13.03.2006 01:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2006 года: "Александр КОГАН: «У меня нынче – чертовый год»"

На прошлой неделе был урегулирован многолетний спор России со швейцарской фирмой Noga, которая имела к нашему правительству многомиллионные долговые претензии и неоднократно пыталась через суд арестовать российские счета, самолеты и картины за рубежом. Долги перед Noga выкупил американский бизнесмен российского происхождения Александр Коган. Он рассказал корреспонденту «Профиля» Роману Кириллову о подробностях сделки и о том, почему он принял такое решение. — В сделке по долгам перед фирмой Noga речь идет о сумме $68,6 млн.?

— Ну, эта цифра приблизительно верна… Дайте мне посчитать. Да, $68,6 млн. — это основная часть долга, но надо учесть, что все это тянется с 1993 года. То есть надо приплюсовать сумму процентов, которые набежали с тех пор.

— Сколько они составят?

— Вот как раз эту часть мы сейчас пытаемся согласовать и доказать. Она может составить от 100% до 40%.

— Почему именно вы стали участником этой сделки?

— Это просто мой бизнес, и я давно в этом работаю, в том числе и с Россией. В 1999 году после дефолта 1998 года была большая проблема, если вы помните. Западные банки, которые инвестировали в российские ГКО, после этих событий разделились на две части. Одна часть банков, ведомая, скажем, Credit Suisse, согласилась на реструктуризацию. Вторая часть банков, ведомая Bank of America, не согласилась на нее. Они считали, что это экспроприация. А Россия подписала соглашение, если не ошибаюсь, в 1992 году, что экспроприировать зарубежный капитал никогда не будет. В результате мне удалось решить проблему претензий Bank of America к России в начале без суда. Россия заплатила, как положено по закону. Не было никаких проблем, и Bank of America согласился с той суммой, которую они получили. После этого моя компания была представлена другим банкам. Такую же сделку мы совершили в 2001 году с японским банком. Нам удалось заключить сделку за 15 дней до начала арбитражного процесса против России. После этих сделок дальнейшая моя деятельность в этой области была логичной…

Я очень люблю то, что называется «вызовы». В 2001 году в России у меня состоялась шуточная беседа. Я говорил, что с Bank of America была тяжелая сделка, еще тяжелее было с японцами, а потом в шутку спросил: «Так есть еще чем мне заниматься?» Мне ответили: «Алекс, есть одна сделка, но мы тебе ее не советуем, — с компанией Noga. Потому что если ты думаешь, что Bank of America был тяжелой сделкой, то по сравнению с Noga это очень простая сделка».

— Вы можете назвать человека, с которым проходила эта беседа?

— Я бы не хотел говорить об этом. Конечно, я мог бы назвать людей из предыдущего правительства, но это уже не имеет смысла. Все очень честные, очень хорошие люди (смеется), которые, поверьте мне, болеют за интересы России. Как я сказал, я люблю вызовы, и я начал разбираться, что там с этой фирмой Noga. Там было очень много проблем. В декабре прошлого года, когда все более-менее стало ясно, мы решили заключить эту сделку.

— Какова дальнейшая судьба этого долга? Вы будете требовать его выплаты с России?

— Нет. С Россией, в принципе, вопрос улажен. И с самого начала он был улажен.

— Но деньги вам будут выплачиваться?

— Да, но согласно законам России. То есть по условиям реструктуризации, как и любому другому кредитору Российской Федерации. Все по закону. Россия сейчас платит свои долги регулярно, а иногда даже раньше срока. С Noga же у России была проблема… Россия, насколько я знаю, предлагала им решить этот вопрос очень давно.

— Через еврооблигации?

— Да, но по какой-то причине Noga считала, что Россия должна ей миллиарды! Если говорить об этом, то моя личная позиция как бизнесмена заключается в том, что Noga рисковала в России. Ну, представьте: 1990 год, небольшая семейная компания принимает риск Российской Федерации на миллиард долларов. Если бы какой-то человек даже имел эти деньги, он никогда бы не отдал их! А если ты решил их инвестировать в такой сумме в такую страну, то тебе место не в бизнесе. Претензии, на мой взгляд, абсолютно необоснованные.

— То есть это был невразумительный риск для Noga — приходить в Россию?

