Осознание наступило позже: в 1956 году произошли трагические события в Венгрии, а потом и в Польше (там, к счастью, обошлось без жертв). Но вскоре состоялся ХХ съезд КПСС, а потом и «оттепель» нагрянула. И уж если в Советском Союзе начались послабления, то его сателлитам грешно было не попытаться оседлать эту волну.

В 1964‑м Никита Хрущев был отправлен в отставку «по состоянию здоровья». За этим последовала смена политического курса. Партийная номенклатура, сконцентрировавшаяся вокруг Леонида Брежнева, не была заинтересована в преобразованиях, и «оттепель» плавно трансформировалась в «застой». Но «чешские товарищи» этого не уловили.

Реальные перемены в жизни Чехословакии начались после смены партийного руководства, состоявшейся в начале 1968 года, хотя предпосылки их, конечно, уходят корнями в начало «шестидесятых», когда в стране началась своего рода «ползучая либерализация» – отголосок нашей «оттепели». Стало можно говорить и писать то, за что еще недавно грозило суровое наказание. На этом фоне расцвела культура – именно в те годы публикуют первые произведения Милан Кундера и Вацлав Гавел, снимают первые фильмы Милош Форман и Вера Хитилова.

Партийные вожди продолжали клясться в верности марксизму-ленинизму, но общественная атмосфера заметно изменилась. И президент Антонин Новотный со своим окружением хотя и не способствовали этому, но и не особо препятствовали. Одновременно в партии крепла фракция молодых реформаторов, возглавляемая Александром Дубчеком. 4 января 1968 года он был избран первым секретарем компартии, но пост президента по-прежнему занимал Новотный. Развернулась аппаратная борьба, в которой верх взяли сторонники перемен. В последних числах марта Новотный был смещен с поста президента, который занял генерал Людвик Свобода – герой войны, командир чешских сил в Красной армии. Буквально через несколько дней, в начале апреля, председателем правительства ЧССР стал Олдржих Черник, а председателем Национального собрания был избран Йозеф Смрковский. В среде советской интеллигенции тогда стал популярен каламбур: «Когда Новотный дал Дубчека, в Чехословакии настала Свобода».

Уже в апреле было объявлено о принятии нового курса и начале строительства, как выразился сам Дубчек, «социализма с человеческим лицом». При этом многократно оговаривалось, что речь о переходе на какую-то иную политическую систему не идет, Чехословакия остается твердым приверженцем социалистического строя, а Советский Союз по-прежнему ее лучший друг – чешские коммунисты хорошо помнили о венгерских событиях 1956 года. И все же решились на серьезные преобразования.

Перестройка по-чехословацки

Основные направления реформ были обозначены в опубликованной в апреле «Программе действий». Ее авторами стали соратники Дубчека – видные деятели КПЧ Радован Рихт, Ота Шик и Павел Ауэсперг. По сегодняшним меркам ничего экстраординарного в этом документе не было, но для выросших в условиях сталинизма чехословацких и советских коммунистов многие его положения казались ересью. Прежде всего речь шла о демократизации, о возможности публичного обсуждения государственных проблем и плюрализме мнений. Предлагалось полностью упразднить цензуру для СМИ, выстроить настоящую, а не фиктивную многопартийную систему, реально передать власть на местах трудовым коллективам и местным органам самоуправления. Естественно, что многопартийность подразумевала и настоящие конкурентные выборы. Планировалось ослабить пограничный контроль с Западом, сделать страну более открытой миру. Мысль о том, что граждане Чехословакии смогут ездить по Европе, а в страну хлынет поток западных туристов, буквально будоражила умы чехов и словаков.

Через 20 лет идеи Пражской весны станут основой для горбачевской перестройки, даже многие выражения и формулировки совпадут – плюрализм мнений, общественный консенсус, гласность, демократизация. Не исключено, что уже тогда идеи чешских товарищей подвигли первого и последнего президента СССР на реформы. Тем более что Александр Дубчек и Михаил Сергеевич были лично знакомы.

