29 марта 2024
USD 92.26 -0.33 EUR 99.71 -0.56
  1. Главная страница
  2. Архивная запись
  3. Архивная публикация 2005 года: "Чубайс. Фамилия такая"

Архивная публикация 2005 года: "Чубайс. Фамилия такая"

Отрочество Юлии Чубайс, племянницы Анатолия Чубайса, прошло в политической борьбе. Но потом она разочаровалась в политике. И познакомилась с мужем, главой российского представительства компании RWE Карстеном Вебером. Владимир Харченко: Где вы родились?

©
Отрочество Юлии Чубайс, племянницы Анатолия Чубайса, прошло в политической борьбе. Но потом она разочаровалась в политике. И познакомилась с мужем, главой российского представительства компании RWE Карстеном Вебером.
©
Владимир Харченко: Где вы родились?

Юлия Чубайс: В Москве. Выросла в доме Академии наук на Ленинском проспекте, постройки архитектора Щусева, где мы сейчас живем с Карстеном. В этом доме жили многие ученые — Капица, Примаков да и сам Щусев. Мой дедушка по маминой линии, Иван Тюрин, был академиком-почвоведом и в свое время получил здесь квартиру.

В.Х.: А где вы учились?

Ю.Ч.: В двух школах. Номер четыре, с английским уклоном, и в сорок пятой. Среди учеников четвертой школы была, например, внучка Михаила Горбачева, Ксения, и Катя Лычева, которая в свое время написала письмо Рейгану. Внучка Горбачева у нас проучилась недолго. Бедной девочке явно не повезло, ее все время спрашивали: «А как зовут твоего дедушку?» Вначале она принимала все за чистую монету и отвечала: «Михаил Сергеевич». А через две недели у нее сдали нервы и она перестала отвечать. Честно говоря, ее было жалко.

В.Х.: А у вас в школе не было проблем?

Ю.Ч.: Были! За восемь лет у меня остались от четвертой школы только неприятные воспоминания. Я росла в политизированной семье, и это имело свои последствия. В начале перестройки я активно увлекалась политикой. У меня был значок «Борис—борись!» с портретом Ельцина, который я стала носить в школу вместо пионерского. Это как раз был период, когда Ельцин находился в опале и поддерживать его было «не надо». Поэтому учителя начали шпынять меня за значок. Они говорили, что учеба — не митинг и не демонстрация и выражать свое мнение в стенах школы незачем.

В.Х.: То есть значок с Ельциным вы носили вместе с пионерским галстуком?

Ю.Ч.: Поначалу да. Нас отслеживали: без пионерского галстука в школу ходить было нельзя. Устраивали облавы на тех, кто был без галстука или забывал его выгладить. Я дала себе слово, что если меня еще раз вызовут к директору или завучу, то я выйду из пионеров. Очередное разбирательство не заставило себя ждать. Я сказала: «Раз вы не можете ценить чужое мнение, я не собираюсь состоять в вашей пионерской организации!» При всем честном народе я сняла галстук и больше его не надела. В школе разразился большой скандал. Как меня не выгнали, я не знаю.

Но пытались. В знак протеста я написала на своем дневнике: «Ельцин — это правда!» За это мне сделали дисциплинарное замечание и пообещали исключить из школы, если я не сотру эту надпись. Я никогда не забуду директора школы, которая попрежнему занимает сей пост. Я ей сказала: «Знаете, это мой дневник. Что хочу, то на нем и пишу». Она ответила: «Это твой документ, и ты не имеешь права». «Вы знаете, — сказала я (тогда мне было лет 12 или 13), — моим документом является свидетельство о рождении и паспорта родителей, в которые я вписана, а дневник — это оценка моей собственной успеваемости. Что я хочу на нем писать, то и буду!» И вместо того, чтобы эту надпись смыть или замазать, я жирно обвела ее. После этого учителя в школе поняли, что бороться со мной бесполезно, а одноклассники прозвали меня «Чубайс — защитница прав человека». А когда была первая предвыборная кампания Ельцина, мы с одноклассниками написали листовку, что ученики такого-то класса четвертой школы просят избирателей поддержать кандидатуру Ельцина на выборах. Мы клеили ее везде — в автобусах, в троллейбусах, по дороге в школу. После чего, естественно, вызвали целую бригаду из РОНО, которая устроила в школе проверку. Наш класс просто замучили: «Где эти подстрекатели?» А я заболела, у меня была ангина. Но когда выздоровела, мне крепко досталось.

