Архивная публикация 2000 года: "Археология любви"
Зоя Барбарунова, президент Дома моды CHAPURIN COUTURE, из тех женщин, которые коня на скаку не останавливают, а еще сильнее пришпоривают. Когда-то она писала диссертацию по археологии, потом продавала противогазы, теперь занялась модой. Параллельно воспитывает троих детей, обожает готовить, мужа любит, как в первый день знакомства. Наверное, именно так выглядит современное женское счастье.Зоя Барбарунова: Мне никогда в голову не приходило сидеть дома без работы. Четыре с половиной года назад, когда должна была родиться дочь Вера, то есть когда я была на девятом месяце, наша с мужем фирма курировала один нефтяной проект. У меня танкер в порт входил, два телефона звонили, не переставая -- вот Верочка и не появлялась, все сроки вышли. Подчиненные шутили, что первым ее словом будет "танкер".
Людмила Лунина: А вы продавали нефть?
З.Б.: Это громко звучит. Мой муж -- Сергей Пилецкий -- управляющий партнер инвестиционной компанией TIR -- Transmer Inv. & Oil Researсh. До рождения дочери я ему в меру сил помогала. Один проект был как раз связан с инвестициями в нефтяную отрасль. В настоящее время я президент компании CHAPURIN COUTURE.
Л.Л.: Такой разброс интересов -- от нефти до моды! А кто вы по образованию?
З.Б.: Археолог. Я родилась на Кубани, в шесть лет решила стать археологом, в школе серьезно себя к этому готовила. На истфак МГУ поступала трижды. Деньги на репетиторов зарабатывала сама, на заводе. В третий раз при поступлении набрала 25 баллов.
Л.Л.: Мы с вами коллеги, я тоже окончила истфак. Представляю, как хорошо вы учились.
З.Б.: Увы, у меня начались романы. Возлюбленные были фантастические, один Кругликов чего стоил.
Л.Л.: Кругликов? Моему поколению он достался в апокрифах. Говорили, что однажды он сбросил с тринадцатого этажа общежития горящий матрац. Был вечер, кто летел -- не разглядели, но на всякий случай вызвали милицию, скорую помощь, пожарных и начальника курса.
З.Б.: Это все произошло у меня на глазах. Кругликов варил лапшу в электрическом чайнике, поставив его на матрац. Ткань задымилась -- он попытался залить пламя сразу лапшой и водой, но начала свистеть противопожарная сигнализация -- он и пустил матрац в окно.
За это и другие художества его в конце концов из университета выгнали. Но я ему до сих пор благодарна. Он заставлял меня ходить на лекции по истории искусства, давал читать запрещенную литературу, показал Москву -- от ампира до конструктивизма. Иногда я думаю, что все, что в моей жизни было потом -- непрерывный труд, чтобы создать из себя личность,-- импульсом имело именно это общение.
Л.Л.: А что же археология?
З.Б.: Я была очень подготовленной студенткой -- что мне вначале и помогало. Но на втором курсе сняла квартиру, потому что учеба и общежитие были несовместимы. Конец 70-х -- начало 80-х, когда я училась, было временем чудес. Я застала живых Сахарова, Авдусина, Горского, Леонтьева -- весь цвет исторической и археологической науки.
На третьем курсе я вышла замуж за чрезвычайно достойного человека, энциклопедиста, архитектора. У него был прекрасный баритон, мы вместе под гитару пели мои любимые эмигрантские песни.
Сразу после института мужа забрали в армию. Я преподавала историю, готовилась к поступлению в аспирантуру и к рождению сына Николы. Очная аспирантура Института археологии была для меня единственным шансом заниматься наукой. На два места претендовало 27 человек: я и 26 мужиков. Когда я вернулась из роддома -- на столе меня ждали 160 монографий, материал к экзаменам. И вот лето, жара, коляска в одной руке, в другой -- книжка, история какого-нибудь Ямало-Печерского раскопа.
Л.Л.: Это, наверное, были самые трудные ваши годы?
З.Б.: Трудные начались позже. Муж в армии заболел туберкулезом, несколько лет он сидел на больничном. Мы снимали дачу в Николо-Архангельском. Я училась и работала на двух работах: преподавала на полторы ставки в ПТУ в Балашихе и убирала СМУ N1.
Я сегодня все это рассказывают Николе -- он слушает, как мифы Древней Греции. Но я, например, не покупаю сыну дорогих вещей, у него подержанный компьютер из нашего офиса. Я специально снижаю планку его благополучия. Чтобы не привыкал. Современных детей ведь не учат как дворян. Это купеческие дочки после революции не знали, чем заняться, потому что ничего делать не умели. А дворянки открывали шляпные мастерские и ателье мод.
Л.Л.: И как вы выкрутились?
