- Главная страница
- Статьи
- Капитолийские волки: как консерватизм в США стал радикальной протестной идеологией
Капитолийские волки: как консерватизм в США стал радикальной протестной идеологией
Год назад, 6 января 2021-го, протестующие захватили здание Капитолия в Вашингтоне. За время штурма четыре человека погибли, десятки были ранены. Формальным поводом для акции протеста послужило недовольство итогом президентских выборов, поэтому людей, штурмовавших американский парламент, принято называть сторонниками Трампа. Однако на деле поражение кандидата Республиканской партии стало лишь триггером, заставившим выйти на улицы столицы США консервативно настроенных граждан всех мастей, многим из которых Трамп вовсе не был симпатичен. Что двигало этими американцами, и как сложились предпосылки радикальной протестной идеологии?
Говоря об участниках штурма Капитолия, обычно используют расплывчатое выражение «праворадикалы». Но кем на самом деле были эти люди? СМИ мгновенно объявили их сумасшедшими, экстремистами, расистами. Правда, тут важно отметить, что та Америка, которую представляли эти «радикалы», давно не смотрит телевизор ни в демократической, ни в республиканской версиях. Капитолий захватили люди, чье политическое самообразование осуществлялось в интернете, где они могли с удивлением узнать о богатстве и многообразии интеллектуальной истории собственной страны. Современное правое движение в США включает сотни групп и организаций, публицистов и активистов, исповедующих самые разные изводы скепсиса в отношении либерально-демократического миропорядка. Захват правительственного здания был, конечно, их коллективным символическим жестом, свидетельством конца эпохи монополии на политику вашингтонских партийных функционеров.
Американский консерватизм, который в середине XX века был объявлен либеральной интеллигенцией попросту несуществующим, за последние 70 лет превратился в своего рода народную религию протеста. К окончанию Второй мировой войны СМИ, университеты, государственные структуры Соединенных Штатов были наводнены людьми, сознательно противопоставлявшими себя среднестатистическому американцу-рабочему или американцу-фермеру. «Прогрессивные» воззрения истеблишмента, требовавшего расширения государственного присутствия в жизни граждан и мелкого бизнеса, не имели ничего общего с традиционными американскими ценностями: автономией и личной ответственностью. Разрушение традиционного образа жизни, вызванное вторжением крупных корпораций и финансового капитала, не могло не рождать глубокое чувство утраты – утраты собственной страны – у тех, кого Никсон впоследствии назовет «молчаливым большинством». Мироощущение этой «одноэтажной Америки» не было представлено в политической жизни США, упрямо двигавшейся в сторону «дисциплинарного санатория». Всё то, что у советских и российских граждан обычно ассоциируется с Америкой – свобода предпринимательства, частная собственность, неприкосновенность личной жизни, – оказалось идеологией глубокого подполья.
Как получилось, что ведущие американские университеты стали вотчиной леваков
Только с конца 1940-х в США начинают появляться достаточно громкие голоса университетских интеллектуалов, заявлявших о необходимости сопротивления официальной «либеральной» повестке. Эти новые консерваторы наблюдали воочию процессы трансформации либерализма в социал-демократическую доктрину. Питер Вирек, Расселл Кирк, Ричард Уивер – первые крупные авторы-традиционалисты – напоминали согражданам: Америка была основана людьми, исповедовавшими ценности порядка, религиозного благочестия, иерархии, несовместимые с марксизмом и иными деструктивными эгалитарными учениями. Но действительно важный поворот в общественном сознании произвел Уильям Бакли-младший, обратившийся к американцам через новый журнал National Review, ориентированный не на рафинированных интеллектуалов, а на широкие массы, по горло сытые плохо скрываемым социализмом политических элит.
Неопределенность политических взглядов, которую сознательно поддерживал Бакли на страницах своего ультрапопулярного журнала, позволила объединить вокруг термина «консерватизм» очень разных людей, друг другу зачастую весьма несимпатичных. Одно крыло этой виртуальной платформы составляли авторы, считавшие Америку наследницей европейской традиции. Их интересовало прежде всего сохранение остатков доиндустриального уклада жизни, не испорченного «менеджериальной революцией», финансовым капиталом и вездесущими федеральными служащими. Другое крыло было представлено радикальными сторонниками свободного рынка и неприкосновенности частной собственности – либертарианцами, считавшими государство как таковое институтом, принципиально враждебным человеку вообще и чуждым духу американской истории в частности. Этих совсем непохожих публицистов объединяло общее неприятие современной Америки, не имевшей уже почти ничего общего ни с ценностями свободы, закрепленными в Декларации независимости, ни с республиканской идеей устойчивого порядка civitas, нашедшей отражение в конституции. Так консерватизм стал в США не столько конкретной доктриной, сколько культурой сопротивления истеблишменту.