В.Х.: Вроде уже начала появляться гласность…

Ю.Ч.: Только ростки. Я помню, один из учителей, завуч по английской части, подошел ко мне и сказал: «Юля, ты молодец. Хороший у тебя значок. Передай своим родителям привет». После чего уволился из школы. А я была счастлива, когда после 9-го класса ушла в сорок пятую школу.

В.Х.: Кстати, а значок с Путиным вы бы надели?

Ю.Ч.: Я разочаровалась в политике. В начале перестройки был совсем другой эмоциональный порыв, но времена значков прошли. Тогда политика меня сильно привлекала. Мы всей семьей ходили на демонстрации. Я не помню ни одного демократического митинга, который бы я пропустила. В Парке культуры меня сфотографировали с плакатом «Ельцин — это правда!». Потом этот снимок я обнаружила на форзаце книжки Ельцина «Исповедь на заданную тему». Она попала туда совершенно случайно. Как-то я проскользнула на встречу с избирателями Ельцина в Доме кино. Мне было лет четырнадцать. Там был строгий вход по пригласительным билетам, а я прошмыгнула под каким-то турникетом. Мне очень хотелось, чтобы он надписал мне свою книжку. Помню, как все на меня уставились: «К вам ребенок какой-то». Эту книжку с автографом я храню до сих пор и всегда вожу ее с собой вместе с документами.

В.Х.: Помимо политики вы чем-нибудь увлекались?

©
Ю.Ч.: Я с четырех лет занималась музыкой. У меня был гениальный педагог по сольфеджио Владимир Кирюшин, который мог, по-моему, развить слух и у слона. У него была совершенно уникальная методика, но его травили всеми средствами советской власти. При этом у него учились дети всей московской элиты того времени. В четыре года я могла спеть две с половиной ноты. Через два года занятий у меня был абсолютный слух. Потом я поступила в школу при Консерватории по классу фортепиано. Семь лет я училась в ней параллельно с общеобразовательной школой. Поэтому когда все копались в песочнице и играли в снежки, я сидела дома и отыгрывала программу.

В.Х.: А после школы?

Ю.Ч.: Родители отправили меня на год учиться в Германию, под Дюссельдорф. Уезжая, я знала всего двести слов. Но семья, в которую я попала, помогла мне выучить немецкий за год. Вернувшись в Москву, я очень хотела поступать либо в Консерваторию, либо в ГИТИС. В итоге я поступила в Институт международного права и экономики по специальности «международное право».

В.Х.: Почему не в Консерваторию?

Ю.Ч.: Возникли трения с папой. Мне было категорически запрещено заниматься музыкой профессионально. «Хочешь петь -пой в ванной», — сказал он мне.

В.Х.: В институте вы уже были «племянницей Чубайса»?

Ю.Ч.: Спрашивают и по сей день: «Это ваш родственник?» Я не люблю, когда ко мне относятся не как к личности, к человеку, а как к чьей-то родственнице. Я глубоко уважаю своего дядю. Были недружелюбные люди, которые завидовали и думали: «Понятно, почему Чубайс пятерку поставили». А был педагог (он вел уголовное право), который говорил: «Чубайс и иже с ним давно должны сидеть за решеткой». Он поставил мне двойку на экзамене, не дав ответить ни на один вопрос. Я сказала: «Ну я же еще не ответила». «А отвечать не надо. Придете пересдавать». Ну как можно с такими людьми общаться? Их можно только пожалеть.

В.Х.: Но институты, наверное, вы не меняли, как школы?

