Курильщик с рождения

Пикассо был человеком наполеоновского роста и наполеоновского же честолюбия. С детства оно подогревалось матерью, твердившей сыну: «Если пойдешь в солдаты, станешь генералом, если в священники – папой римским». В семье Пабло обожали и носились с ним, ведь он, долгожданный первенец, едва не умер при рождении. Его уже сочли мертвым, когда дядя Сальвадор, врач и заядлый курильщик, пустил в лицо младенцу струю крепкого сигарного дыма. Дитя закашлялось и заверещало.

По семейной легенде, первым словом маленького Пабло стало «карандаш». Его отец дон Хосе Руис был художником и учителем живописи. Для заработка рисовал голубей. Знаменитый голубь мира Пикассо – дань памяти родителю, хотя в целом Пабло и как художник, и как личность находился с отцом в затяжном споре. Может быть, то было влияние доминантной матери; может быть, вольнолюбивого и избалованного Пабло раздражала дисциплина, навязываемая отцом. К тому же классицистские вкусы дона Хосе были тем, с чем Пикассо воевал в своем творчестве. Символично, что Пабло прославился под фамилией матери, хотя он взял ее скорее из практических соображений: для Испании она была более редкой и необычной, чем Руис.

Что касается классической манеры живописи, то ее одаренный Пабло блестяще освоил уже к 15 годам: написанные им в этом возрасте картины «Первое причастие» и «Знание и милосердие» сделали бы честь и зрелому художнику.

Король

В 16 лет Пабло поступил в Королевскую академию изящных искусств Сан-Фернандо. Всего год ему понадобился, чтобы «все понять» и покинуть ее с легким сердцем: учиться там юному таланту было уже нечему. Он вернулся в Барселону, где жила его семья, и влился в богемную компанию художников, заседавших в кафе «Четыре кошки». Там прошли и его первые выставки.

В 1900 году вместе с другом, художником Карлосом Касагемасом, Пабло отправился в Париж. Юношу с амбициями (с собой он вез автопортрет, подписанный: «Я король») тянуло в столицу художественного мира, хотя он еще не говорил по-французски. Впрочем, языковой барьер не помешал друзьям обжиться в Париже. На Всемирной выставке они впервые увидели картины импрессионистов.

Но главным детонатором в творчестве для Пикассо было не чужое искусство, а трагедии и потрясения его собственной жизни. В 1901 году Касагемас совершил самоубийство из-за несчастной любви. Это перевернуло внутренний мир Пикассо. Из легкомысленного гуляки он превратился в сумрачного, погруженного в себя человека. Долгое время он пытался постичь случившееся, бесконечно рисуя мертвого друга: «Похороны Касагемаса», «Касагемас в гробу», – и даже завел роман с Жерменой, той самой возлюбленной, из-за которой друг и застрелился (прежде попытавшись застрелить ее). Пикассо хотел проникнуть в тайну смерти и, что характерно для него, в своем исследовании не останавливался ни перед чем: шел до конца и брал то, что хотел взять.

Синдром феникса

Если отец учил его технике рисунка, то у матери Пабло перенял творческий метод. Каждый вечер она рассказывала ему сказки, сочиняя их на основе впечатлений и эмоций прошедшего дня. Пикассо взял за принцип использовать как топливо и материал для творчества все, что он видел и переживал.

Состояние, в которое Пабло погрузился после потери друга, нашло отражение в картинах так называемого голубого периода, первого большого этапа в творчестве Пикассо, – полотнах в печальных синих тонах, говоривших об одиночестве, страданиях, горе, потерянности: «Любительница абсента» (1901), «Жизнь» (1903), «Трагедия» (1903).

«Грустные люди искренны», – отвечал художник тем, кто спрашивал, почему его так интересуют проявления несчастья. Мрачные картины не покупались, и сверток с холстами голубого периода он просто отдал своему приятелю Рамону Пишо, который, к слову, стал мужем роковой Жермены.

