Архивная публикация 2001 года: ""Мир" -- праху"
Освоение космоса в СССР начиналось не столько с капиталовложений, сколько с некоего подобия национальной идеи, что и предопределило успех многих советских космических программ. Потом "национальной идеей" вместо космоса сделался хоккей. Теперь, избавляясь от станции "Мир", Россия уходит из большого космоса, как ушла из большого хоккея.Осмотришься по сторонам -- и подивишься: сколь многое занимает умы и чувства россиян в последний месяц зимы. Взрыв в московском метро и отставка приморского губернатора Наздратенко, посаженный Пал Палыч Бородин и освобожденный Кеннет Глак, война властей с "Медиа-МОСТом" и судьба югославского экс-президента Милошевича, закон о партиях и повышение тарифов на электричество.
А вот то, что в эти дни Россия распрощается с предпоследним атрибутом советской великодержавности (последний -- обширный "парк" ядерного оружия) и затопит космическую станцию "Мир" в океане, ровным счетом никого не колышет. Космические начальники сказали: ресурс станции выработан, поддержание ее в рабочем состоянии непосильно для бюджета -- и все успокоились, потому что не очень-то и беспокоились, и никто не спросил: а что же вместо "Мира"? Когда-то ведь тоже вырабатывали свой ресурс "Салюты", но на их место запускали новые, и построили в 1986-м тот же "Мир", подобного которому ни у кого не было.
А вместо "Мира", отвечают нам, будет Международная космическая станция, в которую мы будем вкладывать свои скромные денежки. И сами догадывайтесь, что пользоваться этой станцией для своих целей мы будем соответственно вложенному скромному капиталу. Ни блокирующего, ни тем более контрольного "пакета акций" в этом "акционерном обществе" у России не будет. А ежели не обернется Москва с очередными платежами (у нас ведь такое бывает), можно будет ее и вовсе отставить от дела, которое, конечно, быстрых денег не сулит, но будет служить для остальных участников проекта надежным мостиком в сверхтехнологическое будущее.
Между тем американцы наверняка выйдут из злосчастного договора по ПРО и снова, как во времена Рейгана, займутся космическими делами вплотную -- станут строить новую систему ПРО, раскрывая над собой антиядерный "зонтик". Между прочим, для того чтобы не бояться напрямую вмешиваться в дела остального мира, включая ядерные страны,-- другими словами, встать над всеми, дабы эффективнее защищать не столько свою территорию, сколько свой слабеющий доллар как мировую валюту. Дело в том, что в минувшем году доллар во всем мире обесценился и, согласно фьючерсным прогнозам, собирается обесцениваться и дальше.
Ну что делать -- судьба "Мира" решена, все аргументы понятны, поправить данную конкретную ситуацию мы не в силах. Но стоит задуматься вот о чем: почему общество так легко и спокойно относится к тому, что Россия теряет статус великой космической державы? Ведь совсем еще недавно мы были в космосе первыми и ужасно этим гордились. А ведь так скоро младшие школьники на вопрос: "Кто такой Юрий Гагарин?" будут отвечать неуверенно: "Это такой теннисист? певец? банкир?"
А нам все равно
Действительно, вернемся назад, попробуем понять, почему у нас сначала с космосом все было лучше всех, а сейчас стало почти никак.
На этот счет есть несколько скучных, прагматичных версий. Ну, например: так называемый мирный космос был всего лишь скромным ответвлением гигантской военной программы. Когда в СССР поняли, что безнадежно проигрывают США в строительстве стратегических бомбардировщиков, стали срочно развивать ракетостроение. Пиканье первого спутника, Гагарин, Титов, Терешкова и другие герои космоса -- все это была пропагандистская ширма; эти люди были военные и решали в космосе военные же проблемы. Ну а когда ракет понаделали, острота противостояния спала, незачем стало и выпендриваться. Да и "Мир" этот пресловутый явно делался как ответ на рейгановскую программу "звездных войн".