Эта неоднородность консервативного движения в США не только не была преодолена, но лишь усиливалась со временем. Например, в 1960-е негласный лидер и гуру либертарианского крыла, экономист и политический теоретик Мюррей Ротбард окончательно отошел от журнала Бакли из-за провоенной позиции последнего. Ротбард, сторонник изоляционизма, вступил во временный союз с радикальными левыми, требовавшими немедленного прекращения имперских поползновений Штатов и сворачивания программ вооружения. Ротбард не питал иллюзий по поводу своих новых попутчиков, но считал сопротивление федеральному правительству, приобретавшему раблезианские масштабы, задачей №1. Впоследствии он не только порвет с социалистами, но и выйдет из либертарианской партии США, посчитав, что большая часть ее членов – безответственные хиппи, желающие не свободы, достижимой лишь в условиях общества зажиточных собственников, а вседозволенности.
С другой стороны, войны во Вьетнаме и Корее стали отправными точками для формирования т.н. неоконсервативного крыла в правом движении, представленного в основном нью-йоркскими журналистами еврейского происхождения, сгруппировавшимися вокруг издания Commentary. Эти авторы (самые известные из них: Ирвинг Кристол и Норман Подгорец) требовали от правительства активной внешней политики и агрессивной борьбы с «красной угрозой» по всему миру, а следовательно, и расширения финансирования военно-промышленного блока. Кроме того, неоконсерваторы настаивали на поддержке Израиля в его конфликтах с арабским миром. Именно они впоследствии окажут серьезное влияние на политическую доктрину старшего и младшего Бушей, породив феномен «неоконов» во власти.
Активность авторов Commentary, в свою очередь, спровоцировала реакцию со стороны «палеоконсерваторов» – тех, кто считал позицию неоконов «фальшивым», конформистским псевдоконсерватизмом, не укорененным в политической традиции США. Прогосударственные взгляды неоконов они объясняли просто: ведущие авторы Commentary в прошлом были социалистами, а потому сохранили любовь к «сильной руке». «Палеоконы» указывали на то, что именно участие американцев в Первой мировой стало началом пути республики в бездну, – они повторяли тезисы публициста первой половины XX века Альберта Джея Нока, обвинявшего Великобританию во втягивании США в Великую войну в интересах финансовых элит. Вторым шагом в бездну, по мнению палеоконов, стала политика Ф.Д. Рузвельта, превратившего доселе скромный государственный аппарат во всемогущего монстра. Здесь они также ссылались на своих предтеч, наблюдавших эти процессы воочию. В частности, на группу «Южных аграриев» из университета Вандербильта 1930-х, считавших необходимым возвращение к пасторальным корням ранней американской государственности.
Бесцветная революция: протесты в США укрепят, а не изменят систему
Неудивительно, что дело консерватизма начиная с 1960-х пользовалось наиболее активной поддержкой там, где федералы принудительно ликвидировали практики расовой сегрегации, ломая устоявшиеся социальные модели. При этом правое движение на Юге не было исключительно уделом профессиональных интеллектуалов. Существенную роль в популяризации антилиберальных взглядов самого разного толка играли, например, домохозяйки, распространявшие соответствующую литературу, открывавшие дискуссионные клубы и приглашавшие в свои городки известных лекторов.
Правое движение пополнялось не только активными женщинами – многие американцы, осознав степень утраты контроля над собственным государством, переходили к акциям прямого действия. В 1960-е возникает первая волна движений народного ополчения – militia. Этот институт, наряду с правом на владение оружием, предусмотрен второй поправкой к конституции США. И именно в нем многие граждане увидели спасение для республики: оружие должно защищать свободу не только от внешних угроз, но и от посягательств на нее тиранов внутри государства. Не все ополченцы ограничили свою деятельность учебной подготовкой к вторжению советских войск – некоторые группы (наиболее известная из них – Posse Comitatus) отказывались признавать всякую власть выше уровня шерифа, вступая в вооруженные столкновения с полицией и ФБР. С тех пор феномен «правого» терроризма в США уже никогда не исчезал – взрыв правительственного здания в Оклахоме в 1995 году стал лишь слишком заметным свидетельством глубокого внутреннего кризиса американского общества, чтобы его можно было скрыть от общественности.
