- Главная страница
- Архивная запись
- Архивная публикация 2006 года: "Мужчины на ее пути. Александра Коллонтай"
Архивная публикация 2006 года: "Мужчины на ее пути. Александра Коллонтай"
Мужчины из-за нее стрелялись и совершали революции. Иностранцы изумлялись роскоши и широте приемов. Женщины завидовали и старались походить на нее. Ее поломало то, за что она всю жизнь боролась. Страстно и воодушевленно. Вера в любовь и революцию. «...Мучительно-повторное объяснение между мной и мужем происходило в саду. Мое последнее и решительное слово сказано:
— В среду я уезжаю в Москву.
Ухожу... от мужа навсегда. Он повернулся ко мне спиной и, молча, зашагал к дому. Четко прозвучал выстрел в ночной тишине удушливой ночи. Я интуитивно поняла, что означает этот звук, и, охваченная ужасом, кинулась к дому... На террасе лежал он, мой муж, с револьвером в руке...»
Так рухнул самый романтический брак эпохи революции, союз, объединивший двух министров первого советского правительства, первый брак, заключенный вне церкви и вне государства, казавшийся образцом свободной любви свободных граждан нового общества.
О романе Коллонтай и Дыбенко шушукались по всему городу. Она была дворянкой, дочерью генерала, он — простым матросом из крестьян. Александре Михайловне было 45 лет, Павлу Дыбенко — 28.
Наркомы-любовники
Павел Ефимович Дыбенко в юности работал грузчиком в порту и скрывался от призыва. Но его арестовали и отправили служить на флот. Свободолюбивая или, точнее, анархистская натура Дыбенко не принимала суровой дисциплины. Он присоединился к тем, кто намеревался разрушить всю существующую систему, — к большевикам.
Высокий рост, зычный голос, умение выступать и увлекать за собой сделали его заметной фигурой среди балтийцев. В мае 1917 года его избрали председателем высшего выборного коллектива военных моряков — Центрального комитета Балтийского флота.
Александра Михайловна Коллонтай, член ЦК большевистской партии и член Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, с первого взгляда влюбилась в матроса. Она нашла мужчину, которого искала всю жизнь. «Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности... Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия...»
Матрос Дыбенко с его скудным образованием и малым жизненным опытом тоже, надо полагать, немало почерпнул у этой утонченной и искушенной женщины. После Октябрьской революции его включили в состав Совета народных комиссаров и поручили командовать военно-морским флотом России. 28-летний Дыбенко оказался самым молодым наркомом в первом советском правительстве. Коллонтай вошла в правительство наркомом государственного призрения.
Они не стеснялись своих отношений. Накал политических страстей только усиливал их любовные чувства. Ночи любви проходили под возбуждающий аккомпанемент стрельбы, звона разбитых витрин и чьих-то криков. Они оба были склонны к красивым жестам и драматическим фразам. Коллонтай, знакомая с ужасами войны лишь понаслышке, с горящими глазами декламировала: «Какой это красивый конец, смерть в бою. Да, это то, что нужно делать: победить или умереть...»
Министрами Коллонтай и Дыбенко оставались недолго. После того как большевики отказались подписать мир с Германией, немецкие войска перешли в наступление. На борьбу с немцами бросили 1-й Северный летучий отряд революционных моряков. Командовал отрядом Дыбенко. Прибыв на фронт, бравые балтийцы захватили цистерну со спиртом. В первом же бою моряки понесли большие потери и бросили фронт. Возмущенный Ленин приказал снять Дыбенко с поста наркома и арестовать.
Коллонтай бросилась на защиту Дыбенко. Писала ему в тюрьму: «Вся душа моя, сердце, мысли мои, все с тобою и для тебя, мой ненаглядный, мой безгранично любимый. Знай — жить я могу и буду только с тобой... Будь горд и уверен в себе, ты можешь высоко держать голову, никогда клевета не запятнает твоего красивого, чистого, благородного облика...»
Ради Дыбенко она рискнула всем и потеряла почти все. Но такова была ее натура.
Женщина, из-за которой стрелялись
Александра была младшим ребенком в семье инспектора Николаевского кавалерийского училища генерала Михаила Алексеевича Домонтовича. Для ее матери — Александры Алексеевны Масалиной — это был второй брак.
Юношеские представления Шурочки: «Сестры спят в одной комнате с мужьями, а папа с мамой в одной постели. Мучительно стыдно за них, и особенно обидно за маму и папу. Если я выйду замуж, буду жить с мужем в разных комнатах».
Ее крестным отцом стал генерал от инфантерии Михаил Иванович Драгомиров, крупный военачальник и военный теоретик. Сын генерала Иван, безнадежно влюбленный в Шурочку, пустил себе пулю в лоб. Он стал первым в длинном ряду мужчин, которые буквально сходили с ума от любви к Александре Михайловне.
Первым руки Александры попросил адъютант императора Александра III генерал Тутолмин. Она отказала. Влюбилась в троюродного брата Владимира Людвиговича Коллонтая, военного инженера:
«Два года я боролась с родителями, чтобы получить их согласие на брак с красивым и веселым Коллонтаем. Он необыкновенно хорошо танцевал мазурку и умел веселить и смешить нас в течение целого вечера».
Коллонтай бесконечно любил жену, но она не желала быть просто женой: «Хозяйство меня совсем не интересовало, а за сыном могла очень хорошо присматривать няня».
