В конце октября Северный Кавказ снова оказался в центре внимания ведущих мировых изданий и в топах сообщений информагентств. Массовые выступления в Хасавюрте и в Черкесске, блокада аэропорта в Махачкале, поджог строящегося еврейского центра в Нальчике. Все эти события объединяло одно – они прошли под антиизраильскими и антисемитскими лозунгами.

В то же время все упомянутые выше акции были непродолжительными и не привели к вооруженному противостоянию. Не было даже попыток создать нечто отдаленно напоминающее неподконтрольные властям экстремистские анклавы, вроде пресловутой "Кадарской зоны". Однако октябрьский всплеск антисемитизма в субъектах Северо-Кавказского федерального округа (СКФО) требует особого внимания, несмотря на кажущуюся легкость, с которой власти навели порядок.

Остроты ситуации добавляют как минимум три фактора.

Во-первых, на протяжении всего последнего десятилетия уровень террористической угрозы на Северном Кавказе шел на спад, причем спад этот был крутым. Данный тренд фиксировали не только российские спецслужбы и Национальный антитеррористический комитет, но также зарубежные академические ученые (например, авторы широко известной базы данных Global Terrorism Database), эксперты Международной антикризисной группы и даже внесенные в реестры иноагентов активисты общества "Мемориал" (признано в РФ иноагентом и ликвидировано) и разработчики интернет-проекта "Кавказский узел" (учредитель издания, компания "МЕМО", внесен в РФ в реестр СМИ-иноагентов). Сами понятия экстремизм и Северный Кавказ перестали быть зарифмованными. Следы организаторов крупных терактов последних лет, вроде атаки в питерском метро или покушения на жизнь известных деятелей русского национального движения, вели не в республики СКФО, а в Центральную Азию или на Украину.

Во-вторых, стабилизация Северного Кавказа происходила не только благодаря деятельности силовиков. Российские власти активизировали усилия по продвижению социальных и экономических проектов в СКФО в спектре от развития курортной инфраструктуры до увеличения расходов на образование.

В-третьих, еврейский вопрос на территории российского Кавказа никогда остро не стоял – даже в самые сложные постсоветские годы, когда полыхала Чечня, в Дагестане создавалась "особая исламская территория", а в двусубъектных республиках шла борьба за разделение и создание "своих" этнических образований. Впрочем, как верно замечает петербургский этнолог Валерий Дымшиц, антисемитские настроения в отношении горских евреев Северного Кавказа присутствовали на бытовом уровне и в советское время, и после распада СССР, когда началась борьба за раздел "общенародной собственности", что зачастую сопровождалось всплеском ксенофобии. Отсюда и эмиграция в Израиль или другие российские регионы. Однако эти проявления не были политизированным антисемитизмом. Да и массовыми такие настроения трудно назвать даже после нашумевшей махачкалинской акции – в ней участвовал ничтожный процент жителей Дагестана, самой крупной из республик Северного Кавказа.

В настоящее время на территории СКФО проживают примерно 10–15 тыс. горских евреев – в основном в дагестанских Махачкале и Дербенте, столице Кабардино-Балкарии Нальчике, Моздоке в Северной Осетии и Пятигорске в районе Кавказских Минеральных Вод. Однако, как показали недавние события в Хасавюрте, для проявления антисемитизма необязательно наличие еврейского соседа. Науке давно известен такой феномен – антисемитизм без евреев. Похоже, Северный Кавказ предоставил исследователям новый материал на эту тему.

Между тем понимание процессов в отдельных субъектах СКФО и в федеральном округе в целом важно не только и не столько для академических специалистов, а для практиков. Ведь получается, что регион, на который перестали смотреть как на аномалию и с которым начали связывать надежды на продвижение российских интересов на Восток, далеко не так стабилен. И даже небольшой искры достаточно, чтобы возгорелось пламя. Но значит ли это, что в октябре 2023 года мы стали свидетелями нового «пробуждения» Северного Кавказа?

Стабилизация, но неполная

Думается, что алармистские выводы о «полном провале» национальной политики в России или крахе северокавказской стабильности преждевременны. Чтобы это понять, следует отказаться от восприятия Северного Кавказа как некоего целостного образования с гомогенными общественными настроениями. Республики СКФО связаны с «большой Россией» множеством интеграционных нитей и сепаратистские настроения, в отличие от конца 1980-х – начала 1990-х, малопопулярны. Большинство жителей Северного Кавказа лояльны Российскому государству.

