Архивная публикация 2002 года: "Цельная натура"
Новые русские стены крепки, а двери железны. Но пасаран, никто не пройдет, никто не услышит -- что за потрясающая воображение жизнь там кипит, что за неземные, неведомые обыкновенному миру страсти расцветают в тиши квартир улучшенной планировки с тройной звукоизоляцией и внутренними стенками в пять кирпичей. И когда оказывается, что и страсти, и жизни примерно те же, что у обитателей хрущоб, только мебель итальянская, -- почему-то становится досадно. Не о таком мы мечтали, не о таком...Рабыня Изаура в сарае горит, но не сгорает. Иден выходит замуж за Хуана Антонио, и у них рождается Сиси. Сиси впадает в кому, Иден теряет память и напрочь не узнает ни Хуана Антонио, ни коматозную Сиси, сбегает с заезжим акробатом, ходит в бродячем цирке по проволоке, падает, ломает шею и от потрясения вспоминает все. В результате мужчины деревни Нижние Давыдки пишут письмо на телевидение и просят, чтобы телевидение не показывало сериал "Любовь до гроба" в восемь вечера, потому что в восемь бабам полагается доить коров, а они не доят, а смотрят про любовь до гроба и плачут. А доить приходится мужикам, чего, естественно, настоящий мужчина никак не может одобрить, настоящему мужчине и без коров есть чем заняться.
Происходят семейные конфликты со взаимными оскорблениями, доходящими до рукоприкладства. В результате может пострадать даже сам телевизор, что для жителя Нижних Давыдок -- потеря невосполнимая.
...Натусю Мишка нарыл где-то там, где спят курганы темные. Девушка, пару лет назад закончившая школу, всю эту пару лет угрюмо простояла на распутье: местная жизнь крутилась вокруг забоя, а Натусе совсем не нравились трудовые достижения ее папы-шахтера и мамы-поварихи, которые к тому же зарплату не получали, а на что пили -- так это одна из величайших загадок русского и братского ему украинского народов, вперемежку живущих в родном Натуськином городке. Каким образом среди всеобщей нищеты, пьянства и отсутствия витаминов Натуся сумела вырасти в девицу, способную стать мечтой мужской части отдыхающих на любой горно-лыжной базе, -- это генетический секрет, однако все вышло именно так, и очень жаль, что поблизости не оказалось ни одной горно-лыжной базы.
Но не все жизни бить нас по голове -- иногда для разнообразия она может и улыбнуться: судьба бизнесмена зачем-то занесла моего друга Мишку в неперспективный угледобывающий украинский регион. И что самое смешное -- он вовсе не планировал ночевать в этой дыре, особенно после того, как увидел то, что по привычке назвал отелем и что было всего лишь домом колхозника, переименованным в гостиницу "Континент", -- однако почему-то ночевать остался. И вы представьте себе: теплый украинский вечер, трущобные домишки, вид на трубы с вечными, потому как выложенными кирпичом другого цвета, надписями: "Партия -- наш рулевой", "Решения ХХII съезда КПСС -- в жизнь!". Мишка разволновался до того, что почувствовал подступление скупой мужской слезы -- вспомнил комсомольскую юность, работу мэнээсом за 120 рэ и командировки по "Бескрайнейсоветскойродине". Словом, размяк Мишка, бери его кто хочет голыми руками.
И вот, пропитавшись ностальгическими настроениями, он докатился до крайности -- пошел в кино, по дороге припоминая: а когда он, собственно, делал нечто подобное в последний раз? Получилось, что в кино Мишка не был никак не меньше десяти лет и напрочь забыл, как там все устроено. Поэтому он твердо настроился на экзотические переживания и необычные ощущения. И он их получил: в грязном зальчике, на стульях, чьи сиденья чья-то инженерная мысль построила такими, что как ни сядешь -- все равно сползешь, показывали душераздирающий фильм про то, как бедная, но честная проститутка любила одного такого богатого, а потом заразилась СПИДом и умерла у него на руках, а тот богатый потом долго и искренне рыдал над ее трупом. Мишка, разумеется, не знал, что создатели шедевра слямзили сюжет у Дюма-сына; тем более разумеется, что об этом не догадывалась и Натуся. Ну сперли -- в конце концов, дело не в "Даме с камелиями". Дело в том, что все умерли, кино кончилось, в зале зажегся свет -- и наш Мишка был сражен наповал, увидев в соседнем ряду потрясающее, невероятной красоты Натусино личико, залитое слезами и украшенное размазанной индийской тушью "Лакме" синего цвета.