Жермена и Касагемас продолжали появляться на картинах Пикассо и в более поздние времена, например, в «Трех танцорах» (1925), посвященных смерти Пишо.

Пикассо был человеком поразительной витальности, хотя нередко переживал депрессивные, разрушительные периоды. Но, как феникс, он обладал способностью возрождаться из пепла и с новыми силами бросаться в пекло жизни. С годами он все больше осознавал эту свою силу и укреплялся в вере в собственное всемогущество.

Культурная прачечная

В 1904-м Пикассо встретил свою первую большую любовь – Фернанду Оливье. Она была натурщицей и знала многих художников, но ревнивый Пабло оставил ее только для себя, часто запирая в комнате, которую снимал в ветхом доме на Монмартре, прозванном «Плавающая прачечная» (Бато-Лавуар). В нем жили циркачи, жулики и такие же бедные художники, как наш герой. На всю «прачечную» был один умывальник, и тот с холодной водой, но Оливье всю жизнь вспоминала те годы как самое счастливое время.

Чем же никому не известный нищий испанец пленил эту опытную богемную особу? «В нем не было ничего особенно соблазнительного, однако его настойчивость, выражавшаяся буквально во всем, привлекала к себе внимание, – объясняла Оливье. – То сияние, тот внутренний огонь, какой чувствовал в нем всякий, порождал своего рода магнетизм, которому я была не в силах противиться».

И не только она: Пикассо, несмотря на малый рост, обладал сверхъестественным воздействием на женщин, по части которых он имел ненасытный аппетит. Был в него влюблен и Макс Жакоб, поэт и друг, учивший Пикассо французскому.

Но женщин Пикассо покорял не только из мужского тщеславия или в погоне за чувственными наслаждениями. Они служили ему материалом и катализатором для творчества.

Часто Пикассо представляют монстром, как бы пожирающим и переваривающим женщин. Об этом говорила Мария-Тереза Вальтер, родившая ему дочь.

Другая возлюбленная, Франсуаза Жило, писала, что жизнь с Пикассо сначала кажется волшебством, но на самом деле это болезнь, от которой надо лечиться. Еще одну спутницу Пабло, фотографа Дору Маар, роман с художником привел в психиатрическую клинику, где знаменитый Жак Лакан лечил ее электрошоком.

Все оттенки розового

Роман с Оливье вырвал Пабло из когтей тоски и печали, в его картинах появились светлые тона – начался так называемый розовый период, словно рассвет после долгой ночи. Он нашел новых моделей для картин: пропащих людей улиц и кабаков сменили цирковые артисты. Одними из первых работ этого этапа стали «Девочка на шаре» (1905) и «Семья акробата с обезьяной» (1905).

Через знакомого клоуна, подавшегося в галеристы, Пикассо познакомился с Гертрудой и Лео Стайнами – американцами, приятельствовавшими со всей парижской богемой. Брат и сестра с ходу и за большие деньги купили «Девочку с цветочной корзиной» (1905). Вскоре маргинал-испанец обзавелся кучей талантливейших друзей, художников и поэтов: Анри Матисс, Жорж Брак, Андре Дерен, Жан Кокто, Гийом Аполлинер. Последний стал активным пропагандистом творчества Пикассо: написал о нем первые статьи и привел галериста Амбруаза Воллара, который купил у Пабло несколько десятков картин за умопомрачительную в ту пору сумму – две тысячи франков (жить на два франка в день считалось нормальным).

Маска

Жажда жизни заставляла Пикассо часто менять женщин и направления в творчестве. Больше всего он боялся застоя, однообразия. Фотография сделала классическую живопись бессмысленной, импрессионисты с модернистами уже сказали свое слово, и Пикассо напряженно искал новые пути.