З.Б.: Меня спасло огромное желание заниматься археологией. Началась перестройка -- в Институт археологии приехали иностранцы, и за два компьютера и один принтер наш скифско-сарматский сектор работал на них день и ночь.
Я съездила в Рим. Страны не увидела: сутками сидела за компьютером. Из Италии на пару недель слетала в Израиль. Для археолога там рай, да и вообще страна замечательная. Я поняла, что надо эмигрировать. С моей археологической базой данных меня брали в Иерусалимский университет -- при том, что в Израиле была страшная безработица.
В Россию я вернулась, только чтобы защитить диссертацию. Но для защиты надо было заплатить полторы тысячи рублей -- это в 1991 году. У меня таких денег не было. И я решила попробовать себя в бизнесе.
Мои археологические изыскания базировались на математических расчетах -- наш сектор анализировал 5 тысяч погребений по 365 признакам. Для этого университетские математики даже написали нам специальную программу. В бизнесе тоже много математики, поэтому я адаптировалась в нем достаточно быстро.
Вместе с друзьями детства организовала ООО. Когда началась "Буря в пустыне", совершенно неожиданно оказались востребованы обыкновенные противогазы. Я завела в компьютере базу данных, вначале дала объявление: "Куплю противогазы". Принимала около трехсот звонков в день. А потом -- объявление "Продам противогазы" -- и составила список потенциальных покупателей. Одни предприимчивые коммерсанты подписали со мной контракт на $79 миллионов -- и первая, пусть маленькая, партия противогазов ушла за границу, во что потом никто не мог поверить. На каком-то этапе этой сделки мне потребовалось конвертировать деньги -- и я встретила своего нынешнего мужа.
В общем, про Израиль я забыла. Был безумный роман -- вот уже почти восемь лет мы вместе. У нас трое детей: сын Сергея от первого брака, мой Никола и наша общая Верочка.
За что я люблю мужа -- в нем нет скучной предсказуемости. Каждое утро, когда мы едем на работу, я выхожу из машины и он закрывает за мной дверь -- это как после первого свидания: непонятно, встретимся мы снова или он исчезнет.
Л.Л.: Куда же он исчезнет -- от троих-то детей?
З.Б.: Если его очень разозлить -- запросто. Наши западные партнеры про него говорят так: incredible и impоssible, невозможный и невероятный. Образование у него техническое. Долгие годы профессионально занимался автомобильными гонками, да и сейчас его любимое занятие -- переделывать, совершенствовать автомобили.
Мне бабушка говорила: "Замуж выходи за еврея, в крайнем случае, за африканца. Но только не за украинца!" Сергей же из западных украинцев, с польскими кровями. Он очень упрямый человек, как и все его предки. А у меня тоже характер.
Для нас с мужем это второй брак. У нас обоих -- сыновья. Но мне ужасно хотелось дочку. А Сергей считал, что мы ее просто не прокормим. Когда я ему сообщила, что все-таки жду ребенка, он был вне себя. Я же, разозлившись, собрала вещи и уехала к родителям -- у нас дача в горах, чудесное место, ручьи бьют, кизил цветет.
На третий день муж вернул меня домой. Мы начали выяснить отношения в семь вечера -- и закончили в семь утра. Мой отец, который при этом невольно присутствовал, сказал: "Я все понял. Это любовь. Я, правда, не знал таких форм, но ничем другим это быть не может!"
Такого ношения на руках, какое продолжалось всю мою беременность, не было ни до, ни после. Муж даже согласился, что родится девочка, хотя сказал, что он не бракодел. Он смирился, что мы назовем ее Верочкой, хотя почему не Марийка?
Л.Л.: А как же возник бутик CHAPURIN COUTURE?
З.Б.: Когда Верочка чуть-чуть подросла, я стала думать, чем заниматься дальше. Просто зарабатывать деньги было уже неинтересно. И тут я встретилась с Игорем Чапуриным, с которым у нас обнаружилось редкое родство душ, да и просто дальнее родство. У Игоря феноменальные профессиональные данные. А у меня -- хорошая университетская гуманитарная база. Вот вам и тандем.
Я обожаю мемуары, у меня дома огромная библиотека мемуарной литературы. Так вот, если судить по воспоминаниям современников, Коко Шанель никогда выкройки не чертила, и кто моделировал у нее, история умалчивает. Она подавала идеи и гениально продавала свои вещи. И то и другое получается и у меня.
Л.Л.: Для вас это бизнес или хобби?
З.Б.: Бизнес, требующий долгосрочных инвестиций. Он, конечно, станет прибыльным, но не сразу, лет через пять как минимум. Мне кажется, это большой исторический прогресс: русский талант и русский финансовый менеджмент нашли друг друга. Вместе мы свернем горы.