Не получилось: провал украинского контрнаступа и его последствия

В правоохранительных структурах, ежедневно осуществляющих противодействие экстремистским угрозам, работают прежде всего выходцы из республик СКФО. Более того, многие уроженцы Дагестана, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и других республик российского Кавказа участвуют в специальной военной операции на Украине. Не стоит забывать, что первую звезду Героя России с начала СВО получил уроженец Дагестана Нурмагомед Гаджимагомедов, посмертно. В начале октября глава Табасаранского района Дагестана Магомед Курбанов сообщил, что в зоне СВО находятся семь тысяч выходцев только из этого района республики. Впрочем, не безопасностью единой. Выходцы из республик СКФО работают на стратегически важных объектах энергетической инфраструктуры Сибири, Севера и Дальнего Востока. Заметим также, что численность участников антисемитских акций в Хасавюрте, Махачкале или Черкесске была незначительной. Согласно полицейским сводкам, в погроме аэропорта имени дважды героя Советского Союза Амет-Хана Султана принимали участие около 1200 человек.

Однако вышеперечисленные факты не должны вводить в заблуждение. Все последние годы в работе по стабилизации Кавказа делался акцент на силовом и на социально-экономическом компонентах. Упускалась из виду такая важная сфера, как идентичность. Между тем одного лишь слогана о "российской политической нации"для формирования единства между Северным Кавказом и "Большой Россией" недостаточно. Как следствие, фокусировка внимания на работе с населением через официальные структуры (республиканские муфтияты, региональные министерства по делам национальностей) не могла (да и не может) дать эффективную обратную связь с населением и понимание подспудных процессов.

Полуполярный мир: палестино-израильская война консолидировала Запад, но не создала второго полюса

Но этнический национализм, как и религиозный радикализм, никуда не исчезли. Ксенофобские настроения затаились, ушли в непубличную сферу и частично «вписались» в мейнстрим. Необходимо понять, что время, когда националистические представления были, по сути, отложенным счетом к СССР и Российской империи, прошло. Сегодня новые поколения волнуют прежде всего такие сюжеты, как «земельный вопрос», доступ во власть и к собственности, представительство «своих» в элитах. Не менее важно и религиозное возрождение. Ислам уверенно возвращает себе позиции, утраченные за десятилетия советского атеизма. Сегодня Дагестан – это 55% всех российских мечетей, 85% паломников, совершающих хадж, 90% всех российских исламских учебных заведений, 75–80% выпускников, способных работать в мечетях. Дагестанский муфтият по количеству приходов опережает даже некоторые межрегиональные духовные управления. В республике свыше 2,5 тыс. мусульманских религиозных организаций. И многие из них имеют сложные отношения с официальной духовной иерархией.

Молодые жители СКФО намного религиознее, чем их родители и деды. Но, как и любое явление, рост религиозности имеет и свои плюсы, и свои издержки. Важным следствием кавказской (да и не только) «реисламизации» становится вовлечение верующих в дела мировой уммы. Не только конфликт Израиля и движения ХАМАС, но и процессы в Сирии, Ираке, Афганистане становятся для жителей Дагестана, КБР, КЧР, Чечни или Ингушетии частью их рефлексии на тему «кто мы, откуда, куда идем?». И в рамках этой дискуссии, что называется, возможны варианты, включая радикализацию, которую важно заранее предвидеть и купировать. Особенно если учесть, что средний возраст в субъектах СКФО 26–27 лет, а сами они трудоизбыточны. По оценкам кавказоведа Ахмета Ярлыкапова, за последние 20 лет как минимум 30 тыс. ногайцев переехали с Северного Кавказа в регионы Сибири и Севера. Таким образом, не только «реисламизация», но и «исламская глобализация» со всеми ее обретениями и издержками становится частью северокавказских процессов. И происходит она при явном дефиците «работы со смыслами» в непростых социально-экономических реалиях.

Государство официально декларирует светскость, но на практике соглашается на «особые условия» для тех же регионов СКФО, которые в своей практике сильно отходят от предлагаемых госстандартов. Нередко закрываются глаза и на разные «инициативы с мест», расходящиеся с общей линией. И все это, конечно, создает в обществе иллюзию того, что «красные линии» можно подвинуть, начав, например, борьбу с "еврейскими происками".