— Да, причем нелогичный. Никто этого не понимал. Без гарантий правительства, без гарантий банков российских — ничего этого у них не было. Были подписаны какие-то контракты на поставки… Ну и что? Какие-то контракты выполнялись, какие-то задерживались. Обе стороны имели право разорвать контакты, которые их не устраивали. Сама идея с самого начала была странной.

— Какие дивиденды вы получите от этой сделки?

— Я получу свой нормальный бизнес, как во всех остальных сделках: вы покупаете и продаете акции, долги. Я получу свою маржу, но она не за пределами разумного. То есть на этой сделке я не куплю себе Манхэттен.

— Чуть-чуть меньше?

— Это намного меньше. Я вам скажу так: интересы Российской Федерации были очень хорошо защищены. Чтобы никто не получил лишние деньги, включая меня. Здесь нет для меня никаких сотен или десятков миллионов долларов.

— Почему именно сейчас России выгодно ваше участие?

— Будем говорить немножко по-другому: я не купил ничего у Noga, у меня с ними нет ни одного контракта. Я с Noga не веду переговоры. А те три банка (BNP Paribas, Credit Lyonnais, Banque Cantonal de Geneve. — «Профиль») рассчитали и установили свой риск. Условия, которые я им предложил, они решили принять. Тем более что это проходило через их кредитный комитет, через риск, через все. Банки не считали эти долги никчемными. Эти долги имели свою серьезную ценность. И банки их продали мне. Вопрос заключался вот в чем. Почему, скажем, я этим занимался, а не Российская Федерация напрямую? Российская Федерация должна Noga по стокгольмским арбитражным решениям, а Noga передала банкам требования своих претензий к России, а не само стокгольмское решение. То есть получается, что РФ по своему закону ничего у банков купить не могла. Она должна Noga, а Noga не российская. В результате банкротства Noga было принято судебное решение о банкротстве, кому, как и что будет платиться, а Россия не являлась частью этого решения. Банки же являлись. То есть получалось, что России было абсолютно невозможно решить этот вопрос с банками. Патовая ситуация. Россия должна бы была тогда судиться с Noga, что она и делала, выверяя эти долги, сколько должна и так далее.

— Мы ведь не хотели платить Noga…

— А Noga ничего и не платилось. Я думаю, это правильно было сделано. Потому что, будем говорить так, уже давно известно, что Noga ничего не принадлежит. То есть весь ее финансовый интерес держали банки. А Noga не хотела кооперировать. Если бы они сказали: да, хорошо, не платите нам, так платите банкам, тогда мы вам дадим release, освобождение от арбитражных решений. Тогда можно было бы с ними работать. А Noga всегда говорила: платите только нам, и платите миллиарды. Поэтому фирме Noga России платить было нельзя. И, кстати, если бы Noga все же заплатили даже маленькую сумму, как вы думаете, куда бы они их дели? Они бы все равно судили Россию! Они бы арестовывали российские активы и далее.

— Что они несколько раз и проделали. Господин Коган, расскажите о своем бизнесе. Откуда у вас средства для дел такого масштаба?

— Я открыл свою компанию в 1994 году. Ее начальное название было International Procurement Development Inc. История этой компании интересная и длинная. Если коротко, то вначале я занимался форсайтингом чисто как брокер с компанией British-American Foresighting. Она находится в Сент-Луисе. Кстати, в 2000 году я ее купил. Сейчас она принадлежит мне.

Мы финансировали в том числе российские банки, их торговые операции. Это были коммерческие банки, многих из которых уже нет. И мне повезло. Очень большую по тем временам сумму — $20 млн. — мы дали одному из российских банков 15 февраля 1998 года, а через 6 месяцев эти деньги нам вернули с процентами. Это было 14 августа, а 19 августа случился дефолт. И тогда я стал работать наоборот. То есть я стал выкупать долги российских банков и компаний здесь, в США, по 10, 12, 15 центов за доллар. Когда я начал это успешно делать, например у Bank of America я выкупил банковский портфель российских банков, в Bank of America меня спросили: «Алекс, а не можете ли вы нам помочь с государственным долгом перед нами?» И у меня был мандат от Bank of America, по которому моя компания была правопреемницей интересов Bank of America на российском капитальном рынке. Когда я пришел с мандатом в правительство России, в Министерство финансов и сказал, что могу решить вопрос, я был хорошо встречен. А потом была вторая сделка, с японским банком. О третьей, с Noga, я уже рассказал.