Так Мишка обрел умопомрачительную красавицу жену, а Натуся -- весь мир у своих ног.
Ощутив себя королевой, Натуся стала обнаруживать кучу аристократических замашек, да таких, которые настоящему аристократу не приснятся в кошмарном сне: например, она напрочь отказывалась в самых что ни на есть пятизвездочных отелях спать на местном белье и есть из местной посуды. "Потому что откуда я знаю, кто до меня на этом спал? -- спрашивала Натуся. -- Может, кто заразный?" А Мишке что -- жалко купить своему ангелочку какую-то там простыню или пару тарелок?
Но не все коту масленица. И вот однажды Натуся сделала потрясающее открытие: оказывается, богатый человек вовсе не завтракает устрицами с розовым шампанским и не проводит дни в приятной неге, а пашет как проклятый с утра до ночи и голова у него занята не прелестями жены, а каким-то дурацким алюминием в прокате и прочими противоестественными вещами. А как же любовь и страсть, где, спрашивается, неземные переживания и сладкие волнения, для которых Натуся появилась на свет?
"Зачем цвету? -- страдала она. -- Вот ведь живут же люди -- а что я? Что у меня? Где все это?"
Насчет "живут же люди" -- в этом смысле Натусин опыт был, прямо скажем, невелик: в Москве она так ни с кем и не подружилась. Если честно, то дружить с ней было не очень интересно. То есть зачем с ней захотелось бы дружить мужчинам -- это понятно; но твердые Натусины моральные устои делали такую дружбу совершенно бесперспективной, и мужчины это чувствовали. Женщинам же брать Натусю в подруги было и вовсе ни к чему: выглядеть прилично на ее фоне не удалось бы даже Лиз Тейлор в лучшие годы, а кому такое надо? Однако Натуся хоть и теоретически, но твердо знала, как выглядит настоящее счастье -- в конце концов, не зря же она внимательнейшим образом просмотрела все сериалы от "Рабыни Изауры" до бессмертной "Санта-Барбары", вместе с которой, собственно, и росла: она слилась с ее героями еще школьницей старших классов и не рассталась с ними, превратившись в состоятельную замужнюю даму.
Между прочим, даже рожая наследника, Натуся силой воли сдержала стремление организма поскорее разродиться -- схватки начались очень уж не вовремя, за пять минут до очередной серии. И только досмотрев ее до конца, эта стоическая женщина, эта цельная натура позволила наконец своему сыну выйти на свет.
...У Мишки был трудный день: он "ломал" японцев. Японцы не ломались и говорили, что это дорого, а Мишка доказывал, что вовсе не дорого, а дешевле не бывает. И тут зазвонил мобильник:
-- Миха! -- нервно орал голос соседа по лестничной клетке. -- Миха, скорей домой! У тебя пожар!
Мишка ослабел и, схватившись за хрупкое плечо ближайшего японца, пролепетал:
-- Как -- пожар?.. А мои-то где?
-- Да малец твой тут, во дворе с нянькой. А где Наташка -- никто не знает...
Мишка мчался домой по встречной полосе, плюя на светофоры, и перед глазами у него стояла жуткая картина обугленного Натусиного тела. "Только бы жива, -- клялся он себе. -- Никогда больше не оставлю ее одну, бедная моя девочка, это я во всем виноват"... -- И так далее, сами понимаете, чего только не наобещает себе человек в подобной ситуации.
Когда Мишка подъехал к дому, пожарные еще боролись с огнем. Полыхал балкон -- вернее, балконная бамбуковая мебель, горело весело и дружно, а пожарные никак не могли подобраться поближе: этаж высокий, длины лестниц не хватает, а железная дверь Мишкиной квартиры на все усилия ее выломать ответила отказом. Мишка стремился внутрь. С криками: "Там моя жена, пустите!" -- он пытался вырваться из рук державших его соседей, а потом поймал своего сына, с восторгом наблюдавшего за тем, как горит его дом и, видимо, его мать, уткнулся лицом в ребенка и жутко завыл.