Вторая версия -- технологическая: мы стали безнадежно отставать от американцев -- в "застойной" стране застой был и в технологиях. Ничего нового придумать не могли, начали копировать (кто-нибудь помнит еще, как в 1988 году запускали единственный раз советский "шаттл" "Буран" -- тот самый, макет которого стоит теперь в парке Горького как аттракцион?). В итоге, чтобы отставание не было таким публично-наглядным, все программы потихоньку сворачивали, как ту же "бурановскую".
Третья версия -- финансовая, самая понятная свихнувшейся на ежедневном бытовом выживании стране: слишком дорого, слишком мала отдача, слишком далеки дивиденды. Короче, не до ракет.
Все эти версии, разумеется, по-своему справедливы, однако они решительно не объясняют равнодушия большинства россиян к космической программе вообще (а есть ли она? когда-то была, и ее даже публиковали в прессе) и к станции "Мир" в частности.
"Звездные войны" Джорджа Лукаса посмотреть -- это все у нас с великим удовольствием, а про собственные космические перспективы задуматься -- увольте, пусть начальство думает.
А начальство, между прочим, думает: раз населению все эти звездные проблемы до лампочки и на рельсы протестовать оно не ляжет, отчего же не сделать облегчение бюджету?
"Космос" на каждом углу
Прагматика, конечно, прагматикой, но именно по прагматической логике Россия (ну, пусть СССР) никак не могла быть в этой капиталоемкой сфере впереди богатого Запада. А факт налицо: и первый спутник, и первый человек в космосе, и много чего еще -- наши.
Более того, задолго до всякого "железа" и конкретных запусков -- сама идея межпланетных полетов, мысль о расселении человечества по Солнечной системе впервые пришла в голову русскому философу К.Э.Циолковскому уже в начале ХХ века. И не ему одному -- тут можно назвать и других русских "космистов": В.И.Вернадского, А.Л.Чижевского, Н.Ф.Федорова. Причем задачу освоения космоса они понимали отнюдь не как техническую и прагматическую -- в космосе, упрощенно говоря, должна была решиться проблема смысла жизни, то есть проблема нравственная.
Таково уж качество ума: скучно ему заниматься обустройством наличного пространства, а хочется всегда прорваться в какое-то новое пространство с новыми, грандиозными проблемами, которые своей "новизной" отменяют заботы о земном и ближнем.
Недаром и революция была воспринята в России как прорыв в "новое пространство", недаром "пролетарские поэты" на первых порах сплошь были "космисты", как, например, Михаил Герасимов, который в 1918 году писал:
Зарей крылатою одеты,
Мы в небо дерзостно взлетим,
Громокипящею кометой
Прорежем Млечные пути.
Стишки, конечно, так себе, но настроение очень для тех лет характерное. На этой волне появилась и "Аэлита" Алексея Толстого, и многое другое в литературе, живописи, архитектуре.
Словом, идея была -- своя, органическая, укорененная, а под такую идею и технологии не могут не появиться. И даже без грандиозных денежных вливаний: недаром первое проектное бюро, занимавшееся ракетной техникой в 20--30-х годах,-- ГИРД, расшифровывалось работавшими там как "Группа Инженеров, Работающих Даром". Это потом -- перед войной и после -- появились деньги, всесильный Берия и государственные программы. Но начиналось-то все с идеи. У американцев, например, идеи такой не было, и у истоков американского космоса стоит "трофейный" немец Вернер фон Браун; это пока еще он внес в деловые американские мозги немножко немецкой метафизики, пока вырастил учеников -- время ушло, и Советы вырвались вперед.
Кто еще хоть немного помнит начало 60-х годов, не даст соврать: полет Гагарина воспринимался всей страной вряд ли с меньшим восторгом и надеждой, чем Победа мая 1945-го. Это только представить себе: нищая, едва оправившаяся после военного разорения страна, где совсем недавно распустили ГУЛАГ и еще не вынесли Сталина из Мавзолея, вдруг получает такой небывалый, а главное -- осязаемый, в отличие от многих фальшивых,-- подарок. Было отчего голове закружиться. И едва ли не больше всех, совершенно по-детски, радовался тогда Никита Хрущев -- чуть не прыгал вприпрыжку по всем трибунам. Никита, можно сказать, и сам обалдел, и всю страну "подсадил" на эту космическую "иглу". Страшно сказать, сколько в стране стало всего "космического": на каждом углу маячило какое-нибудь заведение (кафе, кинотеатр, магазин) под названием "Космос", филателисты собирали марки только на космические темы (и они стоили дороже других), все зачитывались научной фантастикой.