Зоя Барбарунова, президент Дома моды CHAPURIN COUTURE, из тех женщин, которые коня на скаку не останавливают, а еще сильнее пришпоривают. Когда-то она писала диссертацию по археологии, потом продавала противогазы, теперь занялась модой. Параллельно воспитывает троих детей, обожает готовить, мужа любит, как в первый день знакомства. Наверное, именно так выглядит современное женское счастье.Зоя Барбарунова: Мне никогда в голову не приходило сидеть дома без работы. Четыре с половиной года назад, когда должна была родиться дочь Вера, то есть когда я была на девятом месяце, наша с мужем фирма курировала один нефтяной проект. У меня танкер в порт входил, два телефона звонили, не переставая -- вот Верочка и не появлялась, все сроки вышли. Подчиненные шутили, что первым ее словом будет "танкер".
Людмила Лунина: А вы продавали нефть?
З.Б.: Это громко звучит. Мой муж -- Сергей Пилецкий -- управляющий партнер инвестиционной компанией TIR -- Transmer Inv. & Oil Researсh. До рождения дочери я ему в меру сил помогала. Один проект был как раз связан с инвестициями в нефтяную отрасль. В настоящее время я президент компании CHAPURIN COUTURE.
Л.Л.: Такой разброс интересов -- от нефти до моды! А кто вы по образованию?
З.Б.: Археолог. Я родилась на Кубани, в шесть лет решила стать археологом, в школе серьезно себя к этому готовила. На истфак МГУ поступала трижды. Деньги на репетиторов зарабатывала сама, на заводе. В третий раз при поступлении набрала 25 баллов.
Л.Л.: Мы с вами коллеги, я тоже окончила истфак. Представляю, как хорошо вы учились.
З.Б.: Увы, у меня начались романы. Возлюбленные были фантастические, один Кругликов чего стоил.
Л.Л.: Кругликов? Моему поколению он достался в апокрифах. Говорили, что однажды он сбросил с тринадцатого этажа общежития горящий матрац. Был вечер, кто летел -- не разглядели, но на всякий случай вызвали милицию, скорую помощь, пожарных и начальника курса.
З.Б.: Это все произошло у меня на глазах. Кругликов варил лапшу в электрическом чайнике, поставив его на матрац. Ткань задымилась -- он попытался залить пламя сразу лапшой и водой, но начала свистеть противопожарная сигнализация -- он и пустил матрац в окно.
За это и другие художества его в конце концов из университета выгнали. Но я ему до сих пор благодарна. Он заставлял меня ходить на лекции по истории искусства, давал читать запрещенную литературу, показал Москву -- от ампира до конструктивизма. Иногда я думаю, что все, что в моей жизни было потом -- непрерывный труд, чтобы создать из себя личность,-- импульсом имело именно это общение.
Л.Л.: А что же археология?
З.Б.: Я была очень подготовленной студенткой -- что мне вначале и помогало. Но на втором курсе сняла квартиру, потому что учеба и общежитие были несовместимы. Конец 70-х -- начало 80-х, когда я училась, было временем чудес. Я застала живых Сахарова, Авдусина, Горского, Леонтьева -- весь цвет исторической и археологической науки.
На третьем курсе я вышла замуж за чрезвычайно достойного человека, энциклопедиста, архитектора. У него был прекрасный баритон, мы вместе под гитару пели мои любимые эмигрантские песни.
Сразу после института мужа забрали в армию. Я преподавала историю, готовилась к поступлению в аспирантуру и к рождению сына Николы. Очная аспирантура Института археологии была для меня единственным шансом заниматься наукой. На два места претендовало 27 человек: я и 26 мужиков. Когда я вернулась из роддома -- на столе меня ждали 160 монографий, материал к экзаменам. И вот лето, жара, коляска в одной руке, в другой -- книжка, история какого-нибудь Ямало-Печерского раскопа.
Л.Л.: Это, наверное, были самые трудные ваши годы?
З.Б.: Трудные начались позже. Муж в армии заболел туберкулезом, несколько лет он сидел на больничном. Мы снимали дачу в Николо-Архангельском. Я училась и работала на двух работах: преподавала на полторы ставки в ПТУ в Балашихе и убирала СМУ N1.
Я сегодня все это рассказывают Николе -- он слушает, как мифы Древней Греции. Но я, например, не покупаю сыну дорогих вещей, у него подержанный компьютер из нашего офиса. Я специально снижаю планку его благополучия. Чтобы не привыкал. Современных детей ведь не учат как дворян. Это купеческие дочки после революции не знали, чем заняться, потому что ничего делать не умели. А дворянки открывали шляпные мастерские и ателье мод.
Л.Л.: И как вы выкрутились?
