Архивная публикация 2004 года: "«Любой политический проект в России должен получить толчок из-за «зубчатой стены»"

В эту субботу пройдет очередной съезд «Единой России». О планах партии, о ситуации в стране, а также о своем личном отношении к президенту обозревателю «Профиля» Владимиру РУДАКОВУ рассказал секретарь Генерального совета ЕР Валерий БОГОМОЛОВ.

«Профиль»: «Единая Россия» уже без малого год является партией думского большинства, ее представители вполне успешно завоевывают лидирующие позиции в региональных парламентах. Вы не боитесь, что в один прекрасный момент ваша партия останется вне конкуренции? Как в старой рекламе — «вне политики, вне конкуренции»…

Валерий Богомолов: Если хотите, наша цель как партии как раз и заключается в том, чтобы в законодательных собраниях регионов иметь достаточно сильные позиции. Это нужно для того, чтобы мы могли еще активнее помогать президенту в осуществлении всего комплекса проводимых в стране реформ.

К тому же о каком отсутствии конкуренции может идти речь? Мы, наоборот, за то, чтобы такая конкуренция была. Хуже всего, когда заканчивается движение, когда начинается застой. Тогда появляется болото, а в болоте всегда растут сорняки.

«П.»: Означает ли это, что в следующей Думе вы готовы «потесниться» и перестать быть фракцией большинства?

В.Б.: Нет. Мы власть не собираемся отдавать. Мы готовы дать возможность конкурировать с нами: выигрывайте и получайте. Но политическая борьба — это как в футболе: было бы смешно, если бы ради непонятно чего мы бы начали бить в свои ворота для того, чтобы выиграла другая команда.

«П.»: Считается, что отмена выборов по одномандатным округам может снизить число «единороссов» в Госдуме. Но вы все равно будете голосовать за эту инициативу президента?

В.Б.: Скажу прямо: введение пропорциональной системы выборов — не во благо «Единой России». Голосуя за этот закон, мы четко понимаем, что таким образом мы понижаем свои шансы, ведь в нынешней фракции есть и депутаты-партийцы, а есть и депутаты, прошедшие по одномандатным округам. Но мы сознательно помогаем президенту реализовывать его планы, связанные, с одной стороны, с более жестким выстраиванием вертикали власти, а с другой — с созданием развитой партийной системы. А система — это не одна, а несколько партий.

«П.»: Но разве это не удар в свои ворота?

В.Б.: Мы немножко отступаем назад и расширяем возможности других партий. Помогаем им активно участвовать в политическом процессе.

«П.»: Но ведь это нонсенс — голосовать вопреки собственным же интересам…

В.Б.: Это не нонсенс. «Единая Россия» с самого начала рассматривала себя не как «нью-КПСС», которая была становым хребтом власти. Мы считаем себя демократической партией. А демократия предусматривает многопартийность.

«П.»: То есть вы готовы принести себя в жертву принципам?

В.Б.: Мы готовим себя к тому, что при выборах только по партспискам борьба будет острее. Это будет борьба программ, а не личностей, повысится уровень ответственности перед избирателем. В этих условиях у наших политических конкурентов появляются шансы. Но нам бы хотелось, чтобы они тоже руководствовались демократическими ценностями…

«П.»: В последнее время целый ряд лидеров ЕР — например, Минтимер Шаймиев и Юрий Лужков — достаточно жестко критикуют президентский законопроект о фактическом назначении губернаторов. Как вы относитесь к критике президента со стороны первых лиц партии?

В.Б.: Меня умиляют высказывания журналистов и особенно политологов, которые раньше зарабатывали деньги на различных пиаровских акциях СПС и «Яблока», а сейчас остались не у дел. Умиляет их реакция на наши отношения внутри партии. С одной стороны, они представляют ЕР как некий монолит, а нас — как поставленных в строй «солдат партии». С другой стороны, любую дискуссию внутри партии рассматривают как начало ее раскола. Мы все время говорим: смотрите на нас, сняв свои мутные очки, и слушайте, вынув вату из ушей. Мы создаем партию нового типа, мы создаем демократическую партию, которая допускает самый широкий обмен мнениями по самым разным вопросам. Я очень рад, что у нас разные мнения. Это здорово, это помогает нам выработать консолидированное мнение.