Словом, с какими критериями ни подходи, какие поправки на политику ни делай, а все равно очевидно: Россия была объединена общим искренним пафосом.
Такой пафос -- золотая жила для пропаганды, и в первые годы освоения космоса эта жила усиленно пропагандой разрабатывалась.
Ни хоккея, ни космоса
Но в конце 60-х что-то словно сломалось в механизме. Космонавтов становилось все больше и больше, а сообщения об очередных запусках ушли с первых газетных полос на вторые; полеты стали восприниматься как некий налаженный однообразный конвейер, и в массовом сознании стали зарождаться каверзные вопросы: если это все так просто, безопасно и отрегулировано, за что космонавтам дают стандартный "набор" -- звание Героя Советского Союза и орден Ленина? Ну, слетали "в космос на работу" (появился такой газетный штамп) -- и распишитесь в ведомости, как все, а Героя-то за что?
Конечно, человек ко всему привыкает, все ему со временем приедается, но на то и существует пропаганда, чтобы угасающий интерес поддерживать и стимулировать. А пропаганда, надо сказать, работала в этом направлении все 70-е годы вяло и чуть ли не против одного из национальных приоритетов.
Такое чувство, что была отдана негласная команда умерить пыл. Может быть, это произошло сразу после успеха американской лунной программы: проигрыш наших был налицо, а за это при советской власти принято было наказывать. При Сталине даже футбольные команды, проигравшие международные матчи, бывало, наказывали.
И поскольку космонавты свой "лунный матч" американцам проиграли (когда-нибудь это все равно должно было случиться: количественные траты американцев, во много раз превосходившие советские, должны были обернуться качественным рывком), доказывать первенство СССР на мировой арене должен был теперь кто-то другой. Например, хоккеисты.
Ведь и в самом деле рассказывают про Брежнева, что космическими делами он не очень интересовался, зато без памяти любил хоккей. И всю брежневскую эпоху -- чудно теперь вспоминать -- наш хоккей был лучшим в мире. Под конец скучно было чемпионаты смотреть, и модно становилось болеть за чехов или шведов.
Между тем космическая программа продолжалась, и в реальности ее работа была мало похожа на отлаженный конвейер, как выяснилось уже после горбачевской перестройки, когда всю драматическую изнанку освоения космоса рассекретили. Тогда стало понятно хотя бы, за что всем космонавтам давали Героя, -- за крайне опасную, чудовищно вредную для здоровья деятельность (язык не поворачивается сказать "работу"). Пресса, как было сказано, всячески сбивала высокий романтический пафос, одушевлявший людей: дескать, все это вовсе не подвиг, а работа по плану, как и у всех. И на орбите вовсе не герои, а честные труженики, как все мы, вот они во время новогоднего "Огонька" посылают нам свой привет, машут ручкой с высоты. А у них, может, в этот момент разгерметизация корпуса начинается, или какой-нибудь прибор, отвечающий за подачу кислорода, отказал, или командир с одним из членов экипажа третью неделю не разговаривает.
И думаешь: если бы средства массовой информации тогда нам честно обо всех драматических перипетиях каждого запуска рассказывали и по ТВ эти запуски во всей драматической красе показывали, вся страна не отрывалась бы от телевизоров (как это было с Америкой в эпоху "Аполло"), глядя захватывающую своей подлинностью "звездную оперу". И не упал бы до неприличных низин престиж космонавтики (а, возможно, и возник бы вопрос: нужен ли этот престиж такой ценой?). В любом случае не так легко было бы спихнуть с орбиты и утопить -- на фоне всеобщего равнодушия -- станцию "Мир".
Дело даже не в том, что "Мир" технологически уникален; и не в том, что он свой собственный, а любое свое лучше, чем любое чужое. Дело в том, что, избавляясь от "Мира", Россия просто уходит из большого космоса, как ушла из большого хоккея.