З.Б.: Меня спасло огромное желание заниматься археологией. Началась перестройка -- в Институт археологии приехали иностранцы, и за два компьютера и один принтер наш скифско-сарматский сектор работал на них день и ночь.
Я съездила в Рим. Страны не увидела: сутками сидела за компьютером. Из Италии на пару недель слетала в Израиль. Для археолога там рай, да и вообще страна замечательная. Я поняла, что надо эмигрировать. С моей археологической базой данных меня брали в Иерусалимский университет -- при том, что в Израиле была страшная безработица.
В Россию я вернулась, только чтобы защитить диссертацию. Но для защиты надо было заплатить полторы тысячи рублей -- это в 1991 году. У меня таких денег не было. И я решила попробовать себя в бизнесе.
Мои археологические изыскания базировались на математических расчетах -- наш сектор анализировал 5 тысяч погребений по 365 признакам. Для этого университетские математики даже написали нам специальную программу. В бизнесе тоже много математики, поэтому я адаптировалась в нем достаточно быстро.
Вместе с друзьями детства организовала ООО. Когда началась "Буря в пустыне", совершенно неожиданно оказались востребованы обыкновенные противогазы. Я завела в компьютере базу данных, вначале дала объявление: "Куплю противогазы". Принимала около трехсот звонков в день. А потом -- объявление "Продам противогазы" -- и составила список потенциальных покупателей. Одни предприимчивые коммерсанты подписали со мной контракт на $79 миллионов -- и первая, пусть маленькая, партия противогазов ушла за границу, во что потом никто не мог поверить. На каком-то этапе этой сделки мне потребовалось конвертировать деньги -- и я встретила своего нынешнего мужа.
В общем, про Израиль я забыла. Был безумный роман -- вот уже почти восемь лет мы вместе. У нас трое детей: сын Сергея от первого брака, мой Никола и наша общая Верочка.
За что я люблю мужа -- в нем нет скучной предсказуемости. Каждое утро, когда мы едем на работу, я выхожу из машины и он закрывает за мной дверь -- это как после первого свидания: непонятно, встретимся мы снова или он исчезнет.
Л.Л.: Куда же он исчезнет -- от троих-то детей?
З.Б.: Если его очень разозлить -- запросто. Наши западные партнеры про него говорят так: incredible и impоssible, невозможный и невероятный. Образование у него техническое. Долгие годы профессионально занимался автомобильными гонками, да и сейчас его любимое занятие -- переделывать, совершенствовать автомобили.
Мне бабушка говорила: "Замуж выходи за еврея, в крайнем случае, за африканца. Но только не за украинца!" Сергей же из западных украинцев, с польскими кровями. Он очень упрямый человек, как и все его предки. А у меня тоже характер.
Для нас с мужем это второй брак. У нас обоих -- сыновья. Но мне ужасно хотелось дочку. А Сергей считал, что мы ее просто не прокормим. Когда я ему сообщила, что все-таки жду ребенка, он был вне себя. Я же, разозлившись, собрала вещи и уехала к родителям -- у нас дача в горах, чудесное место, ручьи бьют, кизил цветет.
На третий день муж вернул меня домой. Мы начали выяснить отношения в семь вечера -- и закончили в семь утра. Мой отец, который при этом невольно присутствовал, сказал: "Я все понял. Это любовь. Я, правда, не знал таких форм, но ничем другим это быть не может!"
Такого ношения на руках, какое продолжалось всю мою беременность, не было ни до, ни после. Муж даже согласился, что родится девочка, хотя сказал, что он не бракодел. Он смирился, что мы назовем ее Верочкой, хотя почему не Марийка?
Л.Л.: А как же возник бутик CHAPURIN COUTURE?
З.Б.: Когда Верочка чуть-чуть подросла, я стала думать, чем заниматься дальше. Просто зарабатывать деньги было уже неинтересно. И тут я встретилась с Игорем Чапуриным, с которым у нас обнаружилось редкое родство душ, да и просто дальнее родство. У Игоря феноменальные профессиональные данные. А у меня -- хорошая университетская гуманитарная база. Вот вам и тандем.
Я обожаю мемуары, у меня дома огромная библиотека мемуарной литературы. Так вот, если судить по воспоминаниям современников, Коко Шанель никогда выкройки не чертила, и кто моделировал у нее, история умалчивает. Она подавала идеи и гениально продавала свои вещи. И то и другое получается и у меня.
Л.Л.: Для вас это бизнес или хобби?
З.Б.: Бизнес, требующий долгосрочных инвестиций. Он, конечно, станет прибыльным, но не сразу, лет через пять как минимум. Мне кажется, это большой исторический прогресс: русский талант и русский финансовый менеджмент нашли друг друга. Вместе мы свернем горы.
ЛЮДМИЛА ЛУНИНА
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