Тем временем героическим пожарным удалось по соседским балконам добраться до места возгорания. К этому времени бамбук почти догорел сам собой; пожарные его залили, выбили окно и проникли в квартиру. Квартира оказалась целехонькой, задымления не наблюдалось -- пожарные позволили Мишке подняться и открыть наконец своим ключом неприступную железную дверь. С диким криком: "Наташка!" несчастный ворвался на пепелище.
-- Ты уже дома? -- раздался удивленный нежный голос, и из соседней комнаты выплыла Натуся в шелковом халате и грязевой косметической маске. Мишка кинулся к вновь обретенной супруге и, к некоторому ее смущению, на глазах у толпы пожарных принялся покрывать ее горячими поцелуями, совершенно не обращая внимания на жуткую черную косметическую грязь, скрывавшую прелестное личико. Мишке показалось, что это Натуся так страшно обгорела, и он стремился немедленно ей втолковать, что будет любить ее и такую, что для него главное -- не внешняя красота, а богатый внутренний мир жены, которую он теперь никогда не оставит одну. Впрочем, второй взгляд, брошенный на лицо Натуси, открыл ему на этот счет правду, и он задал ей закономерный вопрос:
-- Ты где была?
-- Как -- где? Дома, "Санту-Барбару" смотрела.
И где вы еще встретите такую крепкую, целеустремленную натуру, столь истово поглощенную главным делом? Да, она не слышала ни того, как ломали и не сломали дверь, ни как воют пожарные машины и вопят соседи; она не заметила запаха гари, не уловила звона разбитого стекла балконной двери, не обратила внимания на группу пожарных, осматривавших соседнюю комнату на предмет возгорания... Она ничего не заметила, она была занята: впитывала "Санта-Барбару". И пусть весь мир подождет.
Пожарные дружно выругались и ушли. Мишка сдержался и жену не убил -- он всего лишь отнес на помойку телевизор и целых две недели принципиально не покупал новый.
Потом, конечно, купил.
Новые русские стены крепки, а двери железны. Но пасаран, никто не пройдет, никто не услышит -- что за потрясающая воображение жизнь там кипит, что за неземные, неведомые обыкновенному миру страсти расцветают в тиши квартир улучшенной планировки с тройной звукоизоляцией и внутренними стенками в пять кирпичей. И когда оказывается, что и страсти, и жизни примерно те же, что у обитателей хрущоб, только мебель итальянская, -- почему-то становится досадно. Не о таком мы мечтали, не о таком...Рабыня Изаура в сарае горит, но не сгорает. Иден выходит замуж за Хуана Антонио, и у них рождается Сиси. Сиси впадает в кому, Иден теряет память и напрочь не узнает ни Хуана Антонио, ни коматозную Сиси, сбегает с заезжим акробатом, ходит в бродячем цирке по проволоке, падает, ломает шею и от потрясения вспоминает все. В результате мужчины деревни Нижние Давыдки пишут письмо на телевидение и просят, чтобы телевидение не показывало сериал "Любовь до гроба" в восемь вечера, потому что в восемь бабам полагается доить коров, а они не доят, а смотрят про любовь до гроба и плачут. А доить приходится мужикам, чего, естественно, настоящий мужчина никак не может одобрить, настоящему мужчине и без коров есть чем заняться.
Происходят семейные конфликты со взаимными оскорблениями, доходящими до рукоприкладства. В результате может пострадать даже сам телевизор, что для жителя Нижних Давыдок -- потеря невосполнимая.
...Натусю Мишка нарыл где-то там, где спят курганы темные. Девушка, пару лет назад закончившая школу, всю эту пару лет угрюмо простояла на распутье: местная жизнь крутилась вокруг забоя, а Натусе совсем не нравились трудовые достижения ее папы-шахтера и мамы-поварихи, которые к тому же зарплату не получали, а на что пили -- так это одна из величайших загадок русского и братского ему украинского народов, вперемежку живущих в родном Натуськином городке. Каким образом среди всеобщей нищеты, пьянства и отсутствия витаминов Натуся сумела вырасти в девицу, способную стать мечтой мужской части отдыхающих на любой горно-лыжной базе, -- это генетический секрет, однако все вышло именно так, и очень жаль, что поблизости не оказалось ни одной горно-лыжной базы.