Освоение космоса в СССР начиналось не столько с капиталовложений, сколько с некоего подобия национальной идеи, что и предопределило успех многих советских космических программ. Потом "национальной идеей" вместо космоса сделался хоккей. Теперь, избавляясь от станции "Мир", Россия уходит из большого космоса, как ушла из большого хоккея.Осмотришься по сторонам -- и подивишься: сколь многое занимает умы и чувства россиян в последний месяц зимы. Взрыв в московском метро и отставка приморского губернатора Наздратенко, посаженный Пал Палыч Бородин и освобожденный Кеннет Глак, война властей с "Медиа-МОСТом" и судьба югославского экс-президента Милошевича, закон о партиях и повышение тарифов на электричество.
А вот то, что в эти дни Россия распрощается с предпоследним атрибутом советской великодержавности (последний -- обширный "парк" ядерного оружия) и затопит космическую станцию "Мир" в океане, ровным счетом никого не колышет. Космические начальники сказали: ресурс станции выработан, поддержание ее в рабочем состоянии непосильно для бюджета -- и все успокоились, потому что не очень-то и беспокоились, и никто не спросил: а что же вместо "Мира"? Когда-то ведь тоже вырабатывали свой ресурс "Салюты", но на их место запускали новые, и построили в 1986-м тот же "Мир", подобного которому ни у кого не было.
А вместо "Мира", отвечают нам, будет Международная космическая станция, в которую мы будем вкладывать свои скромные денежки. И сами догадывайтесь, что пользоваться этой станцией для своих целей мы будем соответственно вложенному скромному капиталу. Ни блокирующего, ни тем более контрольного "пакета акций" в этом "акционерном обществе" у России не будет. А ежели не обернется Москва с очередными платежами (у нас ведь такое бывает), можно будет ее и вовсе отставить от дела, которое, конечно, быстрых денег не сулит, но будет служить для остальных участников проекта надежным мостиком в сверхтехнологическое будущее.
Между тем американцы наверняка выйдут из злосчастного договора по ПРО и снова, как во времена Рейгана, займутся космическими делами вплотную -- станут строить новую систему ПРО, раскрывая над собой антиядерный "зонтик". Между прочим, для того чтобы не бояться напрямую вмешиваться в дела остального мира, включая ядерные страны,-- другими словами, встать над всеми, дабы эффективнее защищать не столько свою территорию, сколько свой слабеющий доллар как мировую валюту. Дело в том, что в минувшем году доллар во всем мире обесценился и, согласно фьючерсным прогнозам, собирается обесцениваться и дальше.
Ну что делать -- судьба "Мира" решена, все аргументы понятны, поправить данную конкретную ситуацию мы не в силах. Но стоит задуматься вот о чем: почему общество так легко и спокойно относится к тому, что Россия теряет статус великой космической державы? Ведь совсем еще недавно мы были в космосе первыми и ужасно этим гордились. А ведь так скоро младшие школьники на вопрос: "Кто такой Юрий Гагарин?" будут отвечать неуверенно: "Это такой теннисист? певец? банкир?"
А нам все равно
Действительно, вернемся назад, попробуем понять, почему у нас сначала с космосом все было лучше всех, а сейчас стало почти никак.
На этот счет есть несколько скучных, прагматичных версий. Ну, например: так называемый мирный космос был всего лишь скромным ответвлением гигантской военной программы. Когда в СССР поняли, что безнадежно проигрывают США в строительстве стратегических бомбардировщиков, стали срочно развивать ракетостроение. Пиканье первого спутника, Гагарин, Титов, Терешкова и другие герои космоса -- все это была пропагандистская ширма; эти люди были военные и решали в космосе военные же проблемы. Ну а когда ракет понаделали, острота противостояния спала, незачем стало и выпендриваться. Да и "Мир" этот пресловутый явно делался как ответ на рейгановскую программу "звездных войн".
Вторая версия -- технологическая: мы стали безнадежно отставать от американцев -- в "застойной" стране застой был и в технологиях. Ничего нового придумать не могли, начали копировать (кто-нибудь помнит еще, как в 1988 году запускали единственный раз советский "шаттл" "Буран" -- тот самый, макет которого стоит теперь в парке Горького как аттракцион?). В итоге, чтобы отставание не было таким публично-наглядным, все программы потихоньку сворачивали, как ту же "бурановскую".
