20.11.2000 01:00 Еженедельный журнал «Профиль»

Архивная публикация 2000 года: "Golden Анна"

Анна Голдин -- один из самых успешных и высокооплачиваемых юристов, работающих сегодня в России. Она возглавляет представительство американской юридической фирмы "Лейтам и Уоткинс". Ее карьера удивительна вдвойне, если учесть, что Анна родилась в Москве. Школьницей она уехала с родителями в эмиграцию. Если бы ей кто-нибудь тогда сказал, что она не только вернется, но и выйдет в России замуж (ее супруг Александр Клячин -- учредитель и директор компании "РУТЭК.ру"), она бы не поверила.Анна Голдин: С моей биографией все просто. Я родилась в России, потом с родителями уехала в эмиграцию в Штаты, там получила образование (закончила колледж Беркли и высшую юридическую школу Боалт Холл). Сразу после учебы пришла в "Лейтам и Уоткинс". И вот сейчас работаю главой ее русского представительства.
Людмила Лунина: "Лейтам и Уоткинс" -- крупная компания?
А.Г.: Одна из самых больших и уважаемых в Америке. Она входит в пятерку или десятку (смотря по каким показателям судить) крупнейших юридических компаний мира: у нее 16 представительств на всех континентах. Главное направление нашей работы -- корпоративное финансирование: инвестиции, слияния компаний, получение кредитов, реструктуризация, ценные бумаги. Мы работаем с американскими, европейскими и российскими "голубыми фишками". Недавняя моя сделка (которой я, честно сказать, горжусь) -- выход МТС ("Мобильные ТелеСистемы") на Нью-Йоркскую биржу.
(Об этом событии, происшедшем 30 июня 2000 года, много писали и наши, и западные СМИ. Для любой фирмы выход на Нью-Йоркскую биржу -- большое достижение, тем более для компании российской. "Мобильные ТелеСистемы" стали второй после "ВымпелКома" и первой после кризиса 1998 года российской компанией, которая смогла пройти регистрацию в Американской комиссии по ценным бумагам и еще массу сложных процедур. Но игра стоила свеч: в результате этой акции МТС привлекли на развитие своего бизнеса $371 млн.-- Л.Л.)
Л.Л.: То, что вы из России, вам помогает?
А.Г.: В определенной степени да -- я все-таки знаю язык. Но, думаю, гораздо сильнее мне помогает то, что я ощущаю себя американкой. Я здесь временно и могу уехать в любой момент. У меня не было никакой ностальгии по бывшей родине. Уже работая в "Лейтам и Уоткинс", я далеко не сразу согласилась поехать в Москву. Меня просили -- я отказывалась.
Л.Л.: У вас остались такие печальные детские воспоминания? И как вас заманили?
А.Г.: Я занималась очень интересной сделкой для Kohlbers Kravis Roberts & Co. (KKR), крупнейшего американского инвестиционного фонда, и надо было слетать в Москву в командировку. На три недели. Я закрыла на ключ свою квартиру в Лос-Анджелесе, оставила припаркованную у дома машину -- и уехала. С тех пор вот уже шесть лет живу в Москве.
Конечно, в Америке жизнь несравненно более комфортная. Мой дом в Лос-Анджелесе расположен рядом с пляжем, и перед работой можно искупаться в океане. На этом кардинальные различия в образе жизни там и здесь заканчиваются. В Москве у меня такой же офис, как и в Лос-Анджелесе, работа того же качества. Мы живем в "Росинке"-- это поселок американского типа за Митином, калька жилья в Штатах.
Л.Л.: А к России ваше отношение изменилось?
А.Г.: Здесь не скучно. Хорошо это или плохо -- вопрос, но к этому привыкаешь как к наркотику. Есть английское слово challenge, вызов. Россия -- постоянный вызов. В моей работе один пакет проблем сменяется другим. Только что-нибудь более-менее разберешь, вроде бы даже решишь (хотя решить все до конца не получается), тут же появляется новая головная боль.
Л.Л.: Анна, мне непонятно вот что: вы эмигрантка в первом поколении. А откуда у вас взялись деньги на юридическое образование?
А.Г.: Действительно, у моих родителей таких денег не было. Может, это и пафосно звучит, но Америка -- такая страна, где у каждого есть шанс. Не надо быть гением -- надо иметь желание и упорно трудиться.
На учебу я брала кредиты -- до десяти тысяч в год. Всегда получала повышенную стипендию. И, сколько себя помню, работала. Когда училась в колледже, сразу на трех работах: ассистентом профессора, два раза в неделю -- менеджером в рекламном агентстве и три раза в неделю с девяти вечера до двух ночи -- официанткой в баре. Там было много общения и отличные чаевые.
Л.Л.: А почему вы выбрали юриспруденцию?
А.Г.: Случайно. Вначале я хотела стать журналисткой, а потом заниматься рекламой, креативной ее частью. После Советского Союза, где рекламы не было в принципе, она казалась мне квинтэссенцией рыночной экономики. Но, поработав в рекламном агентстве, я поняла, что мое поле -- маркетинг, а там быстро достигаешь интеллектуального потолка.
И я пошла на юридический. Американское законодательство, в отличие, скажем, от французского или немецкого, кодифицированного, где все расписано по законам, строится на принципе common law, на основе прецедента. У адвоката огромное поле для импровизации. Судебное разбирательство можно повернуть в ту или другую сторону исключительно благодаря аргументации. Ну а в процессе учебы я поняла, что мне ближе не адвокатская практика, а корпоративное право.