Ю.Ч.: Я училась в нескольких университетах. По обмену я ездила в Германию, в университет Пассау (маленький городок на границе с Австрией), учиться юриспруденции. Потом поехала в Канаду, поскольку там (как и в США), в отличие от Европы, признали мой диплом. И я решила после полученной в России степени бакалавра получить еще магистра в Канаде или Штатах. Через год учебы в университете Торонто я стала магистром по международным отношениям и политологии.

В.Х.: Наверное, за границей у вас уже не было никаких проблем с учебой?

Ю.Ч.: В Торонто все было прекрасно, если не считать единственной, почти комичной ситуации. Один из моих педагогов оказался неомарксистом, о чем я и не догадывалась. Именно по его предмету — «Истории политических теорий» — мне досталось написать доклад про Карла Маркса, а потом его озвучить. Испытывая особую любовь к этому подданному Германии (смеется), я, естественно, написала все, что думаю по поводу его теории, объяснив, что, к сожалению, Карл Маркс заблуждался в главном, рассматривая человеческую сущность как положительную. Он считал, что люди по натуре хорошие и будут сами работать, поэтому им не нужна ни конкуренция, ни зарплата. Все одинаковые и все равны. Что получилось на практике — мы знаем. Про тех, кто оказывается особенно равным в данной ситуации, писал Оруэлл в «Ферме животных». Я попыталась показать в своей работе все, что происходит при воплощении «идеальной» теории на практике. Если студенты могли в течение часа делать презентацию, то, зная, какую я занимаю позицию по этому вопросу, мне дали слово в последние 15 минут семинара. И слушать меня никто не хотел. Меня тут же стали перебивать. Мне было сказано: «Не надо нам практики, нас интересует только теория». И тут у меня ком подкатил к горлу, потому что мой прадед отсидел 10 месяцев в одиночной камере в 1931 году и потом 10 лет провел в лагере на лесоповале на Урале. «Какое вы имеете право затыкать мне рот и говорить, что теория существует отдельно от практики? — спросила я. — Эта теория ошибочна. Она стоила миллионов жизней ни в чем не повинных людей». Мне очень хотелось сказать: «Вы просто слепы». Профессор на самом деле был физически слепым, но при этом работал в университете. Я подумала, поживи он в Советском Союзе — постоял бы в очереди за лабрадором-поводырем лет эдак десять, да и вряд ли бы его до чтения лекций допустили... Я поняла: не важно, где ты учишься, — если ты не разделяешь точку зрения профессора, то и будешь белой вороной. Вдобавок в Торонто я пришла к убеждению, что политика — не мое дело.

В.Х.: Почему?

Ю.Ч.: Я поняла, что политику, говоря словами моего отчима, Леонарда Оберландера, определяют два фактора — голоса избирателей плюс большие деньги. Моя специальность — урегулирование международных конфликтов. Каждый год университет выпускает специалистов по определенному направлению. Столько-то специалистов по урегулированию конфликта, допустим, Израиля с Палестиной или конфликта на Кипре, которым занималась и я. Но консультантам, которые должны их регулировать, нет никакого резона доводить дело до конца, потому что они просто потеряют свою работу, как только конфликт закончится.

В.Х.: Вы вернулись с дипломом в Россию?

Ю.Ч.: Нет, я поехала в Германию. Там меня ждал молодой человек, с которым я познакомилась, когда училась в Пассау. У меня была трехмесячная туристическая виза и никаких перспектив, что я найду работу. Но мне повезло. Меня взяла компания RWE— вторая по величине корпорация в Германии, занимающаяся газом, водой и электричеством. Сначала я работала стажером. То есть меня взяли на позицию менеджера, но мне нужно было пройти через ряд подразделений, чтобы набраться опыта, получить общее представление о работе компании, а затем уже приступить к обязанностям менеджера по закупке газа. Так я попала в Дортмунд и стала работать в газовой «дочке» компании, которая занималась контрактами с Россией. Через какое-то время, в день своего 25-летия, я рассталась со своим молодым человеком.