Любопытно, что лидер чешских реформаторов Дубчек вырос в СССР. Родился он в словацком городке Угровец в 1921 году, но когда Саше было четыре года, семья отправилась помогать строить первое в мире социалистическое государство. Родители Александра были приверженцами левых взглядов и после победы революции в России находились в некоторой эйфории. Во Фрунзе Дубчеки и еще несколько чешских, словацких и венгерских семей создали кооператив «Интергельпо», ставший одним из самых передовых хозяйств Киргизии. Потом семья переехала в Горький. Будущий руководитель Компартии Чехословакии (КПЧ) с первого класса учился в обычной советской школе и, естественно, прекрасно знал русский язык. Уже будучи известным политиком, он никогда не прибегал к услугам переводчика.

На родину Дубчек вернулся в 1938 году – накануне войны. На его глазах страна была расчленена в результате «мюнхенского сговора». Чехию оккупировали немцы, а в Словакии появилась союзная нацистам, хотя и формально независимая республика. Такая независимость огромному числу словаков была не по душе, в том числе и Дубчеку, работавшему слесарем на заводе в городе Тренчин.

В 1939‑м Александр вступил в ряды ушедшей в подполье компартии. Спустя пять лет он принимал активное участие в Словацком национальном восстании, жестоко подавленном немцами. Дубчек тогда дважды был ранен, его брат погиб. Когда к власти в возрожденной Чехословакии пришли коммунисты, начался карьерный рост героя-антифашиста. С 1949 года он успел поруководить несколькими местными партийными ячейками в Тренчине и Банской Быстрице, параллельно окончив юридический факультет Братиславского университета. В 1958‑м «перспективный кадр» из Словакии окончил еще и Высшую партийную школу, где «однокашником» его был Михаил Горбачев. Учеба в Москве стала пропуском в партийную элиту, и по возвращении Дубчек почти сразу вошел в состав ЦК КПЧ, а вскоре возглавил словацких коммунистов.

В 1967‑м Кремль санкционировал назначение Дубчека на пост первого человека в КПЧ, которое состоялось в начале января. О его реформаторских настроениях никто не догадывался. И лишь весной в Москве поняли, что происходит. Никакой радости по этому поводу лидеры КПСС не испытывали, зато предложенные Дубчеком перемены были с восторгом встречены его согражданами. Многие в Чехословакии впоследствии говорили, что те весенние и летние месяцы были самым счастливым временем их жизни. Отмена цензуры позволяла СМИ публично дискутировать о политических свободах, и становилось понятно, что в своих ожиданиях люди оказались гораздо смелее, чем сами коммунисты-реформаторы. И хотя Дубчек по-прежнему продолжал уверять «советских товарищей», что Чехословакия остается верна социалистическим принципам, озабоченность Кремля нарастала.

В мае Дубчека вызвали «на ковер» в Москву. Официально это был «дружеский визит» со всеми соответствующими ему протокольными атрибутами, вроде братских объятий и поцелуев с Брежневым, на деле же – призыв не заигрываться. Дубчек оправдывался, уговаривал не волноваться, обещал не переходить «красную линию».

«Точкой невозврата» стала публикация 27 июня сразу в четырех ведущих газетах страны манифеста «Две тысячи слов, обращенных к рабочим, крестьянам, служащим и ученым, художникам и всем остальным». Его авторами стали несколько членов Академии наук, в том числе замечательный химик, изобретатель мягких контактных линз Отто Вихтерле, а в литературную форму текст облек писатель и журналист Людвик Вацулик. Под манифестом стояли подписи 70 видных деятелей науки и культуры. Этот документ выражал общественное, а не партийное мнение относительно реформ и был гораздо радикальнее, чем публичные высказывания Дубчека и его окружения. Руководству страны нужно было делать выбор – они со своим народом или с советскими товарищами по партии. И в Дубчеке гражданин победил коммуниста.

В середине июля руководители компартий стран соцлагеря опубликовали гневное открытое письмо «чешским товарищам», а в последних числах июля в приграничном городке Чьерна-над-Тисоу состоялась еще одна встреча Брежнева и Дубчека – Леонид Ильич все еще надеялся, что «Саша одумается». Считается, что там, во время беседы с глазу на глаз, советский лидер предупредил, что, если правительство Чехословакии будет упорствовать, в страну введут войска. Это был ультиматум. Реакция Дубчека доподлинно неизвестна – по советской версии, он сказал: «Делайте что хотите», но позже он сам опровергал, что произнес эти слова.