Л.Л.: Как же вы при такой востребованности и загруженности нашли время, чтобы выйти замуж? И главное -- нашли за кого?
А.Г.: Саша работал в московском офисе "Лейтам и Уоткинс" со дня основания. Он, собственно, наше представительство открывал.
По образованию он экономист, окончил МГУ. Вместе мы проработали более трех лет. В 1997-м он ушел на пост вице-президента "Аэрофлота", а год назад основал собственную компанию "РУТЭК.ру", которая занимается несколькими Интернет-проектами, включая офф-шорное программирование и обеспечение безопасности веб-сайтов.
Л.Л.: Муж -- русский. Учитывая предыдущую вашу историю, это, наверное, смелое решение?
А.Г.: Да, совсем нерациональное. Просто я встретила и полюбила очень хорошего человека. Мы поженились в Шотландии, убежав буквально ото всех. Через год появился Энтони. И хотя мы хотели иметь детей, получилось все неожиданно: у меня было много работы, я была занята карьерой.
Л.Л.: И сколько дней вы были в декретном отпуске?
А.Г.: Три недели.
Л.Л.: Как в СССР при Сталине. Ваш сын больше русский ребенок или американский?
А.Г.: Мне не с чем сравнивать, у меня ведь не было чисто американских или русских детей. Со мной и в школе Энтони говорит по-английски, муж с ним разговаривает по-русски, а Энтони ему отвечает по-английски. С няней, которая английского не знает, он вынужден говорить по-русски. Он только сейчас (ему пять лет) начал задумываться, что языки бывают разными. До этого он вначале слушал собеседника, улавливал, на каком языке к нему обращаются,-- и отвечал на том же.
Л.Л.: Говорят, все американцы помешаны на здоровом образе жизни. Вы тоже?
А.Г.: Отчасти. Почти каждый день я хожу в спортивный зал, бегаю, плаваю или занимаюсь на тренажерах. Это важно не столько для здоровья -- больше для психики. Это то, что я делаю исключительно для себя -- не для сына, мужа или родителей. Некоторых женщин расслабляет шопинг, других -- маникюр, меня -- спортзал.
Л.Л.: Вы феминистка?
А.Г.: По российским стандартам -- да, по американским -- нет. В России иногда случаются удивительные истории. Как-то мы пришли в гости к одному высокопоставленному чиновнику: за столом сидят одни мужчины, а женщины и дети в другой комнате смотрят телевизор. Я была шокирована, хотя, конечно, виду не подала. Муж посмотрел на меня, улыбнулся -- все понял.
В Америке такое в принципе невозможно. А феминизмом там называется гораздо более экстремальное течение. Например, по некоторым, я бы сказала, милитаристским теориям, каждый половой акт -- это насилие по определению. Я так не считаю.
Нельзя сказать, что мужчины умнее женщин или наоборот, но они разные и думают по-разному. Виноваты в этом социальные традиции или это предопределено генами -- не знаю. Я вот наблюдаю своего сына, когда он играет с девочкой в песочнице. Девочка строит домики, втыкает в землю цветочки, создает свой мир. А Энтони все это царство разрушает. Он нормальный неагрессивный ребенок, просто у него своя программа -- сделать хаос.
Л.Л.: Есть такая точка зрения, что рядом со слишком активными женами мужья совсем расслабляются: нет стимулов делать карьеру, хорошо зарабатывать. Что вы по этому поводу думаете?
А.Г.: Активным работающим женщинам нравятся не ленивые, а более спокойные, чем они сами, мужчины, которые дают им чувство стабильности. А поменять что-либо в мужчине невозможно. Людей вообще сложно изменить. Если бы это было иначе, по улицам ходили бы одни ангелы.
Л.Л.: В России стало общим местом критиковать американскую политкорректность и показной оптимизм. А ваша точка зрения?
А.Г.: Это вопрос выбора. Что лучше: показной оптимизм или хамство? Я предпочитаю первое. Да, я тоже слышу жалобы, что американцы неискренние, они все время улыбаются, неискренне спрашивают, как дела, неискренне отвечают: все нормально -- и идут дальше. На самом деле их не интересует, как у тебя дела. Это просто ритуал. Хорошо, но какая альтернатива? Пройти мимо человека без улыбки, без вопросов или от всей души нагрубить? Мне такое прямодушие малосимпатично.
В Америке, даже если ты плохо думаешь о людях других рас или национальностей, ты по крайней мере никогда не скажешь это вслух. И слава Богу. Может быть, через несколько поколений такое доведенное до автоматизма поведение изменит и менталитет. В России и думают, и часто говорят как расисты.
Л.Л.: Вы следите за нашими политическими событиями или вас больше волнуют выборы американского президента?
А.Г.: Очень слежу. Во-первых, это интересно -- все-таки перемены в огромной стране. Во-вторых, это напрямую касается моей работы: приток инвестиций зависит от политической стабильности. Хотя после кризиса 1998 года многие инвесторы так пострадали, такие суммы потеряли, что теперь, возвращаясь в Россию, рисковать в прежних масштабах отказываются.