В.Х.: А как вы познакомились с Карстеном?

Ю.Ч.: На следующий день после этого разрыва я пришла на работу заплаканная. В это время мне звонит один из коллег: «Госпожа Чубайс, я хотел познакомить вас со своим преемником. Господин Вебер работал в свое время в Риге и прекрасно говорит по-русски». Я подумала: «Только не хватало этого Вебера — мне бы поплакать где-нибудь в углу». (Смеется.) Пришлось идти. По-моему, я показалась ему полной идиоткой, потому что несла какую-то чушь.

Карстен Вебер: Абсолютно точно.

Ю.Ч.: Через какое-то время мы увиделись в офисе. Он работал в другом отделе. Довольно долго у нас были исключительно деловые отношения. Поскольку я была стажером и мне нужно было переходить из одного департамента в другой, то в какой-то момент я оказалась в его отделе. Мы начали общаться. Вначале о бизнесе, а потом уже о горных лыжах, о музыке. Мы поняли, что читали одни и те же книги, что нас интересуют одни и те же происходящие в мире события и т.д. Я выяснила, что Карстен тоже играет на фортепиано. Обучаясь в институте, я, кстати, занималась оперным пением. В Дортмунде я одно время пела в хоре в концертном зале.

В.Х.: Карстен красиво ухаживал?

Ю.Ч.: Он ухаживать особо не умел. (Смеется.) Все его попытки были какие-то странные. Что бы я ни сказала, Карстен вторил: «А я тоже». Я ему рассказываю: «Я ходила играть в бадминтон». Он говорит: «Как здорово! А можно в следующий раз я тоже с тобой?» Или я ему: «Я люблю кататься на горных велосипедах». А он: «Я тоже катаюсь, давай вместе!» Началось все с езды на горных велосипедах и бадминтона. У меня не было машины, и Карстен меня подвозил до дома. Как-то он спросил: «А где мне запарковать машину?» Я ему: «А парковаться здесь не надо! (Смеется.) До свидания, Карстен». Кроме того, мы пытались не попадаться на глаза нашим коллегам во избежание ненужных вопросов. В конце концов он все-таки запарковал свою машину…

В.Х.: Как же он вас обаял?

©
Ю.Ч.: Я ездила в командировку в Москву и привезла в Германию большую банку черной икры. Говорю: «Карстен, а ты знаешь, что я с собой привезла?» А Карстен мне отвечает на русском языке, поскольку не хотел, чтобы его понял сидевший рядом коллега: «Ну, ты знаешь, что нужно сделать». Я говорю: «Ну хорошо, приходи в гости». (Смеется.) У меня начинается мандраж — хочется произвести впечатление. Я покупаю какие-то закуски, хлеб, шампанское. И думаю про себя: «Интересно, удивлю я его этим или не удивлю?» Приезжает Карстен, обвязывает бутылку салфеткой и настолько элегантно наливает мне в бокал шампанское, что я понимаю: все мои ухажеры просто отдыхают. Никто и никогда так мне не наливал шампанское.

В.Х.: Как вы оказались в Москве?

Ю.Ч.: В прошлом феврале Карстену предложили здесь работу. Сейчас он глава представительства RWE в России. А я решила, что мне пора уходить из RWE. У меня был ряд предложений, и я остановила свой выбор на Halliburton — американской сервисной компании, обслуживающей нефтяные и газовые скважины. Я работаю там менеджером по связям с органами государственного управления.

В.Х.: Переезд трудно дался?

Ю.Ч.: По немецким правилам, въезжая или выезжая из квартиры, нужно покрасить стены. И никому из наших друзей в Германии не приходило в голову кого-то нанимать. Поменяв две квартиры в Германии, я научилась сама закатывать стены. Приехав в Москву, мы решили покрасить стены в нашей квартире. Кто-то из знакомых даже похвалил: «А удачно вам ремонт сделали!» Через три дня к нам приходят из ЖЭКа и говорят: «Мы решили поменять газовые трубы». Мы, будучи специалистами по газу, понимаем, что трубу менять не надо — она еще 150 лет прослужит. Но нам пробили новую дыру и засыпали камнями всю кухню. На стенах осел слой пыли. Мы решили нанять рабочих. Когда наконец поставили трубу, работники ЖЭКа выкрасили ее в наше отсутствие в белый цвет (и это в красной кухне), заляпав всю стену. Причем трубу до сих пор не подключили.