«П.»: А в каком масштабе с точки зрения партийной этики в пропрезидентской партии допустима критика президента?

В.Б.: В том же самом масштабе, в котором допустима демократическая дискуссия. Вы ставите вопрос таким образом, как будто критика обязательно должна быть неконструктивной, агрессивной.

«П.»: Но недавний скандал вокруг исключения из фракции депутата Анатолия Ермолина показал, что существуют определенные пределы допустимого. Каковы эти пределы?

В.Б.: Эти «пределы допустимого», в первую очередь, находятся в рамках элементарных норм приличия, а также общечеловеческих ценностей и отношений. Важно лишь, чтобы твои высказывания не наносили политического вреда партии.

Но когда критика начинается с передергивания фактов или когда мужчина ведет себя не по-мужски, если человек выставляет себя воспитанником института благородных девиц, который где-то когда-то в товарищеской обстановке что-то услышал не совсем печатное и тут же бежит всем рассказывать…

«П.»: Как строятся отношения ЕР с администрацией президента?

В.Б.: Я неоднократно говорил: любой политический проект, который в России был, есть и будет, для того, чтобы стать жизненным, должен получить толчок из-за «зубчатой стены», со стороны власти. Все остальное будет мертво и нежизненно. Такова наша политическая реальность. Нужен толчок, а дальше все зависит от зрелости руководства партии. У нас есть партии, которые больше всех кричат и на каждом углу делают вид, что ругают Кремль. Но при этом руководители этих партий по каждому вопросу бегают в Кремль советоваться.

«П.»: А вы?

В.Б.: Не буду скрывать: возможно, в тот момент, когда на базе «Единства» и «Отечества» создавалась «Единая Россия», некоторыми чиновниками администрации (умными чиновниками, гениальными чиновниками — я без всякой иронии это говорю) она рассматривалась как своеобразный пиар-проект, который позволит выиграть парламентские выборы 2003 года. Но зерно попало на благодатную почву. Народ ждал такую партию. Это иллюзия полагать, что утро я начинаю с того, что еду в Кремль и спрашиваю, что мне делать. Это далеко не так. Есть консультации, причем самого разного уровня. Ведь мы — партия президента, и нам важно знать мнение тех людей, с которыми работает президент.

«П.»: А президенту вы можете позвонить и спросить: «Владимир Владимирович, как поступить?»

В.Б.: Могу. Я ведь появился в партии не абы как. Я появился в партии как человек президента: Владимир Владимирович попросил меня принять участие в партийном строительстве.

«П.»: Вы давно знакомы?

В.Б.: Больше десяти лет — с 1993 года. Тогда я только вернулся из Германии, где работал в нашем посольстве. В МИДе господствовали «американисты»: тех, кто думал иначе, выгоняли. Оставались те, кто готов был работать по принципу «чего изволите». Тяжело было видеть, что происходит со страной… Помню, как-то вышел из метро на Смоленской, поскользнулся, упал, ударился и… заплакал. Представляете, здоровый сорокалетний мужик! Ощущение было ужасное: что ж такое, во что превратилась наша страна? Мы ведь другой стране служили…

Так вот, спустя некоторое время мне предложили работу в московском представительстве крупной немецкой компании AEG, и я согласился. Однажды мне довелось везти представителей компании в Санкт-Петербург. Там я и познакомился с заместителем мэра Путиным. Мы пришли с немцами в Смольный (как сейчас помню: он сидел в кабинете на первом этаже по правую сторону коридора — у него был большой такой кабинет). Смотрю: человек невысокого роста, спортивного телосложения… Когда я стал представлять делегацию, мне захотелось показать, что я владею языком, и я стал переводить. Но он сказал, что не надо переводить, и предложил провести встречу на немецком. А после встречи мы разговорились. Постепенно установились добрые отношения…

В итоге, когда я уже был вашим коллегой (работал корреспондентом в Венгрии), он позвонил и сказал: «Надо приехать и включиться в активную работу.

«П.»: На ваш взгляд, он — сильный руководитель?