Но не все жизни бить нас по голове -- иногда для разнообразия она может и улыбнуться: судьба бизнесмена зачем-то занесла моего друга Мишку в неперспективный угледобывающий украинский регион. И что самое смешное -- он вовсе не планировал ночевать в этой дыре, особенно после того, как увидел то, что по привычке назвал отелем и что было всего лишь домом колхозника, переименованным в гостиницу "Континент", -- однако почему-то ночевать остался. И вы представьте себе: теплый украинский вечер, трущобные домишки, вид на трубы с вечными, потому как выложенными кирпичом другого цвета, надписями: "Партия -- наш рулевой", "Решения ХХII съезда КПСС -- в жизнь!". Мишка разволновался до того, что почувствовал подступление скупой мужской слезы -- вспомнил комсомольскую юность, работу мэнээсом за 120 рэ и командировки по "Бескрайнейсоветскойродине". Словом, размяк Мишка, бери его кто хочет голыми руками.
И вот, пропитавшись ностальгическими настроениями, он докатился до крайности -- пошел в кино, по дороге припоминая: а когда он, собственно, делал нечто подобное в последний раз? Получилось, что в кино Мишка не был никак не меньше десяти лет и напрочь забыл, как там все устроено. Поэтому он твердо настроился на экзотические переживания и необычные ощущения. И он их получил: в грязном зальчике, на стульях, чьи сиденья чья-то инженерная мысль построила такими, что как ни сядешь -- все равно сползешь, показывали душераздирающий фильм про то, как бедная, но честная проститутка любила одного такого богатого, а потом заразилась СПИДом и умерла у него на руках, а тот богатый потом долго и искренне рыдал над ее трупом. Мишка, разумеется, не знал, что создатели шедевра слямзили сюжет у Дюма-сына; тем более разумеется, что об этом не догадывалась и Натуся. Ну сперли -- в конце концов, дело не в "Даме с камелиями". Дело в том, что все умерли, кино кончилось, в зале зажегся свет -- и наш Мишка был сражен наповал, увидев в соседнем ряду потрясающее, невероятной красоты Натусино личико, залитое слезами и украшенное размазанной индийской тушью "Лакме" синего цвета.
Так Мишка обрел умопомрачительную красавицу жену, а Натуся -- весь мир у своих ног.
Ощутив себя королевой, Натуся стала обнаруживать кучу аристократических замашек, да таких, которые настоящему аристократу не приснятся в кошмарном сне: например, она напрочь отказывалась в самых что ни на есть пятизвездочных отелях спать на местном белье и есть из местной посуды. "Потому что откуда я знаю, кто до меня на этом спал? -- спрашивала Натуся. -- Может, кто заразный?" А Мишке что -- жалко купить своему ангелочку какую-то там простыню или пару тарелок?
Но не все коту масленица. И вот однажды Натуся сделала потрясающее открытие: оказывается, богатый человек вовсе не завтракает устрицами с розовым шампанским и не проводит дни в приятной неге, а пашет как проклятый с утра до ночи и голова у него занята не прелестями жены, а каким-то дурацким алюминием в прокате и прочими противоестественными вещами. А как же любовь и страсть, где, спрашивается, неземные переживания и сладкие волнения, для которых Натуся появилась на свет?
"Зачем цвету? -- страдала она. -- Вот ведь живут же люди -- а что я? Что у меня? Где все это?"
Насчет "живут же люди" -- в этом смысле Натусин опыт был, прямо скажем, невелик: в Москве она так ни с кем и не подружилась. Если честно, то дружить с ней было не очень интересно. То есть зачем с ней захотелось бы дружить мужчинам -- это понятно; но твердые Натусины моральные устои делали такую дружбу совершенно бесперспективной, и мужчины это чувствовали. Женщинам же брать Натусю в подруги было и вовсе ни к чему: выглядеть прилично на ее фоне не удалось бы даже Лиз Тейлор в лучшие годы, а кому такое надо? Однако Натуся хоть и теоретически, но твердо знала, как выглядит настоящее счастье -- в конце концов, не зря же она внимательнейшим образом просмотрела все сериалы от "Рабыни Изауры" до бессмертной "Санта-Барбары", вместе с которой, собственно, и росла: она слилась с ее героями еще школьницей старших классов и не рассталась с ними, превратившись в состоятельную замужнюю даму.