В.Х.: Кстати, о кухне — готовить любите?

Ю.Ч.: Очень. И я, и Карстен. Мы обожаем Италию, итальянскую еду и итальянское вино. Если бы не надо было изощряться из-за гостей, я бы каждый день ела пасту с разными соусами. Карстен Вебер: Вообще-то я люблю пиццу.

Ю.Ч.: А еще мы с удовольствием едим пельмени, которые делает моя мама. Она не признает никаких приспособлений и делает их вручную, сто штук в час! Всегда праздник желудка.

В.Х.: Чем она занимается?

Ю.Ч.: Она живет в Америке, преподает русский язык, замужем за Леонардом Оберландером (родители развелись, когда мне было 20 лет). В свое время Леонард занимал высокий государственный пост в США. Мы с ним очень дружим. Он часто звонит и искренне интересуется, как у нас дела. Он водил нас в Белый дом — в ту его часть, куда не пускают туристов. Мы были почти везде, не зашли только в Овальный кабинет, а в кабинете вице-президента даже сфотографировались. В рабочем крыле Белого дома очень скромная обстановка. Как в офисе не самого высшего разряда. В пресс-центре журналисты ждали какого-то заявления. Они устали и спали прямо на полу, а рядом валялись пустые банки колы. Меня это удивило. Вспомнилась роскошь нашего президентского дворца. Прямой зависимости между количеством золота в интерьерах и качеством демократии я все же не усмотрела.

В.Х.: Отдыхаете вы, наверное, за границей?

Ю.Ч.: Стараемся в России. Я еще многого не видела, да и Карстен тоже. Летом мы ездили на остров Ольхон на Байкале, почти на две недели. Ожидали большего. Хотелось уединенности и нетронутой природы. Мы знали, что на острове нет ни электричества, ни коммуникаций, что туда привозят воду. Я не могла понять — зачем, если кругом Байкал? В магазинах продается только консервированная пища, а удобства во дворе. Ко всему этому мы были готовы, но не ожидали безумного количества мусора и толпы немцев. Они приезжают на Ольхон, чтобы потом рассказать, как они три дня жили в экстремальных условиях и катались на российских уазиках по бездорожью. Мы были в шоке.

В.Х.: По работе, наверное, тоже приходится ездить?

Ю.Ч.: Да, я часто езжу в Сибирь. Летом я была на буровой, в ста километрах от Нижневартовска, чтобы ознакомиться с технологиями, которые применяются на практике. Целую неделю жила с буровиками в вагончике. Современные вагончики. Все-таки американская компания. Но в одном вагончике был почему-то сломан водопровод, в другом — насос. Из трех цистерн работала только одна, и вода там была желтого цвета. Как-то я пошла погулять в тайгу и встретила тракториста, который сказал: «Я бы вам не советовал тут гулять, я только что медведя спугнул». Я говорю: «Да ладно меня пугать! Какой там медведь?» «Серьезно. Там медведица с двумя медвежатами». Я сразу побежала по дороге от столба к столбу, чтобы в случае чего можно было залезть (вряд ли меня бы это спасло). Медведя я не встретила. Но больше не гуляла.

В.Х.: А на горных лыжах тоже в России катаетесь?

Ю.Ч.: Я много где побывала — и в Андорре, и во Франции, и в Австрии, но больше всего мне нравится Швейцария. Но куда я езжу, не скажу. По счастью, в этих местах немноголюдно. В прошлом году мы попали в Давос. А потом, увидев толпы наших собратьев, поняли, что промахнулись.

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».

Реклама
Реклама
Реклама