В.Б.: Безусловно, да. Сильный и восприимчивый к новому, разумному. Именно поэтому совершенно органично из мудрого и эффективного заместителя мэра Санкт-Петербурга превратился в генералиссимуса Российской Федерации.

«П.»: Прокомментируйте еще один слух о себе: якобы вы, как и многие другие соратники президента, раньше служили в КГБ...

В.Б.: Сейчас этим модно бравировать, но я ни в КГБ, ни в спецслужбах не работал. В органах любят гладкую биографию, как говорят, «без вопросов». А к моей биографии можно задать сколько угодно вопросов.

«П.»: Как вы относитесь к тому, что в последнее время многие сотрудники спецслужб заняли ключевые позиции в государстве?

В.Б.: Дело не в том — много или не много. Я знаком со многими сотрудниками спецслужб. И знаю, что среди них много очень честных, очень преданных, здравомыслящих людей. Главное, чтобы мы не превратились в строй. И гарантом этого является Владимир Владимирович Путин. Поверьте, мне незачем льстить ему. Это правда.

«П.»: Вы довольны тем, как работает правительство Фрадкова?

В.Б.: Мое личное мнение: правительство сильно недорабатывает. Оно, так же как многие другие структуры власти, живет представлениями прошлого. Но время другое: прежде чем выходить с инициативами, затрагивающими интересы широких слоев общества, необходимы консультации с населением. В первую очередь — через политические партии и общественные организации. Есть проблемы с реализацией закона, касающегося так называемой монетизации льгот, есть проблемы с административной реформой, пенсионной реформой…

«П.»: Может быть, корень этих проблем заключается в том, что ЕР фактически авансировала правительство, одобрив все, о чем оно просило?

В.Б.: В какой-то степени вы правы: желая придать динамизм работе, мы были уверены, что потом шероховатости, а тем более изъяны можно будет подправить…

«П.»: Инициированные ЕР поправки в закон «О Правительстве», позволяющие министрам являться членами партий, уже вступили в силу. Почему, на ваш взгляд, до сих пор никто из министров не вступил в ЕР?

В.Б.: Это наш задел не на сегодня, а на будущее. Предлагая эти поправки, мы имели в виду не это правительство. Мы исходили из того, что будет 2007 год. Мы надеемся, что снова победим на выборах. И вот тут-то мы предложим президенту своих министров — людей не из третьего-четвертого эшелона, а своих лидеров.

«П.»: А вы готовы пойти в правительство?

В.Б.: Сейчас нет. А потом — почему нет? Если бы меня назначили, например, министром печати и информации, мы бы с вами такую демократию развели... (Смеется.)

«П.»: А кандидат в премьеры у вас есть?

В.Б.: Есть. Почему бы Борису Грызлову в будущем не занять этот пост?

«П.»: А Путин может стать премьером после ухода с поста президента в 2008-м?

В.Б.: Давайте не будем забегать вперед.

«П.»: Скажите, вы верите в то, что эта Дума может быть распущена?

В.Б.: Я думаю, что это спекуляции.

«П.»: Но может возникнуть такая ситуация, когда президент попросит свою партию «очистить помещение», сложить депутатские мандаты?

В.Б.: А зачем? Дума работает очень эффективно…

«П.»: Однако обстановка меняется: еще два года назад президент говорил, что губернаторов нельзя назначать, но случился Беслан…

В.Б.: Если ставить вопрос в теоретической плоскости — конечно, может. Только в этом случае у президента наверняка будет убедительная мотивация. Но сейчас это маловероятно. Наоборот, нам необходимо всем вместе навалиться и решить стоящие перед страной задачи.

«П.»: Вы согласны с заместителем генпрокурора Владимиром Колесниковым, который на днях сказал, что в стране, где «85—90% собственности принадлежит кучке людей», демократия невозможна в принципе?

В.Б.: Мы сейчас к этому и стремимся: чтобы как можно больше собственности находилось не в руках кучки людей… Может быть, Колесников и прав: ведь в начале 90-х у нас была не демократия, был хаос. Мое личное мнение заключается в том, что России нужна управляемая демократия. Только управляемая демократия — настоящая демократия.

«П.»: Управляемая кем?

В.Б.: Не «кем», а «чем». Законом.