– Это уже далеко не первый ваш визит в Москву. Сложнее ли стало организовывать здесь выставки в связи с непростыми отношениями между нашими странами?

– Это не стало труднее, потому что все равно есть желание культурного обмена. В Америке хотят видеть русское искусство, а в России – и американское, и свое, и те произведения, которые здесь еще не выставлялись. Культурный обмен имеет колоссальное значение именно в такой нестабильной политической ситуации, которая, я надеюсь, улучшится. Я не сомневаюсь, что это произойдет, и вношу в это свою маленькую лепту.

– Выставка «Русское искусство: находки и открытия» говорит сама за себя. Какова ее концепция?

– Концепция в том, чтобы показать москвичам и гостям столицы какие-то вещи, которых никогда не видели в России или они были очень давно вывезены. Мы привезли целый ряд недавно найденных шедевров, среди которых, например, совершенно потрясающий пейзаж Алексея Саврасова 1852 года. Это редчайшая находка, даже в российских музеях картин этого периода Саврасова чрезвычайно мало. Также мы привезли замечательные вещи Абрама Архипова конца XIX века, нашли работу Натальи Гончаровой русского периода, приблизительно 1910–1911 годов, – «Орнамент для религиозной композиции». Таких сохранилось всего восемь, то есть это колоссальная удача и большая редкость. Тем более что русский период Гончаровой (в 1915 году она уехала во Францию), почти не встречается. Мы отыскали замечательную вещь Александры Экстер «У моря», датируемую ориентировочно 1926–1927 годами. Привезли Николая Рериха, несколько замечательных работ Константина Коровина, «Портрет Маши» работы Николая Фешина, одного из любимцев российских коллекционеров и музеев.

– Какие открытия и находки в русском искусстве больше всего потрясли вас?

– Нам действительно посчастливилось отыскать забытые шедевры. В частности, мы нашли портрет Александра Суворова, написанный с натуры в Праге. Их существует всего три, и это замечательная находка. Еще одна – картина Виктора Борисова-Мусатова, побывавшая на выставке в США в 1905 году. Ее купили, и она осталась там. Мы находили портреты Константина Маковского, несколько полотен Владимира Боровиковского (а он чрезвычайно редкий художник). А также работы Александра Яковлева, Леона Бакста, Репина и редкие вещи японского периода Давида Бурляка. В США в конце XIX – начале XX века приезжало достаточно много выставок из России, какие-то вещи там и остались. Сейчас картины периодически всплывают, с нами связываются их владельцы, родственники художников. Бывают, конечно, и детективные истории. Недавно, например, мы нашли замечательную картину Ивана Шишкина. Эта работа художника была иллюстрирована в каталоге в 1873 году, выставлялась еще при его жизни, а потом надолго исчезла из публичного пространства. Интересный случай был с найденным нами гигантским полотном Ивана Айвазовского «Петр I на Красной горке». На картине большими красными буквами стояла подпись одного американского мариниста, а под ней совершенно четко просматривалась сделанная по-русски подпись Айвазовского. Но люди, пытавшиеся продать эту картину, понятия не имели, кто такой Айвазовский, и русского не знали.

– Имена многих русских художников уже не раз фигурировали в скандалах с подделками шедевров живописи. Эксперты говорят, что «шишкиных» в мире уже гораздо больше, чем сам художник смог бы написать за всю свою жизнь. Какие случаи подделок полотен показались вам самыми интересными?

– Слухи о подделках сильно преувеличены. Безусловно, такое случается, и подделки в русском искусстве далеко не одиночны. В американской живописи, в итальянской, французской, немецкой подделки занимают колоссальное место. Несколько лет назад закрылась американская галерея Knoedler, просуществовавшая 165 лет, потому что они начали продавать подделки под американских абстрактных экспрессионистов – Джексона Поллока, Джаспера Джонса, Виллема де Кунинга. Или вот было нашумевшее дело в Германии, где немецкий хужожник Вольфганг Белтракки подделывал работы немецких же экспрессионистов – Франца Марка, Эрнста Людвига Кирхнера, Макса Эрнста, Андре Дерейна и Фернанда Леже. Но в последние годы количество подделок резко снизилось. Улучшился доступ к информации, усовершенствовались средства распознавания, поэтому сейчас таких примитивных подделок, которые были в 80–90‑е, практически нет. И все же во избежание неприятных сюрпризов я всегда рекомендую коллекционерам, особенно начинающим, пользоваться услугами опытных дилеров и арт-экспертов.

– Говорят, русское искусство вышло из моды за границей, поэтому оно упало в цене. Вы согласны с таким мнением?

