан, можно встретить во многих уголках мира. Причем ради выхода на новые перспективные рынки вооруженные группировки Мьянмы готовы создавать самые неожиданные союзы. В январе этого года руководство страны обвинило «Армию Аракана» (буддисты-ракхайнцы – представители основной этнической группы штата Ракхайн) и «Армию спасения рохинджа Аракана» (мусульмане-рохинджа из того же штата) в сотрудничестве по доставке «ябы» из лабораторий штата Шан на огромный рынок 160‑миллионной Бангладеш. Противоестественным этот союз выглядит, поскольку нынешний конфликт в штате Ракхайн, вынудивший сотни тысяч человек бежать в Бангладеш, – это прежде всего конфликт между ракхайнцами и рохинджа. Но, как показывает практика, если речь идет о прибыльном бизнесе, который может подпитывать политические амбиции этнических лидеров, ради участия в нем могут объединиться даже враги.

Регион под кайфом

Сколько в штате Шан производится наркотиков, сегодня не скажет никто. Общий объем торговли наркотиками в регионе реки Меконг, согласно оценкам международных организаций, превышает $40 млрд в год и продолжает быстро расти. Штат Шан – основной поставщик товара на этот рынок. «Ябу» и кристаллический метамфетамин из Мьянмы без труда можно найти по всему региону – в Австралии, Новой Зеландии и даже в Японии. Многие эксперты считают, что это только начало и что мьянманская «яба» начала триумфальное шествие по всему миру.

Излюбленный способ упаковки этого наркотика – чайные пакетики, которые раньше часто находили в Камбодже, Лаосе, Вьетнаме и Малайзии. Количество конфискованных таблеток «ябы» в странах региона исчисляется сотнями миллионов в год. В декабре 2017‑го в Западной Австралии было изъято 1,2 тонны наркотиков, а в апреле того же года в Мельбурне – еще около тонны. В 2017 году в Таиланде было конфисковано 5 тонн наркотиков, а в следующем – уже свыше 18 тонн. Цифры из других стран региона тоже не внушают оптимизма. В феврале прошлого года в Индонезии было изъято 1,6 тонны наркотиков, а в мае того же года в Малайзии – 1,2 тонны. Эксперты предупреждают, что сводные показатели 2018 года намного превысят итоги 2017-го, причем, по самым оптимистичным оценкам, полиции удается захватить лишь десятую часть от общего количества наркотиков.

Близость центров производства «ябы» и дешевизна этих таблеток приводят к тому, что проблема наркомании становится все более серьезной и для самого штата Шан, где, как пишут эксперты и журналисты, «наркотики есть везде».

В январе 2018 года армия и полиция Мьянмы совершили налет на заброшенный дом в находящемся неподалеку от Мусе городке Куткай, конфисковав 30 млн таблеток «ябы», 1750 кг кристаллического метамфетамина, более 500 кг героина и 200 кг порошка кофеина. По данным властей, это была самая большая из когда-либо захваченных партий наркотиков – по внутренним ценам Мьянмы ее стоимость составила около $54 млн. При этом Куткай не находится на территориях вооруженных этнических группировок – он, как и Мусе, формально подконтролен центральным властям Мьянмы. Судя по всему, наркодельцы были заранее предупреждены о готовящейся акции (именно поэтому полиция прибыла в «заброшенный дом», а не в действующую лабораторию) и кинули властям многомиллионный кусок, чтобы те удовлетворились.

Об этом же может свидетельствовать и то, что эта полицейская операция никак не повлияла на цены уличных торговцев «ябой» в Куткае, то есть по сравнению с реальными объемами наркоторговли захваченная партия смотрится весьма скромно. Более того, в следующем месяце объединенная армейская и полицейская группа провела новый рейд в том же районе и захватила передовое лабораторное оборудование для производства метамфетамина на сумму около $7 млн, 12 современных генераторов, огромное количество химических веществ–прекурсоров и заготовленную фирменную упаковку, которой хватило бы для фасовки десяти тонн продукции, – очевидно, лаборатория была готова к производству такого объема наркотиков.

Десять центов за «дурную таблетку»

Именно поэтому уже не первый год ситуацию с употреблением наркотиков в штате Шан эксперты называют «катастрофой». В трех городах штата Шан – Лашио, Куткае и Мусе – три таблетки «ябы» стоят всего 500 кьят, или около 10 центов каждая. По мере того как цена на «ябу» год от года падает, снижается и возраст тех, кто употребляет наркотики, – сообщается, что есть уже девятилетние наркоманы. Многие старатели, дальнобойщики и работники ночных смен употребляют сразу несколько наркотиков – «ябу», чтобы не уснуть, и героин, чтобы снять стресс. В среде более состоятельных городских жителей Мьянмы растет зависимость от «льда», который обычно нюхают или курят. Некоторые делают раствор и вводят его в вену, создавая угрозу передачи болезней через совместное использование игл.