— У вас еще есть какой-нибудь бизнес?

— Мой бизнес — это special assets, специальные активы. То есть надо взять какой-то актив, который сегодня стоит недорого, поработать, начать развивать и получить дополнительную стоимость. В 2001-м я купил minority-интерес в американской компании Asati — она была именно такой компанией. Она занимается воздухоопорными сооружениями. Я верю в эту технологию и с 2001 года пытаюсь ее внедрить в России. В прошлом году этот бизнес очень хорошо наконец-то пошел, мы продали и построили несколько сооружений для МЧС, одно в Новогорске, второе в Иркутской области, на озере Байкал (учебно-тренировочные комплексы МЧС. — «Профиль»). «Газпрому» несколько сооружений продали, и одно уже установили на полуострове Ямал для «Надымгазпрома». В принципе, сейчас нас знают, наши сооружения имеют спрос. Они имеют целостность как стандартное сооружение из железобетона, по прочности выдерживают снег и прочее, а также соответствуют всем нормам по пожарной безопасности. В этом году мы надеемся очень серьезно этот бизнес развить. Есть еще несколько небольших бизнесов у меня здесь, чтобы получить на масло и хлеб. Скажем, недвижимость в Америке.

— Вы что-то будете делать в России помимо ангаров по своему основному бизнесу?

— Да, конечно.

— Есть какие-то конкретные предложения от России?

— А их, как я уже объяснил, ни по первой, ни по второй, ни по третьей сделке не было. Хотя меня очень заинтересовал новый арест российского здания в Германии. Но проблема там на три миллиона долларов, она для меня маленькая.

— Заместитель руководителя Росстроя Владимир Коган вам не родственник?

— Нет, я его не знаю, я с ним никогда не встречался. Думаю, и он меня не знает. Коган — распространенная фамилия.

— У вас российское происхождение?

— Я учился и работал в Томске 13 лет. Конкретнее, в нынешней компании «Томскнефть». Потом с 1987 года жил и работал в Калуге. В 2001 году я эмигрировал в США.

— Вы гражданин США?

— Да.

— Сколько вам лет?

— Будет 48. Вообще, у меня нынче — чертовый год. Я родился 6 июня 1958 года. Получается, 6, 6, сейчас 2006 год. И 48 лет — шестью восемь, и 4 + 8 = 12, тоже две шестерки. Всего тринадцать шестерок. Надеюсь, на моем бизнесе это не отразится.

— Ну, эта цифра приблизительно верна… Дайте мне посчитать. Да, $68,6 млн. — это основная часть долга, но надо учесть, что все это тянется с 1993 года. То есть надо приплюсовать сумму процентов, которые набежали с тех пор.

— Сколько они составят?

— Вот как раз эту часть мы сейчас пытаемся согласовать и доказать. Она может составить от 100% до 40%.

— Почему именно вы стали участником этой сделки?

— Это просто мой бизнес, и я давно в этом работаю, в том числе и с Россией. В 1999 году после дефолта 1998 года была большая проблема, если вы помните. Западные банки, которые инвестировали в российские ГКО, после этих событий разделились на две части. Одна часть банков, ведомая, скажем, Credit Suisse, согласилась на реструктуризацию. Вторая часть банков, ведомая Bank of America, не согласилась на нее. Они считали, что это экспроприация. А Россия подписала соглашение, если не ошибаюсь, в 1992 году, что экспроприировать зарубежный капитал никогда не будет. В результате мне удалось решить проблему претензий Bank of America к России в начале без суда. Россия заплатила, как положено по закону. Не было никаких проблем, и Bank of America согласился с той суммой, которую они получили. После этого моя компания была представлена другим банкам. Такую же сделку мы совершили в 2001 году с японским банком. Нам удалось заключить сделку за 15 дней до начала арбитражного процесса против России. После этих сделок дальнейшая моя деятельность в этой области была логичной…

Я очень люблю то, что называется «вызовы». В 2001 году в России у меня состоялась шуточная беседа. Я говорил, что с Bank of America была тяжелая сделка, еще тяжелее было с японцами, а потом в шутку спросил: «Так есть еще чем мне заниматься?» Мне ответили: «Алекс, есть одна сделка, но мы тебе ее не советуем, — с компанией Noga. Потому что если ты думаешь, что Bank of America был тяжелой сделкой, то по сравнению с Noga это очень простая сделка».