Ключом к очередному этапу стало африканское искусство. Маски и статуэтки в музее Трокадеро заворожили Пабло, их грубоватые формы несли в себе первобытную мощь. Так закончился розовый период и начался африканский. Около года – непомерный срок для художника, способного писать по картине в день, – он работал над огромным полотном, которое называл сначала «Философский бордель», а затем «Авиньонские девицы» (1907). Увидев картину, богемные друзья не знали, что сказать: ломаные формы, страшноватые, напоминающие маски лица. Для Пикассо «Девицы» стали манифестом новой живописи. Он писал ее не для продажи, и почти 20 лет картина пролежала в его мастерской.

Кубизм стал продолжением экспериментов с формой. Пикассо сражался с реальностью, разбирая ее на куски и затем собирая вновь по собственному усмотрению. Со временем он начинает добавлять в картины фрагменты реальных предметов: газет, стульев и прочего, вводя в моду технику коллажа. В период кубизма Пабло плотно сотрудничает с Жоржем Браком – ни до, ни после индивидуалист Пикассо не работал в тандеме.

Кубизм «сломал» мир искусства, так же как Пикассо ломал реальность на своих полотнах. Тысячи художников подхватили идеи Пикассо и Брака, а любители традиционной живописи не находили слов, чтобы выразить возмущение.

Русское

В начале 1910-х Оливье сменяет Марсель Умбер – тихая скромная девушка, далекая от распущенной богемы. С ней Пикассо познакомился в кафе, когда играла песня Ma Jolie («Моя прелесть»), – так он ее и стал называть – Жоли. Художник влюбился без памяти и планировал жить с Умбер долго и счастливо, благо финансовое положение его становилось все лучше и лучше. Но мечты разбила череда трагедий: сначала умер отец Пабло, затем у Жоли нашли рак, и она быстро сгорела. Шла Первая мировая война, внешний и внутренний мир Пикассо рушился. Многие друзья-художники ушли на фронт, его не взяли. Потеряв человека, которого любил, как, наверное, еще никого в жизни, Пикассо пребывал в отчаянии.

Но, как всегда в его долгой истории, за спадом последовал новый подъем. Жан Кокто свел художника с Сергеем Дягилевым, руководителем «Русского балета». Пикассо поручили оформить спектакль «Парад». Во время работы Пикассо увлекся балериной Ольгой Хохловой. Услышав от Дягилева веское: «С русскими женщинами не развлекаются, на них женятся», Пикассо, недолго думая, повел ее под венец по православному обряду в парижском соборе Александра Невского.

Женившись на русской аристократке, он попал в великосветские круги: званые обеды, приемы у герцогинь и тому подобное. Но все это быстро приелось. Художник томился пышной праздностью, а старых его богемных друзей Ольга и на порог не пускала.

Поначалу Пикассо подыгрывал любимой, начав по ее просьбе даже рисовать в более реалистичной манере, – удивительный шаг для столь гордого человека.

У них родился сын Пауло, и это был апогей семейной жизни Пикассо. Он оформлял дягилевские балеты и писал жизнерадостные, светлые полотна. Этот период назвали неоклассицизмом. Личное счастье художника совпало с настроением в обществе: Европе хотелось пожить спокойно после мировой войны.

Замечательные вещи

Но Пикассо не мог существовать без драмы, и она не замедлила явиться: и в отношениях с Хохловой, и на полотнах, куда вернулись тревожные и брутальные мотивы, искаженные формы, фантасмагории и сцены из снов. Андре Бретон и прочие сюрреалисты приветствовали этот новый период Пикассо.

В те годы Макс Жакоб писал о Пикассо как о «хаосе, бездне». А Стайн говорила, что этот художник не может творить, не опустошая себя различными потрясениями. Буря стихает благодаря новой музе, на этот раз – 17-летней Марии-Терезе Вальтер. Увидев на улице красивую девушку, Пабло подошел и сказал: «Я Пикассо, давайте вместе делать замечательные вещи». Его имя девушке ничего не говорило, она интересовалась спортом, но дело решил тот самый огонь в глазах. Пикассо было 46 лет.