В социалистических странах началась пропагандистская кампания, направленная против чехословацкого руководства. Ежедневно на полосах «Правды» и «Известий» печатались гневные письма от трудовых коллективов и партийных боссов разных соцстран, появлялись соответствующие сюжеты на радио и телевидении. Нагнетание обстановки должно было показать чешским реформаторам, что ситуация близка к критической и им срочно нужно остановиться. При этом события подавались так, будто несчастный чехословацкий народ оказался в плену у «ревизионистов» и «наймитов мирового империализма», стремящихся оторвать страну от социалистического лагеря. Узнать правду о реформах и царивших в Чехословакии настроениях советские люди возможности не имели.

Прошла весна, настало лето…

После встречи Дубчека и Брежнева прошло три недели, ситуация не менялась. 17 августа к Дубчеку прилетел венгерский лидер Янош Кадар, хорошо помнивший 1956 год, и призвал его немедленно одуматься, поскольку вскоре уже ничего изменить будет нельзя. Так оно и было – Кремль уже решился на агрессию, войсковая операция «Дунай» была тщательно разработана и спланирована. В ночь с 20 на 21 августа полумиллионная группировка стран Варшавского договора пересекла границу Чехословакии. Моторизованные части войск СССР, ГДР, Польши, Венгрии и Болгарии быстро двигались одновременно с разных сторон, занимая ключевые позиции и блокируя чешские подразделения. Советские десантники захвали аэродромы, где стали приземляться самолеты с техникой и бойцами. Как только стало известно о начале вторжения, руководство страны обратилось к народу: «Президиум ЦК Коммунистической партии Чехословакии призывает всех граждан нашей республики сохранять спокойствие и не оказывать сопротивления продвигающимся войскам. Поэтому наша армия, органы безопасности и народная милиция не получили приказа оборонять страну».

Однако простые чехи и словаки не могли спокойно наблюдать за оккупацией родины. Уже ночью безоружные люди стали выходить на шоссе и перекрывать дороги. В Праге десятки тысяч людей собрались защищать здание ЦК и радиокомитета, откуда не прекращаясь шли передачи свободного чешского радио. Соорудили баррикады. Советские солдаты получили приказ открыть огонь, появились первые погибшие. Конечно, безоружные горожане не могли долго противостоять советским десантникам. Дубчек и другие члены ЦК были арестованы и немедленно самолетом отправлены в Москву.

Утром на перекрестках городов стояли танки и бронетранспортеры, по улицам ходили усиленные вооруженные патрули частей Варшавского договора. Фактически, это была оккупация, хотя советские лидеры продолжали говорить, что они лишь оказывают «братскую помощь чешским товарищам». Но люди не ушли с улиц. Горожане пытались объяснять солдатам, что граждане Чехословакии не враги советской системе, что реформы были поддержаны всем народом. На танках рисовали цветы, дарили солдатам пиво и сигареты. Командиры и политработники даже получили приказ минимизировать контакты солдат с местным населением.

Другая часть чехов не скрывала негодования в отношении оккупантов, в автомашины летели камни, а в танки – бутылки с «коктейлем Молотова». В городах люди перегораживали улицы трамваями и автомобилями, накрывали смотровые щели танков и БТРов одеждой. Ситуация накалялась, ненависть к захватчикам нарастала. На домах стали появляться лозунги вроде «Иван, уходи домой», «Ленин, проснись – Брежнев сошел с ума», «Отец – освободитель. Сын – оккупант» и т. д. Не раз бойцы вынуждены были применять оружие.

В результате различных инцидентов и несчастных случаев в период с 21 августа по 3 сентября 1968 года были убиты 72 гражданина ЧССР, в том числе 45 – после того как войска открывали огонь по безоружным гражданским лицам, 25 – были сбиты военными автомобилями и техникой. Тяжелые ранения получили 267 человек, легкие – около 450. Армии Варшавского договора потеряли 11 советских военнослужащих (в том числе одного офицера), 87 (в том числе 19 офицеров) были ранены и травмированы. Потери в основном связаны с несчастными случаями и авариями. Впрочем, документы о потерях сразу засекретили, и точных данных нет до сих пор.