Третья версия -- финансовая, самая понятная свихнувшейся на ежедневном бытовом выживании стране: слишком дорого, слишком мала отдача, слишком далеки дивиденды. Короче, не до ракет.
Все эти версии, разумеется, по-своему справедливы, однако они решительно не объясняют равнодушия большинства россиян к космической программе вообще (а есть ли она? когда-то была, и ее даже публиковали в прессе) и к станции "Мир" в частности.
"Звездные войны" Джорджа Лукаса посмотреть -- это все у нас с великим удовольствием, а про собственные космические перспективы задуматься -- увольте, пусть начальство думает.
А начальство, между прочим, думает: раз населению все эти звездные проблемы до лампочки и на рельсы протестовать оно не ляжет, отчего же не сделать облегчение бюджету?
"Космос" на каждом углу
Прагматика, конечно, прагматикой, но именно по прагматической логике Россия (ну, пусть СССР) никак не могла быть в этой капиталоемкой сфере впереди богатого Запада. А факт налицо: и первый спутник, и первый человек в космосе, и много чего еще -- наши.
Более того, задолго до всякого "железа" и конкретных запусков -- сама идея межпланетных полетов, мысль о расселении человечества по Солнечной системе впервые пришла в голову русскому философу К.Э.Циолковскому уже в начале ХХ века. И не ему одному -- тут можно назвать и других русских "космистов": В.И.Вернадского, А.Л.Чижевского, Н.Ф.Федорова. Причем задачу освоения космоса они понимали отнюдь не как техническую и прагматическую -- в космосе, упрощенно говоря, должна была решиться проблема смысла жизни, то есть проблема нравственная.
Таково уж качество ума: скучно ему заниматься обустройством наличного пространства, а хочется всегда прорваться в какое-то новое пространство с новыми, грандиозными проблемами, которые своей "новизной" отменяют заботы о земном и ближнем.
Недаром и революция была воспринята в России как прорыв в "новое пространство", недаром "пролетарские поэты" на первых порах сплошь были "космисты", как, например, Михаил Герасимов, который в 1918 году писал:
Зарей крылатою одеты,
Мы в небо дерзостно взлетим,
Громокипящею кометой
Прорежем Млечные пути.
Стишки, конечно, так себе, но настроение очень для тех лет характерное. На этой волне появилась и "Аэлита" Алексея Толстого, и многое другое в литературе, живописи, архитектуре.
Словом, идея была -- своя, органическая, укорененная, а под такую идею и технологии не могут не появиться. И даже без грандиозных денежных вливаний: недаром первое проектное бюро, занимавшееся ракетной техникой в 20--30-х годах,-- ГИРД, расшифровывалось работавшими там как "Группа Инженеров, Работающих Даром". Это потом -- перед войной и после -- появились деньги, всесильный Берия и государственные программы. Но начиналось-то все с идеи. У американцев, например, идеи такой не было, и у истоков американского космоса стоит "трофейный" немец Вернер фон Браун; это пока еще он внес в деловые американские мозги немножко немецкой метафизики, пока вырастил учеников -- время ушло, и Советы вырвались вперед.
Кто еще хоть немного помнит начало 60-х годов, не даст соврать: полет Гагарина воспринимался всей страной вряд ли с меньшим восторгом и надеждой, чем Победа мая 1945-го. Это только представить себе: нищая, едва оправившаяся после военного разорения страна, где совсем недавно распустили ГУЛАГ и еще не вынесли Сталина из Мавзолея, вдруг получает такой небывалый, а главное -- осязаемый, в отличие от многих фальшивых,-- подарок. Было отчего голове закружиться. И едва ли не больше всех, совершенно по-детски, радовался тогда Никита Хрущев -- чуть не прыгал вприпрыжку по всем трибунам. Никита, можно сказать, и сам обалдел, и всю страну "подсадил" на эту космическую "иглу". Страшно сказать, сколько в стране стало всего "космического": на каждом углу маячило какое-нибудь заведение (кафе, кинотеатр, магазин) под названием "Космос", филателисты собирали марки только на космические темы (и они стоили дороже других), все зачитывались научной фантастикой.