P.S.: Когда интервью было готово, мы встретились с Александром Клячиным в надежде, что он добавит в текст немного "лирики" про прогулки под луной и цветы к 8 Марта.
Александр Клячин: Вот, пожалуйста, лирика. День рождения нашего сына запомнило большое число людей, потому что в тот день Европейский банк реконструкции и развития дал КамАЗу кредит в $100 млн. Документы, за готовность которых отвечала Аня, подписывали в Лондоне в те самые часы, когда ей надо было ложиться в клинику на заранее запланированные роды. В результате на роды она опоздала. Кажется, за всю историю клиники она была первая такая пациентка.

Людмила Лунина: "Лейтам и Уоткинс" -- крупная компания?

А.Г.: Одна из самых больших и уважаемых в Америке. Она входит в пятерку или десятку (смотря по каким показателям судить) крупнейших юридических компаний мира: у нее 16 представительств на всех континентах. Главное направление нашей работы -- корпоративное финансирование: инвестиции, слияния компаний, получение кредитов, реструктуризация, ценные бумаги. Мы работаем с американскими, европейскими и российскими "голубыми фишками". Недавняя моя сделка (которой я, честно сказать, горжусь) -- выход МТС ("Мобильные ТелеСистемы") на Нью-Йоркскую биржу.

(Об этом событии, происшедшем 30 июня 2000 года, много писали и наши, и западные СМИ. Для любой фирмы выход на Нью-Йоркскую биржу -- большое достижение, тем более для компании российской. "Мобильные ТелеСистемы" стали второй после "ВымпелКома" и первой после кризиса 1998 года российской компанией, которая смогла пройти регистрацию в Американской комиссии по ценным бумагам и еще массу сложных процедур. Но игра стоила свеч: в результате этой акции МТС привлекли на развитие своего бизнеса $371 млн.-- Л.Л.)

Л.Л.: То, что вы из России, вам помогает?

А.Г.: В определенной степени да -- я все-таки знаю язык. Но, думаю, гораздо сильнее мне помогает то, что я ощущаю себя американкой. Я здесь временно и могу уехать в любой момент. У меня не было никакой ностальгии по бывшей родине. Уже работая в "Лейтам и Уоткинс", я далеко не сразу согласилась поехать в Москву. Меня просили -- я отказывалась.