«За вашу и нашу свободу»

Москва собиралась действовать по проверенному сценарию: заранее было подготовлено новое правительство «настоящих патриотов», которое должно было заменить смутьянов. Но обезглавленное руководство ЧКП не смирилось и в первые дни оккупации даже провело внеочередной подпольный съезд в Высочанах, на котором обратилось ко всем социалистам и коммунистам мира с просьбой осудить агрессию. Марионеточный кабинет Алоиса Индры в таких условиях взять власть просто не смог бы, да и президент Свобода его бы не утвердил. Кремлю пришлось придумывать новые ходы.

23 августа чехословацкое руководство в полном составе вызвали в Москву. На переговоры в Кремль привезли и содержавшихся под стражей на охраняемой правительственной даче членов ЦК во главе с Дубчеком. Впрочем, в сложившихся обстоятельствах встреча походила не столько на переговоры, сколько на объявление условий капитуляции. Чехословацкая делегация подписала «Программу выхода из кризисной ситуации», более известную как «Московский протокол». По воспоминанию секретаря президиума ЦК КПЧ Зденека Млынаржа, Дубчек несколько раз истерически крикнул: «Я не подпишу – и все!», однако, после того как ему сделали укол успокоительного, согласился подписать. Не сделал это лишь председатель Национального фронта Франтишек Кригель – военный врач, майор, ветеран кампаний в Испании и Китае. Его под надзором препроводили на Лубянку, остальных повезли в аэропорт. Но Свобода и другие члены делегации улетать без своего товарища наотрез отказались, угрожая отозвать подписи. Кригеля срочно доставили к самолету.

Несгибаемостью и смелостью Кригеля гордилась вся Чехословакия, но нам тоже есть что вспомнить. 25 августа, в день заседания в Кремле, на Красную площадь с лозунгами в поддержку чешских реформаторов вышли семь советских граждан – Константин Бабицкий, Татьяна Баева, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг. Они держали чешские флаги и плакаты с лозунгами: «За вашу и нашу свободу», «Мы теряем лучших друзей», At’ žije svobodné a nezávislé Československo! («Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!»), «Позор оккупантам!», «Руки прочь от ЧССР!», «Свободу Дубчеку!» Акция продлилась считанные минуты – милиция и сотрудники в штатском жестоко избили демонстрантов и увезли в отделение. Все они получили сроки, но, выходя на акцию протеста, диссиденты знали, чем она закончится. Эти семь человек спасли честь страны, руководство которой совершило преступление. Как написала одна чешская газета тех лет, «семь человек на Красной площади – это, по крайней мере, семь причин, по которым мы уже никогда не сможем ненавидеть русских».

Через двадцать лет

В соответствии с «Московским протоколом» решения реформаторского ЦК были признаны недействительными. Была законодательно возвращена цензура, ограничена свобода демонстраций и собраний. Советские войска на территории Чехословакии оставались «до нормализации обстановки» (они так и не уйдут до распада соцлагеря в конце 1980‑х). Но президент Свобода, Дубчек и остальные члены ЦК сохранили свои посты – реформаторов вынудили отменять их же решения.

Менее чем за год, постепенно, без шума и скандалов чешское руководство избавилось от всех смутьянов. Большинство были исключены из ЦК партии или «переведены на другую работу». Дубчека, например, отправили послом в Турцию, а через полгода перевели в аппарат лесного хозяйства Словакии. Млынарж работал научным сотрудником в музее, потом эмигрировал в Австрию. Ота Шик уехал в Швейцарию. Но в конце 1980‑х оставшиеся в живых лидеры Пражской весны вернулись в политику. Их идеи оказались востребованы даже в СССР, где к власти пришел Михаил Горбачев – однокашник Дубчека по партшколе, личный друг и сосед по комнате в общежитии Млынаржа в годы учебы в МГУ. Все оставшиеся в живых лидеры Пражской весны успели увидеть результаты своего труда и воплощение мечты – свободные и демократические Чехию и Словакию.

Могла ли Пражская весна победить? Наверное, да, если бы в СССР в тот момент не пришла к власти партия консерваторов. Ведь через 20 лет Советский Союз сам начал осуществлять реформы, подобные тем, что были в Чехословакии. Получается, что в конечном счете Дубчек и его товарищи победили, хотя и с отсрочкой в два десятилетия.