Словом, с какими критериями ни подходи, какие поправки на политику ни делай, а все равно очевидно: Россия была объединена общим искренним пафосом.
Такой пафос -- золотая жила для пропаганды, и в первые годы освоения космоса эта жила усиленно пропагандой разрабатывалась.
Ни хоккея, ни космоса
Но в конце 60-х что-то словно сломалось в механизме. Космонавтов становилось все больше и больше, а сообщения об очередных запусках ушли с первых газетных полос на вторые; полеты стали восприниматься как некий налаженный однообразный конвейер, и в массовом сознании стали зарождаться каверзные вопросы: если это все так просто, безопасно и отрегулировано, за что космонавтам дают стандартный "набор" -- звание Героя Советского Союза и орден Ленина? Ну, слетали "в космос на работу" (появился такой газетный штамп) -- и распишитесь в ведомости, как все, а Героя-то за что?
Конечно, человек ко всему привыкает, все ему со временем приедается, но на то и существует пропаганда, чтобы угасающий интерес поддерживать и стимулировать. А пропаганда, надо сказать, работала в этом направлении все 70-е годы вяло и чуть ли не против одного из национальных приоритетов.
Такое чувство, что была отдана негласная команда умерить пыл. Может быть, это произошло сразу после успеха американской лунной программы: проигрыш наших был налицо, а за это при советской власти принято было наказывать. При Сталине даже футбольные команды, проигравшие международные матчи, бывало, наказывали.
И поскольку космонавты свой "лунный матч" американцам проиграли (когда-нибудь это все равно должно было случиться: количественные траты американцев, во много раз превосходившие советские, должны были обернуться качественным рывком), доказывать первенство СССР на мировой арене должен был теперь кто-то другой. Например, хоккеисты.
Ведь и в самом деле рассказывают про Брежнева, что космическими делами он не очень интересовался, зато без памяти любил хоккей. И всю брежневскую эпоху -- чудно теперь вспоминать -- наш хоккей был лучшим в мире. Под конец скучно было чемпионаты смотреть, и модно становилось болеть за чехов или шведов.
Между тем космическая программа продолжалась, и в реальности ее работа была мало похожа на отлаженный конвейер, как выяснилось уже после горбачевской перестройки, когда всю драматическую изнанку освоения космоса рассекретили. Тогда стало понятно хотя бы, за что всем космонавтам давали Героя, -- за крайне опасную, чудовищно вредную для здоровья деятельность (язык не поворачивается сказать "работу"). Пресса, как было сказано, всячески сбивала высокий романтический пафос, одушевлявший людей: дескать, все это вовсе не подвиг, а работа по плану, как и у всех. И на орбите вовсе не герои, а честные труженики, как все мы, вот они во время новогоднего "Огонька" посылают нам свой привет, машут ручкой с высоты. А у них, может, в этот момент разгерметизация корпуса начинается, или какой-нибудь прибор, отвечающий за подачу кислорода, отказал, или командир с одним из членов экипажа третью неделю не разговаривает.
И думаешь: если бы средства массовой информации тогда нам честно обо всех драматических перипетиях каждого запуска рассказывали и по ТВ эти запуски во всей драматической красе показывали, вся страна не отрывалась бы от телевизоров (как это было с Америкой в эпоху "Аполло"), глядя захватывающую своей подлинностью "звездную оперу". И не упал бы до неприличных низин престиж космонавтики (а, возможно, и возник бы вопрос: нужен ли этот престиж такой ценой?). В любом случае не так легко было бы спихнуть с орбиты и утопить -- на фоне всеобщего равнодушия -- станцию "Мир".
Дело даже не в том, что "Мир" технологически уникален; и не в том, что он свой собственный, а любое свое лучше, чем любое чужое. Дело в том, что, избавляясь от "Мира", Россия просто уходит из большого космоса, как ушла из большого хоккея.
АЛЕКСАНДР АГЕЕВ
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