"Исламская глобализация" и Северный Кавказ

Если уж мы заговорили про участие субъектов СКФО в «исламской глобализации», то региональная траектория нам не будет понятна без рассмотрения ближневосточной динамики. По справедливому замечанию Дмитрия Тренина, «отказавшись от военно-политического присутствия на Ближнем Востоке в начале Войны в Персидском заливе, Советский Союз утратил свои позиции не только в регионе, но и в мире. Возвращая Россию на Ближний Восток, президент Путин собирается восстановить то, что было утрачено при Горбачеве: статус державы, чье влияние простирается за пределы бывшего СССР». Но, как и в случае с северокавказской «реисламизацией», активное вовлечение в дела турбулентного региона за пределами постсоветской Евразии сулит не только выгоды, но и серьезные риски.

Василий Кузнецов: "Я не верю в большую региональную войну"

До 2022 года на ближневосточном направлении Москве удалось, в отличие от тех же США, установить конструктивные отношения со всеми ключевыми игроками (Египет, Израиль, Иран, Катар, Турция, Саудовская Аравия, Сирия, ОАЭ). Российское руководство поддерживало контакты с ХАМАС, что не мешало премьер-министру Израиля посещать Парады Победы в столице России и демонстрировать верность памяти о разгроме нацизма. Однако СВО упростила мировую повестку дня до двух цветов. И активная поддержка Израиля США создала для Москвы немалые проблемы, тем более в условиях, когда противостояние с Вашингтоном воспринимается как экзистенциальное.

Подобная «смена вех» не могла не отразиться и на подходах элит, и на общественных умонастроениях, включая и регионы СКФО. Военно-политическая эскалация вокруг сектора Газа лишь укрепила общий антиизраильский настрой. События на Ближнем Востоке не в первый раз отзываются среди российских мусульман. Взять хотя бы американскую операцию «Буря в пустыне» в 1991-м. Тогда в Грозном прошли массовые протестные акции против действий США, был даже создан общественный комитет в защиту Ирака. Можно вспомнить и историю 2003 года, когда один из известных духовных лидеров российского ислама Талгат Таджуддин, руководитель Центрального духовного управления мусульман, объявил США джихад. Потом были разъяснения, что речь шла не о военном, а о духовном джихаде. Однако в 2015-м во время встречи со слушателями школы мусульманского лидера «Махалля 2,1» муфтий напомнил про этот эпизод и сказал, что многое тогда предвидел. С началом российской операции в Сирии председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин обратился к российским мусульманам с призывом «правильно оценить» принятое Москвой решение. Конечно же, нельзя игнорировать и такой факт, как отъезд доморощенных радикалов в Сирию и Ирак. Среди лидеров ИГИЛ (террористическая организация, запрещена в РФ) тогда оказались выходцы с Северного Кавказа – Ислам Атабиев, Заурбек Гучаев, Ахмед Чатаев. Российское вовлечение в сирийский конфликт объяснялось, естественно, не только фактором Северного Кавказа. Но и недооценивать этот сюжет тоже нельзя.

Таким образом, сегодня любое выстраивание внешнеполитических траекторий должно учитывать и внутренние факторы в России. Как, впрочем, и наоборот. Какие уроки из этой истории следует извлечь? Крайне важна системная работа властных структур на «синтетической основе», без узкой специализации по «внутрянке» и по «международке». Иначе неизбежна потеря причинно-следственных связей, без которых невозможно ни качественное стратегическое планирование, ни купирование рисков. Не менее важным представляется уточнение параметров государственной информационной работы. Расхождения по тем или иным позициям с Израилем (будь то Сирия или Палестина) не означают снисходительно-покровительственного отношения к трансляции антисемитских воззрений или публичных акций под соответствующими слоганами. Как, впрочем, и тиражирования любой ксенофобии в принципе!

Дефицит государственного реагирования и демонополизация функций насилия – это то, с чего начиналась трагедия Чечни 1991 года, а затем и погружение Северного Кавказа в период затяжной турбулентности. Статус «страны-цивилизации» – не просто красивая метафора. Его следует понимать, как вовлеченность России в дела не только славянского, но и исламского, тюркского и других «миров», что не может не оказывать воздействия на процессы внутри нашей страны.

Автор – ведущий научный сотрудник МГИМО, главный редактор журнала «Международная аналитика»