«Замечательными вещами» стали портреты Вальтер: «Сон», «Обнаженная, зеленые листья и бюст», «Женщина, сидящая у окна» и другие. Сегодня это одни из самых дорогих полотен живописца, их цена – от 100 до 150 миллионов долларов.

В «период Вальтер» Пикассо взялся за скульптуру, в том числе из железа. Начал писать стихи, вполне сюрреалистические и оцененные мастерами Бретоном и Полем Элюаром.

Враг диктатора

Пабло ушел от Хохловой, но разводиться не спешил: по брачному контракту в случае развода Ольге полагалась половина его имущества, а к тому времени Пикассо был уже настоящим богачом. Они так и останутся официально мужем и женой до смерти Ольги в 1955 году. Говорят, она продолжала любить его, засыпая письмами с упреками и мольбами. Он на них никогда не отвечал.

Обычно романы Пикассо длились около семи лет. В середине 1930-х Вальтер на посту спутницы гения сменила Дора Маар, талантливая и нервическая фотохудожница из круга сюрреалистов.

Резня в Корее: в Сеул едет запрещенная картина Пикассо

Маар принадлежала идея запечатлеть в фотографиях процесс работы над «Герникой» (1937), одним из известнейших полотен Пикассо, написанным после бомбардировки немецкими и итальянскими самолетами маленького городка, исторического центра Страны Басков. Спустя 14 лет Пикассо создал еще одно мощное антивоенное произведение – «Резня в Корее» (1951), осуждающее вторжение американских войск в эту страну.

Пикассо написал и проиллюстрировал поэму «Мечты и ложь Франко» (1937), в которой представлял испанского диктатора мерзким слизняком. Произведение было издано в виде открыток, все деньги от продажи которых пошли в фонд республиканского правительства. Франко художник называл своим личным врагом.

Новая радость

Во время Второй мировой Пикассо оставался в Париже. Большинство его знакомых художников либо эмигрировали (он сам дал Дали денег на дорогу), либо вынужденно сотрудничали с нацистами. Пикассо не делал ни того, ни другого, и его антифашистские взгляды были всем известны. Он рисковал, так как ему было необходимо находиться внутри событий. На безопасном расстоянии не было того трагического напряжения, которого художник всегда жаждал.

В оккупации Пикассо писал мрачные картины, отражающие безумие человечества, способного на самые низкие преступления. «Мои картины кусаются, – говорил он в то время, – они должны резать, как бритва».

Место Маар, получившей нервный срыв, в середине 1940-х заняла молодая красавица художница Франсуаза Жило. Над Маар Пабло мог издеваться, а перед Жило благоговел, видя в ней сильную, независимую личность. Он рассчитывал на нее как на новый источник вдохновения и даже «окно в абсолют». Картины стали мягче, в них не было боли и насилия. Что говорить – одно из первых полотен, созданных в союзе с Жило, называлось «Радость жизни» (1946).

Товарищ Пабло

В 1944-м он, богач и бунтарь, вступает в Компартию Франции. СССР получил завидного друга. Благодаря своей партийной ориентации Пикассо стал первым современным западным художником, чья выставка прошла в Советском Союзе – в начале оттепели, в 1956 году. Ее «пробил» писатель Илья Эренбург, с которым живописец дружил с молодости.

Он же уговорил Пикассо принять Ленинскую премию «За укрепление мира между народами», которой советские коммунисты решили наградить своего товарища в 1962 году. Пикассо к тому времени охладел к коммунизму и в придачу был взбешен разгромом Манежной выставки передового искусства – той самой, на которой Хрущев обозвал абстракционистов «пидарасами». Пикассо заявил, что это позор для страны, давшей миру шедевры авангарда. Эренбург, который уже привез в Париж медаль для вручения приятелю, стал доказывать, что, приняв премию, Пикассо поможет уберечь молодых советских художников от репрессий. У них будет аргумент: как вы можете нас запрещать, если сами наградили авангардиста №1? Пикассо внял аргументу и принял премию, но сделал это по-своему – прицепив медаль себе на ширинку.

