Сотрясение основ

Наиболее интересные разделы ежегодника касаются ключевых положений, определяющих контуры современной международной безопасности. Это вопросы ядерного разоружения, нераспространения и контроля над ядерным оружием (ЯО). Обсуждение этих вопросов в свое время составляло, возможно, наиболее заметную и, безусловно, самую существенную часть диалога Москвы и Вашингтона. Диалога, наладившегося в основном после Карибского кризиса и позволившего избежать ядерной катастрофы.

Отношение России к документу весной нынешнего года ясно выразил глава МИД Сергей Лавров. «Мы не будем его подписывать, потому что считаем, что запрещение ядерного оружия в таком директивном порядке нереально. Пять официальных ядерных держав, да и неофициальные ядерные державы на это не пойдут, потому что уже согласованный принцип продвижения к безъядерному миру отражен в Договоре о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), и этот принцип увязан с обеспечением всеобщей безопасности и стабильности», – сказал министр.

Лавров назвал основные претензии России к современной конфигурации глобальной безопасности, исключающие отказ Москвы от ядерного оружия: развитие неядерных стратегических вооружений, опасения по поводу милитаризации космоса, развитие системы ПРО и невступление в силу договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, который не ратифицировали Соединенные Штаты, а также Китай, Израиль, Иран и Египет.

Претензии к идее договора о запрещении ядерного оружия высказывают не только ядерные державы. Скепсис по этому поводу выражают страны НАТО, а также Австралия, Южная Корея и Япония. То есть те государства, что привыкли рассчитывать на ядерный потенциал США как на одну из ключевых гарантий своей безопасности. С точки зрения этих стран ядерное разоружение должно двигаться по пути эволюционного подхода, базирующегося на существующих документах, что теоретически позволит в итоге достичь состояния, когда будет возможно говорить о заключении всеобщей конвенции о ядерном оружии.

Идея, возможно, могла бы оказаться жизнеспособной, однако события последних лет ставят ее реализуемость под сомнение.

Не на что опираться

Вернемся к ежегоднику СИПРИ. Фиксируя ситуацию 2017 года, он констатирует отсутствие прогресса в переговорах о дальнейшем сокращении ядерных арсеналов между Россией и США. Одна из причин этого – требование Москвы учесть при подготовке новых соглашений озабоченности, касающиеся систем ПРО, развернутых в Европе тактических ядерных вооружений США, и разработки стратегических неядерных систем, способных выполнять задачи, прежде возлагавшиеся на ЯО. Также в ежегоднике СИПРИ отмечен рост напряженности вокруг Договора о РСМД (Москва и Вашингтон все чаще обвиняют друг друга в нарушении этого соглашения).

Если говорить о Пхеньяне, для которого ядерный статус стал гарантией субъектности, то ключевой чертой северокорейской проблемы служит особый статус КНДР. Северная Корея не только поддерживает неплохие отношения с Россией, но и является подшефным государством Китая. Допустить конфликт с неизбежными потоками беженцев и вероятным применением оружия массового поражения ни Москва, ни Пекин не могли. И это прикрытие сделало возможным обретение Северной Кореей ядерного оружия.

КНДР не первая страна, без военных последствий для себя нарушившая монополию постоянных членов Совбеза ООН на ядерный арсенал. Но и предыдущие примеры не добавляют оптимизма размышлениям о возможном сохранении режима нераспространения.

Собственным ядерным арсеналом обзавелась Индия, нуждавшаяся в инструменте для сдерживания альянса Китая и Пакистана. Ядерный статус Пакистана стал закономерным последствием – Исламабад полагает, что имеет право на более весомые гарантии безопасности, чем поддержка Пекина. Ядерный статус Израиля, учтенный всеми участниками процесса, но не комментируемый Тель-Авивом, стал точно такой же гарантией существования страны в условиях враждебного окружения.

Во всех этих случаях государства, обзаводившиеся ядерным арсеналом, пользовались молчаливой поддержкой со стороны одного или нескольких членов «ядерной пятерки», обеспечившей безопасность в процессе.

Помимо всего прочего, можно заметить, что происходящее служит прекрасной иллюстрацией некорректности термина «Оружие массового поражения» в классическом его понимании. Традиционно термин ОМП используют, говоря помимо ядерного еще о химическом и биологическом оружии. Но ни химический, ни биологический арсенал сегодня не является эффективным средством сдерживания в случае конфликта с крупным государством, блоком государств или тем более ядерной державой. Ни химическое, ни биологическое оружие не обеспечивает нанесения настолько масштабного и всеобъемлющего урона, как ядерный боеприпас. Верность этого тезиса подтверждает судьба Ирака, который не спас от войны ни достоверно имевшийся у него химический арсенал в 1991 году, ни слухи о биологическом оружии в 2003‑м.

Какие из сказанного выше следуют выводы? Весьма вероятно, а скорее, даже неизбежно, что в ближайшие десятилетия «ядерный клуб» пополнится новыми членами. В первую очередь ими станут крупные державы с высоким технологическим потенциалом, желающие иметь возможность собственными силами гарантировать свою безопасность в случае, если «зонтик» патрона из «ядерной пятерки» откажется открываться в нужный момент.

В Тихоокеанском регионе кандидатами в ядерные державы выглядят Южная Корея, Япония и Австралия. На Ближнем Востоке это Иран. Правда, американцы могут попытаться силовым путем положить конец ядерной программе Тегерана. Но оба сценария – и получение Исламской Республикой ядерной бомбы, и атака США на это государство – плохие. Если американцы, ведущие переговоры с КНДР, нападут на Иран до того, как он обретет ядерное оружие, это станет однозначным сигналом – лишь собственная ядерная бомба спасает от возможной агрессии.

Чего в этом случае ждать Европе? Наверное, стоит предположить, что перед тем, как объявить о собственной ядерной программе, Берлин явочным порядком восстановит генеральный штаб. В случае обретения ядерного статуса Японией такое развитие событий, пожалуй, будет просто неизбежным.