Л.Л.: У вас остались такие печальные детские воспоминания? И как вас заманили?

А.Г.: Я занималась очень интересной сделкой для Kohlbers Kravis Roberts & Co. (KKR), крупнейшего американского инвестиционного фонда, и надо было слетать в Москву в командировку. На три недели. Я закрыла на ключ свою квартиру в Лос-Анджелесе, оставила припаркованную у дома машину -- и уехала. С тех пор вот уже шесть лет живу в Москве.

Конечно, в Америке жизнь несравненно более комфортная. Мой дом в Лос-Анджелесе расположен рядом с пляжем, и перед работой можно искупаться в океане. На этом кардинальные различия в образе жизни там и здесь заканчиваются. В Москве у меня такой же офис, как и в Лос-Анджелесе, работа того же качества. Мы живем в "Росинке"-- это поселок американского типа за Митином, калька жилья в Штатах.

Л.Л.: А к России ваше отношение изменилось?

А.Г.: Здесь не скучно. Хорошо это или плохо -- вопрос, но к этому привыкаешь как к наркотику. Есть английское слово challenge, вызов. Россия -- постоянный вызов. В моей работе один пакет проблем сменяется другим. Только что-нибудь более-менее разберешь, вроде бы даже решишь (хотя решить все до конца не получается), тут же появляется новая головная боль.

Л.Л.: Анна, мне непонятно вот что: вы эмигрантка в первом поколении. А откуда у вас взялись деньги на юридическое образование?

А.Г.: Действительно, у моих родителей таких денег не было. Может, это и пафосно звучит, но Америка -- такая страна, где у каждого есть шанс. Не надо быть гением -- надо иметь желание и упорно трудиться.

На учебу я брала кредиты -- до десяти тысяч в год. Всегда получала повышенную стипендию. И, сколько себя помню, работала. Когда училась в колледже, сразу на трех работах: ассистентом профессора, два раза в неделю -- менеджером в рекламном агентстве и три раза в неделю с девяти вечера до двух ночи -- официанткой в баре. Там было много общения и отличные чаевые.

Л.Л.: А почему вы выбрали юриспруденцию?

А.Г.: Случайно. Вначале я хотела стать журналисткой, а потом заниматься рекламой, креативной ее частью. После Советского Союза, где рекламы не было в принципе, она казалась мне квинтэссенцией рыночной экономики. Но, поработав в рекламном агентстве, я поняла, что мое поле -- маркетинг, а там быстро достигаешь интеллектуального потолка.

И я пошла на юридический. Американское законодательство, в отличие, скажем, от французского или немецкого, кодифицированного, где все расписано по законам, строится на принципе common law, на основе прецедента. У адвоката огромное поле для импровизации. Судебное разбирательство можно повернуть в ту или другую сторону исключительно благодаря аргументации. Ну а в процессе учебы я поняла, что мне ближе не адвокатская практика, а корпоративное право.

Л.Л.: Как же вы при такой востребованности и загруженности нашли время, чтобы выйти замуж? И главное -- нашли за кого?

А.Г.: Саша работал в московском офисе "Лейтам и Уоткинс" со дня основания. Он, собственно, наше представительство открывал.

По образованию он экономист, окончил МГУ. Вместе мы проработали более трех лет. В 1997-м он ушел на пост вице-президента "Аэрофлота", а год назад основал собственную компанию "РУТЭК.ру", которая занимается несколькими Интернет-проектами, включая офф-шорное программирование и обеспечение безопасности веб-сайтов.

Л.Л.: Муж -- русский. Учитывая предыдущую вашу историю, это, наверное, смелое решение?

А.Г.: Да, совсем нерациональное. Просто я встретила и полюбила очень хорошего человека. Мы поженились в Шотландии, убежав буквально ото всех. Через год появился Энтони. И хотя мы хотели иметь детей, получилось все неожиданно: у меня было много работы, я была занята карьерой.

Л.Л.: И сколько дней вы были в декретном отпуске?

А.Г.: Три недели.

Л.Л.: Как в СССР при Сталине. Ваш сын больше русский ребенок или американский?

А.Г.: Мне не с чем сравнивать, у меня ведь не было чисто американских или русских детей. Со мной и в школе Энтони говорит по-английски, муж с ним разговаривает по-русски, а Энтони ему отвечает по-английски. С няней, которая английского не знает, он вынужден говорить по-русски. Он только сейчас (ему пять лет) начал задумываться, что языки бывают разными. До этого он вначале слушал собеседника, улавливал, на каком языке к нему обращаются,-- и отвечал на том же.