— Вы можете назвать человека, с которым проходила эта беседа?

— Я бы не хотел говорить об этом. Конечно, я мог бы назвать людей из предыдущего правительства, но это уже не имеет смысла. Все очень честные, очень хорошие люди (смеется), которые, поверьте мне, болеют за интересы России. Как я сказал, я люблю вызовы, и я начал разбираться, что там с этой фирмой Noga. Там было очень много проблем. В декабре прошлого года, когда все более-менее стало ясно, мы решили заключить эту сделку.

— Какова дальнейшая судьба этого долга? Вы будете требовать его выплаты с России?

— Нет. С Россией, в принципе, вопрос улажен. И с самого начала он был улажен.

— Но деньги вам будут выплачиваться?

— Да, но согласно законам России. То есть по условиям реструктуризации, как и любому другому кредитору Российской Федерации. Все по закону. Россия сейчас платит свои долги регулярно, а иногда даже раньше срока. С Noga же у России была проблема… Россия, насколько я знаю, предлагала им решить этот вопрос очень давно.

— Через еврооблигации?

— Да, но по какой-то причине Noga считала, что Россия должна ей миллиарды! Если говорить об этом, то моя личная позиция как бизнесмена заключается в том, что Noga рисковала в России. Ну, представьте: 1990 год, небольшая семейная компания принимает риск Российской Федерации на миллиард долларов. Если бы какой-то человек даже имел эти деньги, он никогда бы не отдал их! А если ты решил их инвестировать в такой сумме в такую страну, то тебе место не в бизнесе. Претензии, на мой взгляд, абсолютно необоснованные.

— То есть это был невразумительный риск для Noga — приходить в Россию?

— Да, причем нелогичный. Никто этого не понимал. Без гарантий правительства, без гарантий банков российских — ничего этого у них не было. Были подписаны какие-то контракты на поставки… Ну и что? Какие-то контракты выполнялись, какие-то задерживались. Обе стороны имели право разорвать контакты, которые их не устраивали. Сама идея с самого начала была странной.

— Какие дивиденды вы получите от этой сделки?

— Я получу свой нормальный бизнес, как во всех остальных сделках: вы покупаете и продаете акции, долги. Я получу свою маржу, но она не за пределами разумного. То есть на этой сделке я не куплю себе Манхэттен.

— Чуть-чуть меньше?

— Это намного меньше. Я вам скажу так: интересы Российской Федерации были очень хорошо защищены. Чтобы никто не получил лишние деньги, включая меня. Здесь нет для меня никаких сотен или десятков миллионов долларов.

— Почему именно сейчас России выгодно ваше участие?

— Будем говорить немножко по-другому: я не купил ничего у Noga, у меня с ними нет ни одного контракта. Я с Noga не веду переговоры. А те три банка (BNP Paribas, Credit Lyonnais, Banque Cantonal de Geneve. — «Профиль») рассчитали и установили свой риск. Условия, которые я им предложил, они решили принять. Тем более что это проходило через их кредитный комитет, через риск, через все. Банки не считали эти долги никчемными. Эти долги имели свою серьезную ценность. И банки их продали мне. Вопрос заключался вот в чем. Почему, скажем, я этим занимался, а не Российская Федерация напрямую? Российская Федерация должна Noga по стокгольмским арбитражным решениям, а Noga передала банкам требования своих претензий к России, а не само стокгольмское решение. То есть получается, что РФ по своему закону ничего у банков купить не могла. Она должна Noga, а Noga не российская. В результате банкротства Noga было принято судебное решение о банкротстве, кому, как и что будет платиться, а Россия не являлась частью этого решения. Банки же являлись. То есть получалось, что России было абсолютно невозможно решить этот вопрос с банками. Патовая ситуация. Россия должна бы была тогда судиться с Noga, что она и делала, выверяя эти долги, сколько должна и так далее.