– Это абсолютно неверная информация. Интерес к русскому искусству, наоборот, усиливается, даже со стороны таких стран, как Китай, и мы уже продали несколько русских вещей в китайские коллекции. Кроме того, к нам приходят и частные коллекционеры из фондов, картины покупают и американцы, и англичане, и французы, много запросов поступает от итальянских и немецких коллекционеров.

Качественных, редких, важных русских вещей крайне мало – за ними идет охота, все хотят шедевров. Денег ведь в мире меньше не стало, просто разные люди имеют разные амбиции. Самое интересное, что среди русских коллекционеров есть люди, которые не только собирают коллекции, но еще открывают собственные частные музеи и тоже пытаются пополнить свои коллекции лучшими вещами. Поэтому и с точки зрения инвестиций русское искусство выглядит очень привлекательно не только для русских, но и для западных коллекционеров.

Если сравнивать цены на такого художника, как Коровин, например, с ценами на ведущих американских импрессионистов того же периода и такой же значимости для искусства Америки, то самая большая цена на аукционе за Коровина $3 млн. За подобную вещь Чайльда Гассама, Джона Сарджента или Джорджа Беллоуза нужно заплатить $30–40 млн. Поэтому люди, которые говорят, что русское искусство переоценено, ошибаются. Они не могут сравнить русское искусство в контексте мирового, где оно в ценообразовании сильно отстает. Хотя оно, безусловно, растет. Со времен перестройки цены выросли в разы, но тем не менее они даже близко не подошли к ценам на художников разных стран подобной важности, не говоря уже о французских импрессионистах или таких художниках, как Густав Климт, Эгон Шилле, Винсент Ван Гог. Но в будущем все это будет, и, с моей точки зрения, русское искусство недооценено по сравнению с западным, и инвестировать в русское искусство стоит еще и поэтому. И поэтому инвестиции в таких русских художников с мировыми именами, как Гончарова, Ларионов, Бурлюк, Григорьев, Экстер и Фешин, мне кажутся очень перспективными.

– Премьерный показ фотографий Михаила Барышникова – еще один великолепный подарок россиянам. Знаменитый артист, танцор и вдруг – фотограф.

– Как рассказывал сам Барышников, он в течение двадцати лет стандартным 35‑миллиметровым фотоаппаратом снимал пейзажи, портреты, делал снимки во время своих путешествий. Фотографировать танец ему казалось скучным. Но однажды, просматривая старые фотографии танца, вдохновившись «Балетом» Алексея Бродовича и «Балетом в действии» Поля Гиммеля, он увидел, как размытое изображение, в отличие от привычных четких снимков, приближает зрителя к духу танца, к тому, чем танец является в момент его исполнения. Этому и посвящена дебютная выставка фотографий Барышникова в Москве, которая так и называется – «Танец».

– Барышников‑фотограф будет представлен в Москве не только собственными работами, но и своей подруги Ильзы Бинг, знаменитого фотографа начала и середины прошлого века. Чем поразило Барышникова ее творчество?

– Барышников познакомился с Бинг уже после того, как перебрался в США и четыре сезона танцевал в New York City Ballet. К тому времени «Королева фотоаппарата «Лейка» уже не занималась фотографией и все свое время посвящала рисунку и живописи. Оба любили собак, оба восхищались Баланчиным и его балетами. А в 1978 году Бинг подарила «своему другу Мише» два набора своих фотографий 1933 года. На них были запечатлены уникальные изображения балета «Странница» Баланчина. Именно после этого за фотоаппарат взялся и сам Михаил Барышников, Бинг его вдохновила. И в целом эта выставка – эстетическое слияние фотографа, родившегося в Германии и снимавшего танец, и родившегося в России танцовщика, ставшего фотографом.

– Скоро вы возвращаетесь в Нью-Йорк. Какие проекты будут представлены в легендарной ABA Gallery в этом сезоне?

– В декабре мы планируем сделать выставку Константина Коровина. А в будущем году у нас есть идея выставки парижского периода Натальи Гончаровой, Михаила Ларионова, Натальи Экстер и Бориса Григорьева. Этих художников я считаю выдающимися представителями русского искусства и культуры. Они не очень на слуху, хотя среди специалистов они, безусловно, пользуются большой популярностью. К лету мы, наверное, подготовим выставку нонконформистов – у нас есть коллекция Ильи Кабакова, Эдуарда Штейнберга, Оскара Рабина, Владимира Немухина, Владимира Вейсберга. И, возможно, следующей осенью снова будем в Москве.