Л.Л.: Говорят, все американцы помешаны на здоровом образе жизни. Вы тоже?

А.Г.: Отчасти. Почти каждый день я хожу в спортивный зал, бегаю, плаваю или занимаюсь на тренажерах. Это важно не столько для здоровья -- больше для психики. Это то, что я делаю исключительно для себя -- не для сына, мужа или родителей. Некоторых женщин расслабляет шопинг, других -- маникюр, меня -- спортзал.

Л.Л.: Вы феминистка?

А.Г.: По российским стандартам -- да, по американским -- нет. В России иногда случаются удивительные истории. Как-то мы пришли в гости к одному высокопоставленному чиновнику: за столом сидят одни мужчины, а женщины и дети в другой комнате смотрят телевизор. Я была шокирована, хотя, конечно, виду не подала. Муж посмотрел на меня, улыбнулся -- все понял.

В Америке такое в принципе невозможно. А феминизмом там называется гораздо более экстремальное течение. Например, по некоторым, я бы сказала, милитаристским теориям, каждый половой акт -- это насилие по определению. Я так не считаю.

Нельзя сказать, что мужчины умнее женщин или наоборот, но они разные и думают по-разному. Виноваты в этом социальные традиции или это предопределено генами -- не знаю. Я вот наблюдаю своего сына, когда он играет с девочкой в песочнице. Девочка строит домики, втыкает в землю цветочки, создает свой мир. А Энтони все это царство разрушает. Он нормальный неагрессивный ребенок, просто у него своя программа -- сделать хаос.

Л.Л.: Есть такая точка зрения, что рядом со слишком активными женами мужья совсем расслабляются: нет стимулов делать карьеру, хорошо зарабатывать. Что вы по этому поводу думаете?

А.Г.: Активным работающим женщинам нравятся не ленивые, а более спокойные, чем они сами, мужчины, которые дают им чувство стабильности. А поменять что-либо в мужчине невозможно. Людей вообще сложно изменить. Если бы это было иначе, по улицам ходили бы одни ангелы.

Л.Л.: В России стало общим местом критиковать американскую политкорректность и показной оптимизм. А ваша точка зрения?

А.Г.: Это вопрос выбора. Что лучше: показной оптимизм или хамство? Я предпочитаю первое. Да, я тоже слышу жалобы, что американцы неискренние, они все время улыбаются, неискренне спрашивают, как дела, неискренне отвечают: все нормально -- и идут дальше. На самом деле их не интересует, как у тебя дела. Это просто ритуал. Хорошо, но какая альтернатива? Пройти мимо человека без улыбки, без вопросов или от всей души нагрубить? Мне такое прямодушие малосимпатично.

В Америке, даже если ты плохо думаешь о людях других рас или национальностей, ты по крайней мере никогда не скажешь это вслух. И слава Богу. Может быть, через несколько поколений такое доведенное до автоматизма поведение изменит и менталитет. В России и думают, и часто говорят как расисты.

Л.Л.: Вы следите за нашими политическими событиями или вас больше волнуют выборы американского президента?

А.Г.: Очень слежу. Во-первых, это интересно -- все-таки перемены в огромной стране. Во-вторых, это напрямую касается моей работы: приток инвестиций зависит от политической стабильности. Хотя после кризиса 1998 года многие инвесторы так пострадали, такие суммы потеряли, что теперь, возвращаясь в Россию, рисковать в прежних масштабах отказываются.

P.S.: Когда интервью было готово, мы встретились с Александром Клячиным в надежде, что он добавит в текст немного "лирики" про прогулки под луной и цветы к 8 Марта.

Александр Клячин: Вот, пожалуйста, лирика. День рождения нашего сына запомнило большое число людей, потому что в тот день Европейский банк реконструкции и развития дал КамАЗу кредит в $100 млн. Документы, за готовность которых отвечала Аня, подписывали в Лондоне в те самые часы, когда ей надо было ложиться в клинику на заранее запланированные роды. В результате на роды она опоздала. Кажется, за всю историю клиники она была первая такая пациентка.

ЛЮДМИЛА ЛУНИНА

Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».