Сегодня американский консерватизм представлен уже не отдельными смелыми одиночками, рискнувшими выступить против навязанного либерального консенсуса. В наше время речь идет о богатой палитре «правых сил» – помимо уже упомянутых либертарианцев, нео- и палеоконсерваторов, сторонников прав штатов, ополченцев и классических консерваторов в духе Бёрка в США ведут блоги, издают журналы, снимают фильмы националисты, национал-социалисты, традиционалисты в духе европейских Новых правых, поклонники Эволы или Штрассера, неореакционеры и многие другие противники обещанного конца истории. Эта кипучая среда, безусловно, неоднородна – университетская профессура виртуально соседствует здесь с обитателями трейлеров. В любом случае именно консерватизм стал массовой религией народного протеста.
Лишенные реального представительства в Конгрессе, оккупированном двумя партиями конформистов, неравнодушные американцы породили мир конспирологических теорий, объясняющих гибель республиканской свободы мировым еврейским заговором, коммунистическими агентами в правительстве, а в последние годы – и активностью сети облеченных властью сатанистов-педофилов (QAnon). Такие взгляды, конечно, выдают известную степень примитивности мышления их носителей. Тем не менее все эти объяснения плачевного состояния современного мира имеют общие конкретно-исторические причины: принудительное устранение граждан от участия в политической жизни, профессионализация власти, окукливание элит.
Государство XXI века, опирающееся не на интересы народа, а на сомнительные идеологические штампы, обречено встречать сопротивление граждан, имеющих возможность выключить телевизор и обратиться к альтернативным источникам информации. Далеко не весь американский народ считает необходимым преклонять колени перед потомками чернокожих рабов, финансировать чужую фертильность или объяснять своим детям, что мужчина в юбке – это нормально. Бюрократы, партийные бонзы, «мэры, пэры и…» все остальные представители элит, так долго считавшие собственных граждан безмолвными овцами, однажды обязательно встретят их в коридорах власти уже в волчьих шкурах. И речь здесь идет, конечно, не только о Соединенных Штатах Америки.
Погибшая от пули полицейского год назад в Капитолии ветеран ВВС США Эшли Бэббитт защищала не только американскую традицию – она защищала всех нас от тех, кто «просто выполняет приказ». Любопытно, что одна из американских праворадикальных групп, насчитывающая десятки тысяч членов, называется «Верные присяге» (Oath keepers). Участники этой организации, в основном бывшие и действующие силовики, считают, что каждый полицейский или военный обязан сопротивляться властям, если те нарушают конституцию США. Основатель организации, Элмер Родес, бывший десантник и выпускник школы права Йельского университета, напоминает: кошмар Третьего рейха не воплотился бы в жизнь, если бы офицеры, верные своему народу, отказывались выполнять распоряжения нацистов.
Протест против «прогрессивной» идеологической повестки, парадоксальным образом сочетающей в себе самую гнусную разнузданность вульгарного коммунизма с бюрократической сервильностью, ни в коем случае не должен быть артикулирован в терминах противостояния России и Запада. Линия фронта идейной борьбы сегодня (как, в действительности, и всегда) проходит не параллельно, а перпендикулярно государственным границам. Контролируем ли мы наше собственное государство или пребываем в мечтательной патриотической неге, надеясь на «сильную руку»?
Реальность угрозы, которую несет для цивилизации риторика «социальной справедливости», экономического равенства, инклюзивности, не означает, что угрозу эту способно устранить государство, демонстративно объявляющее себя «консервативным». Интересы политических элит состоят, как и всегда, лишь в сохранении статус-кво, и защита культуры здесь только одна из фигур речи. Интернационалу варваров может дать отпор только единый фронт русских, американцев, европейцев, англичан, готовых защищать цивилизацию всеми возможными способами. В том числе – и от своего государства.
Автор – научный руководитель Центра республиканских исследований
Читайте на смартфоне наши Telegram-каналы: Профиль-News, и журнал Профиль. Скачивайте полностью бесплатное мобильное приложение журнала "Профиль".