Правительство пытается решить эти проблемы, но многие эксперты считают, что ситуация с распространением наркотиков в штате Шан давно вышла из-под контроля. Наркобизнес служит питательной базой для межнациональных конфликтов, способствует распространению преступности и коррупции, а самое главное – наркотики губительно сказываются на здоровье людей, отрицательно влияя на экономические показатели штата. Кардинальное решение проблемы – ликвидация анклавов, контролируемых не правительством, а вооруженными группами. Но как это сделать без того, чтобы устроить на территории Шана одно большое кладбище, похоже, не знает никто.

Вместо этого власти готовы предложить тем фермерам штата, которые выращивают опийный мак, альтернативные варианты заработка. Часто такие эксперименты заканчиваются неудачей – например, когда фермеры в далеких деревнях пытались выращивать капусту, однако вскоре выяснилось, что после долгой транспортировки по дорогам штата их продукция теряла товарный вид и оказывалась невостребованной. К тому же капуста была более объемным грузом, чем сырье для производства героина, и это заметно усложняло логистику. Сегодня в штате Шан пытаются наладить производство кофе, и хотя пока его объемы несравнимы, например, с вьетнамскими, это занятие местные бизнесмены считают гораздо более перспективным. Там, где это возможно, фермеры пытаются выращивать каучук, чай, авокадо и гречиху.

Одновременно правительство Мьянмы стремится декриминализовать употребление наркотиков. В феврале 2018 года было объявлено, что теперь наркомания будет рассматриваться как проблема из сферы здравоохранения, а не как отдельное преступление. Эта мера была поддержана Управлением ООН по наркотикам и преступности. Но реализация этой политики идет со скрипом. Так, буквально через полгода после ее провозглашения президент Вин Мьин призвал граждан информировать органы власти обо всех известных им наркоманах. Разумеется, сами наркоманы почувствовали, что теперь внимание соседей к ним усилится и вряд ли это сулит им что-то хорошее. При этом все еще в силе закон, согласно которому любого, кого поймают даже с одной таблеткой «ябы», могут отправить за решетку на пять лет. До сих пор около половины заключенных в Мьянме попали в тюрьму за мелкие правонарушения, связанные с наркотиками, и число арестов наркоманов по-прежнему растет.

Китайские тени в шанских горах

В декабре 1949 года под ударами Народно-освободительной армии Китая остатки частей партии Гоминьдан были вынуждены перейти границу Бирмы и закрепиться на ее территории в восточной части штата Шан. Сначала гоминьдановцы взяли под контроль транспортировку выращиваемого в штате опия, а также лаборатории Западного Лаоса и Северного Таиланда, где из него получали высококачественный героин, через Таиланд и Гонконг расходившийся по всему миру. Из-за того, что этот процесс находился под контролем гоминьдановцев, даже поползли слухи о том, что «экономическое чудо» Тайваня, куда бежали основные силы этой партии и ее лидер генералиссимус Чан Кайши, подпитывалось деньгами бирманского наркобизнеса.

Так начиналось вовлечение китайцев в «наркотическую повестку» штата Шан. Даже когда в 1961 году остатки гоминьдановских частей были окончательно разбиты, китайцы интерес к этой территории не потеряли. С конца 1960‑х КНР начала активно поддерживать ведущую вооруженную антиправительственную борьбу Компартию Бирмы. С новыми ресурсами бирманским коммунистам удалось подчинить себе несколько этнических группировок вдоль границы с Китаем, в том числе на территориях Ва и Кокан. А в 1970‑е самой крупной группировкой, занимавшейся производством и торговлей наркотиками, становится Шанская объединенная армия, которую возглавил Кхун Са – бывший солдат Гоминьдана, при рождении получивший китайское имя Чжан Цифу.

В конце 1980‑х Компартия Бирмы развалилась, а этнические формирования, входившие в ее состав, стали контролировать три крупных района в штате Шан на границе с КНР. На протяжении десятилетий они гораздо больше зависели от Китая, чем от Мьянмы, а бывшая принадлежность их лидеров к Компартии Бирмы позволяет претендовать на историческое и культурное родство с КНР – лидер самой крупной из этих группировок, 30‑тысячной «Армии объединенного государства Ва», по-прежнему предпочитает именовать себя китайским именем Бао Юсян и титуловаться «председателем».