Между прочим, даже рожая наследника, Натуся силой воли сдержала стремление организма поскорее разродиться -- схватки начались очень уж не вовремя, за пять минут до очередной серии. И только досмотрев ее до конца, эта стоическая женщина, эта цельная натура позволила наконец своему сыну выйти на свет.
...У Мишки был трудный день: он "ломал" японцев. Японцы не ломались и говорили, что это дорого, а Мишка доказывал, что вовсе не дорого, а дешевле не бывает. И тут зазвонил мобильник:
-- Миха! -- нервно орал голос соседа по лестничной клетке. -- Миха, скорей домой! У тебя пожар!
Мишка ослабел и, схватившись за хрупкое плечо ближайшего японца, пролепетал:
-- Как -- пожар?.. А мои-то где?
-- Да малец твой тут, во дворе с нянькой. А где Наташка -- никто не знает...
Мишка мчался домой по встречной полосе, плюя на светофоры, и перед глазами у него стояла жуткая картина обугленного Натусиного тела. "Только бы жива, -- клялся он себе. -- Никогда больше не оставлю ее одну, бедная моя девочка, это я во всем виноват"... -- И так далее, сами понимаете, чего только не наобещает себе человек в подобной ситуации.
Когда Мишка подъехал к дому, пожарные еще боролись с огнем. Полыхал балкон -- вернее, балконная бамбуковая мебель, горело весело и дружно, а пожарные никак не могли подобраться поближе: этаж высокий, длины лестниц не хватает, а железная дверь Мишкиной квартиры на все усилия ее выломать ответила отказом. Мишка стремился внутрь. С криками: "Там моя жена, пустите!" -- он пытался вырваться из рук державших его соседей, а потом поймал своего сына, с восторгом наблюдавшего за тем, как горит его дом и, видимо, его мать, уткнулся лицом в ребенка и жутко завыл.
Тем временем героическим пожарным удалось по соседским балконам добраться до места возгорания. К этому времени бамбук почти догорел сам собой; пожарные его залили, выбили окно и проникли в квартиру. Квартира оказалась целехонькой, задымления не наблюдалось -- пожарные позволили Мишке подняться и открыть наконец своим ключом неприступную железную дверь. С диким криком: "Наташка!" несчастный ворвался на пепелище.
-- Ты уже дома? -- раздался удивленный нежный голос, и из соседней комнаты выплыла Натуся в шелковом халате и грязевой косметической маске. Мишка кинулся к вновь обретенной супруге и, к некоторому ее смущению, на глазах у толпы пожарных принялся покрывать ее горячими поцелуями, совершенно не обращая внимания на жуткую черную косметическую грязь, скрывавшую прелестное личико. Мишке показалось, что это Натуся так страшно обгорела, и он стремился немедленно ей втолковать, что будет любить ее и такую, что для него главное -- не внешняя красота, а богатый внутренний мир жены, которую он теперь никогда не оставит одну. Впрочем, второй взгляд, брошенный на лицо Натуси, открыл ему на этот счет правду, и он задал ей закономерный вопрос:
-- Ты где была?
-- Как -- где? Дома, "Санту-Барбару" смотрела.
И где вы еще встретите такую крепкую, целеустремленную натуру, столь истово поглощенную главным делом? Да, она не слышала ни того, как ломали и не сломали дверь, ни как воют пожарные машины и вопят соседи; она не заметила запаха гари, не уловила звона разбитого стекла балконной двери, не обратила внимания на группу пожарных, осматривавших соседнюю комнату на предмет возгорания... Она ничего не заметила, она была занята: впитывала "Санта-Барбару". И пусть весь мир подождет.
Пожарные дружно выругались и ушли. Мишка сдержался и жену не убил -- он всего лишь отнес на помойку телевизор и целых две недели принципиально не покупал новый.
Потом, конечно, купил.
ЛЕНА ЗАЕЦ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