Звезда по имени Рок

Жило родила Пикассо двух детей: сына Клода и дочь Палому – и стала первой женщиной в жизни художника, которая его бросила. По ее словам, чары рассеялись, и она вдруг увидела его капризным стариком, да еще в компании с бывшей любовницей. Пикассо был в шоке – он не верил, что такое божество, как он, могут бросить.

Узнав, что Жило собирается выпустить подробные воспоминания об их отношениях, художник трижды судился, чтобы воспрепятствовать появлению этой книги, но проиграл. Жило писала о Пабло с симпатией, тем не менее образ Пикассо-сверхчеловека от ее мемуаров пострадал.

72-летний мэтр нашел себе новую пассию, и, в отличие от многих предыдущих, она становится его официальной женой, так как Ольги Хохловой к тому времени уже не было на свете. 26-летняя Жаклин Рок была простой девушкой, работавшей в керамической мастерской «Мадура», где Пикассо ваял керамику. Он начинает создавать сотни ее портретов. Она называет его не иначе, как «мое солнце, мой бог». Они проживут вместе до смерти Пикассо. Рок изолировала его от внешнего мира, закрыв доступ детям и друзьям. Не без санкции самого «солнца», разумеется.

В последние годы жизни Пикассо был уже суперзвездой, а его имя – всемирно известным брендом. В 1966 году ретроспективная выставка в Париже собрала более миллиона посетителей.

Кораблекрушение

Пикассо продолжал неистово творить, словно стараясь своей сверхпродуктивностью задержать приход смерти. Его жены были молоды, но ровесники умирали, и каким бы самоуверенным он ни казался, смерть приближалась. Он думал о ней с юности, но теперь вероятность встречи с ней увеличивалась ежедневно. Пикассо умер 8 апреля 1973-го, ему был 91 год.

Как-то Пикассо изрек: «Когда тонет большое судно, людей засасывает на дно вместе с ним. Так будет после моей смерти». Так и получилось: смерть начала забирать связанных с Пикассо людей. Узнав об уходе деда, покончил с собой внук Паблито. Через два года умер отец Паблито, сын Пикассо Пауло. Еще через два года, в 1977-м, наложила на себя руки Вальтер, а вскоре в автокатастрофе погибла ее дочь от Пикассо – Майя. В 1986 году свела счеты с жизнью Жаклин Рок, за день до открытия организованной ею выставки Пикассо в Мадриде.

Долой стиль

Пикассо был универсальным, всеохватным творцом. Он без сожаления менял стили, жанры и приемы. «Долой стиль! Разве у Бога есть стиль?» – говорил он, имея в виду многообразие нашего мира. Сравнение с Богом не случайно – атеист Пикассо видел себя создателем особой вселенной.

Дебилы, искусство, технологии: как токены меняют арт-рынок

Другая причина популярности Пикассо – его точнейшее совпадение со временем. ХХ век был столетием войн и революций, тектонических сдвигов в обществе, и искусство Пикассо отражало все это как ни одно другое.

По словам Гертруды Стайн, он был единственным художником своего поколения, по-настоящему понимавшим и чувствовавшим эпоху. Другие живописцы, вроде великого Матисса, не вполне понимали то время, все еще применяя к нему представления прошлого столетия. Пикассо же видел, как прошлое уходит безвозвратно, а на его место приходит нечто новое, – и фиксировал это в своих работах.

Он любил говорить о разрушении, но был очень умным разрушителем. Вытесняя классическое искусство и своих предшественников, он брал у них все, что хотел. Его знаменитое высказывание: «Хорошие художники копируют, великие – воруют». Это применимо не только к переработке чужого искусства. Так же он обращался и с реальностью: никогда не копировал ее, а брал у нее для своих картин то, что было нужно, – и его мир становился частью реальности, а не подражанием ей.