Но и за пределами этих трех анклавов вдоль китайско-мьянманской границы протяженностью 2,2 тысячи километров сегодня действует множество активных вооруженных группировок. В итоге более 80% границы не контролируются центральными властями Мьянмы. Отношения КНР с мьянманскими вооруженными группировками чаще всего были прагматичными: Пекин устанавливал с ними экономические связи (по сути, поддерживая их), чтобы боевики не взрывали идущие по территории Мьянмы китайские нефте- и газопроводы. При этом китайцы прекрасно понимают, что, если экономические связи будут прерваны, в КНР устремятся толпы голодных беженцев. Чтобы не провоцировать такой сценарий, китайские власти закрывают глаза на то, каким образом люди по ту сторону кордона зарабатывают себе на жизнь.

«Пояс и путь» на службе наркобизнеса

Нельзя сказать, что проблема наркопроизводства в соседней стране не беспокоит Пекин, но китайцы предпочитают отлавливать наркокурьеров «на ближних рубежах», не давая им проникать в страну. В китайских СМИ публикации о попытках ввоза из Мьянмы крупных партий наркотиков повторяются с пугающей частотой. Но они настолько приелись, что интерес у общественности вызывают разве что сообщения об особо крупных конфискациях или о необычных способах транспортировки (например, однажды наркотик везли через границу на тракторе, а недавно Синьхуа рассказывало о подростках из бедных семей провинции Юньнань, которые у границы с Мьянмой глотают пакетики с 300 г героина и едут по стране туда, куда им скажут).

Но тактика формального невмешательства в наркотические дела вооруженных группировок в Шане начинает давать сбои. Причина этого – наступление «метамфетаминовой эры». И если раньше основным сырьем для производства наркотика служил выращенный в этом штате опийный мак, то сегодня для этого требуются большие партии прекурсоров. И, как утверждают представители правоохранительных органов, в основном эти вещества попадают в Мьянму именно из Китая. И оборудование в лабораториях тоже китайское, а за производственным процессом следят китайцы и тайваньцы. Поэтому сегодня и в Мьянме, и за ее пределами все чаще слышны призывы к КНР активнее способствовать решению проблемы производства наркотиков в штате Шан.

К этому добавляется усилившаяся в последние годы заинтересованность Китая в том, чтобы Шан перестал быть зоной конфликтов. Эта территория с недавних пор стала ключевой при реализации в Мьянме экономических проектов КНР в рамках инициативы «Пояса и пути». Здесь должен начаться «Экономический коридор Китай–Мьянма», и отсюда в глубь мьянманской территории, к побережью Индийского океана должны пойти скоростное шоссе и железная дорога. Начнется этот «экономический коридор» в двух пограничных пунктах пропуска – Мусе и Чиншвехо. Второй из них, кстати, находится в Кокане – районе, населенном этническими китайцами и ранее известном как одно из основных мест наркопроизводства в штате Шан.

В Мьянме ждут инвестиции из КНР, хотя и побаиваются попасть в «долговую ловушку». Многие надеются, что после строительства китайской инфраструктуры, повышения благосостояния и снижения уровня безработицы проблема производства наркотиков рассосется сама собой. У большинства экспертов на этот счет другое мнение. Из истории штата Шан хорошо известно, что более современная инфраструктура открывала наркобизнесу новые возможности для сбыта продукции. Поэтому есть серьезные опасения, что после реализации китайских проектов производство наркотиков на территории штата будет только расти.

Костлявая рука наркомании

В 2001 году в одном из районов Янгона был открыт Музей искоренения наркотиков. Экспозиция в большом четырехэтажном здании оформлена по-советски масштабно – с диорамами, реконструкциями, картинами, множеством экспонатов и даже с настоящим самолетом в одном из залов. После посещения музея посетители должны осознать, что наркотики – это зло, с которым надо бороться. Но музей этот сегодня не пользуется популярностью. Его залы по большей части пустуют, а витрины покрыты слоем пыли.

Есть в этом музее несколько небольших темных и мрачных помещений, где за стеклами в тусклом свете выставлены манекены, изображающие изможденных и больных наркоманов. Около одной из витрин – кнопка, после нажатия которой под жуткие звуки из специального люка высовывается «костлявая рука наркомании», которая, перебирая в воздухе костяшками пальцев, начинает тянуться к посетителям.

А в другом отделе экспозиция одной из многочисленных диорам включает макет бульдозера. Перед ним стоят ряды маленьких баночек, в которых как бы расфасован какой-то наркотик. Посетителям предлагается нажать на кнопку и принять символическое участие в уничтожении наркотических веществ – бульдозер должен прокатиться по баночкам.

Несмотря на запущенность музея, «костлявая рука наркомании» до сих пор исправно пугает посетителей. Зато бульдозер давно сломался и уже много лет не двигается с места.