— Мы ведь не хотели платить Noga…

— А Noga ничего и не платилось. Я думаю, это правильно было сделано. Потому что, будем говорить так, уже давно известно, что Noga ничего не принадлежит. То есть весь ее финансовый интерес держали банки. А Noga не хотела кооперировать. Если бы они сказали: да, хорошо, не платите нам, так платите банкам, тогда мы вам дадим release, освобождение от арбитражных решений. Тогда можно было бы с ними работать. А Noga всегда говорила: платите только нам, и платите миллиарды. Поэтому фирме Noga России платить было нельзя. И, кстати, если бы Noga все же заплатили даже маленькую сумму, как вы думаете, куда бы они их дели? Они бы все равно судили Россию! Они бы арестовывали российские активы и далее.

— Что они несколько раз и проделали. Господин Коган, расскажите о своем бизнесе. Откуда у вас средства для дел такого масштаба?

— Я открыл свою компанию в 1994 году. Ее начальное название было International Procurement Development Inc. История этой компании интересная и длинная. Если коротко, то вначале я занимался форсайтингом чисто как брокер с компанией British-American Foresighting. Она находится в Сент-Луисе. Кстати, в 2000 году я ее купил. Сейчас она принадлежит мне.

Мы финансировали в том числе российские банки, их торговые операции. Это были коммерческие банки, многих из которых уже нет. И мне повезло. Очень большую по тем временам сумму — $20 млн. — мы дали одному из российских банков 15 февраля 1998 года, а через 6 месяцев эти деньги нам вернули с процентами. Это было 14 августа, а 19 августа случился дефолт. И тогда я стал работать наоборот. То есть я стал выкупать долги российских банков и компаний здесь, в США, по 10, 12, 15 центов за доллар. Когда я начал это успешно делать, например у Bank of America я выкупил банковский портфель российских банков, в Bank of America меня спросили: «Алекс, а не можете ли вы нам помочь с государственным долгом перед нами?» И у меня был мандат от Bank of America, по которому моя компания была правопреемницей интересов Bank of America на российском капитальном рынке. Когда я пришел с мандатом в правительство России, в Министерство финансов и сказал, что могу решить вопрос, я был хорошо встречен. А потом была вторая сделка, с японским банком. О третьей, с Noga, я уже рассказал.

— У вас еще есть какой-нибудь бизнес?

— Мой бизнес — это special assets, специальные активы. То есть надо взять какой-то актив, который сегодня стоит недорого, поработать, начать развивать и получить дополнительную стоимость. В 2001-м я купил minority-интерес в американской компании Asati — она была именно такой компанией. Она занимается воздухоопорными сооружениями. Я верю в эту технологию и с 2001 года пытаюсь ее внедрить в России. В прошлом году этот бизнес очень хорошо наконец-то пошел, мы продали и построили несколько сооружений для МЧС, одно в Новогорске, второе в Иркутской области, на озере Байкал (учебно-тренировочные комплексы МЧС. — «Профиль»). «Газпрому» несколько сооружений продали, и одно уже установили на полуострове Ямал для «Надымгазпрома». В принципе, сейчас нас знают, наши сооружения имеют спрос. Они имеют целостность как стандартное сооружение из железобетона, по прочности выдерживают снег и прочее, а также соответствуют всем нормам по пожарной безопасности. В этом году мы надеемся очень серьезно этот бизнес развить. Есть еще несколько небольших бизнесов у меня здесь, чтобы получить на масло и хлеб. Скажем, недвижимость в Америке.

— Вы что-то будете делать в России помимо ангаров по своему основному бизнесу?

— Да, конечно.

— Есть какие-то конкретные предложения от России?

— А их, как я уже объяснил, ни по первой, ни по второй, ни по третьей сделке не было. Хотя меня очень заинтересовал новый арест российского здания в Германии. Но проблема там на три миллиона долларов, она для меня маленькая.

— Заместитель руководителя Росстроя Владимир Коган вам не родственник?

— Нет, я его не знаю, я с ним никогда не встречался. Думаю, и он меня не знает. Коган — распространенная фамилия.

— У вас российское происхождение?

— Я учился и работал в Томске 13 лет. Конкретнее, в нынешней компании «Томскнефть». Потом с 1987 года жил и работал в Калуге. В 2001 году я эмигрировал в США.

— Вы гражданин США?

— Да.

— Сколько вам лет?

— Будет 48. Вообще, у меня нынче — чертовый год. Я родился 6 июня 1958 года. Получается, 6, 6, сейчас 2006 год. И 48 лет — шестью восемь, и 4 + 8 = 12, тоже две шестерки. Всего тринадцать шестерок. Надеюсь, на моем бизнесе это не отразится.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».