Отношения с мужем казались слишком пресными. У нее возник роман на стороне, и они разошлись. Коллонтай уехала в Швейцарию, поступила учиться. Она посвятила себя движению за равноправие женщин, перезнакомилась со всеми известными социал-демократами Европы. Среди ее любовников называют виднейших революционеров.
Во время революции за неукротимый темперамент ее называли валькирией революции.
«Выступление за выступлением, — с наслаждением вспоминала Коллонтай. — Говорю то на Марсовом поле, то на площадях с грузовиков, с броневика или на чьих-то плечах. Говорю хорошо, зажигающе и понятно. Женщины плачут, а солдаты перебегают от трибуны к трибуне, чтобы еще раз послушать «эту самую Коллонтай».
Два декрета
Когда большевики взяли власть, ее назначили наркомом государственного призрения. Это слово — синоним социального обеспечения. В ее руках оказалось огромное хозяйство:
«Это и приюты, и инвалиды войны, и протезные мастерские, и больницы, и санатории, и колонии для прокаженных, и воспитательные дома, и институты девиц, и дома для слепых».
Усилиями Коллонтай после революции были приняты два важнейших декрета. Один — о гражданском браке, который заменял церковный брак, устанавливал равенство супругов и уравнивал в правах внебрачных детей с законнорожденными. Второй упрощал процедуру развода, теперь его без труда мог получить любой из супругов. Эти законы были куда прогрессивнее, чем в большинстве европейских стран.
В своем наркомате она создала отдел охраны материнства и младенчества, обещая полноценную медицинскую помощь всем будущим матерям за государственный счет. Благодаря Коллонтай аборты перестали считаться преступлением.
...Коллонтай выступила против Брестского мира с немцами и подала в отставку. В большевистском руководстве она считала себя женщиной номер один. Но вместе с Лениным из эмиграции приехала Инесса Арманд и стала самой влиятельной женщиной в Москве.
В 1921 году вместе с бывшим наркомом труда, Александром Шляпниковым, Коллонтай выступила против бюрократизма в партии. Считается, что и Шляпников до революции был ее любовником. В историю их выступление вошло как знаменитая «рабочая оппозиция». На съезде Ленин заклеймил «рабочую оппозицию».
Коллонтай широким жестом попросила освободить ее от работы в ЦК и предоставить отпуск для литературной работы. Она уехала к мужу. Дыбенко с трудом окончил Военную академию и был назначен командиром и комиссаром 6-го стрелкового корпуса в Одессе.
Он занял большой особняк, обставив его дорогой мебелью и застелив коврами, и устраивал гулянки. Он просто не знал, что такое супружеская верность. Сама Александра Михайловна мужчин бросала, но ей еще никто не изменял. Известный всему городу роман с одной из его пассий, Валентиной Стефеловской, стал поводом для выяснения отношений. Коллонтай не желала быть второй. Но и импульсивный Дыбенко не ожидал, что Коллонтай найдет в себе силы расстаться с ним. Он выстрелил в себя, но остался жив:
«Павел лежал на каменном полу, по френчу текла струйка крови. Павел остался жив. Орден Красного Знамени отклонил пулю, и она прошла мимо сердца».
К Сталину за сочувствием
Александре Коллонтай было 50 лет. Измена Павла, ради которого она пожертвовала всем, стала первым звоночком. Больше мужчины не станут из-за нее стреляться. Но она не собиралась ставить на себе крест.
В большую политику ей хода нет. Ленин ее не любит: она дважды вставала к нему в оппозицию. В феврале 1922 года Коллонтай передала в Исполком Коминтерна заявление двадцати двух бывших членов «рабочей оппозиции» с требованием прекратить репрессии против инакомыслящих в партии. ХI съезд осудил заявление и предупредил Шляпникова и Коллонтай: если они продолжат антипартийную деятельность, будут исключены из партии.
Понимая, что ей нужно вырваться из этой жизни, она попросилась на загранработу. Она знает иностранные языки, жила за границей, у нее много видных знакомых за рубежом. Коллонтай обратилась за помощью к новому генеральному секретарю, Сталину, с которым у нее сложились неплохие отношения. Сталин нуждался в сторонниках и благожелательно отнесся к просьбе Коллонтай, все еще очень популярной в стране. Осенью 1922 года ее отправили советником в полпредство в Норвегии.
По дороге она записывала в дневнике:
«Грустно мне сознавать, что я уже не вернусь на свою любимую работу среди трудящихся женщин, что порвутся дорогие мне связи с тысячами советских гражданок, которые встречали меня возгласами энтузиазма: «Вот она, наша Коллонтай!» Ну вот, я и на территории капиталистической Финляндии с ее духом белогвардейщины. За стеной полпредства враждебный нам мир... Первое, что я сделала, — это купила себе две пары туфелек, такие легкие, красивые и по ноге».
Когда Коллонтай отправилась на работу за границу, она захлопнула за собой дверь в прошлую жизнь. Но оторваться от Дыбенко оказалось не так просто. Она делилась с ближайшей подругой:
«Мой муж стал засыпать меня телеграммами и письмами, полными жалоб на свое душевное одиночество, что я несправедливо порвала с ним ...
Письма были такие нежные, трогательные, что я уже начала сомневаться в правильности своего решения разойтись с Павлом. И вот явилась моя секретарша. Она рассказала, что Павел вовсе не одинок. Когда его корпус перевели из Одесского округа в Могилев, он захватил с собою «красивую девушку», и она там живет у него... Павел заказал на мое имя и будто бы по моему поручению всякого рода женского барахла — сапоги, белье, шелковый отрез и бог знает что еще. Все это для «красивой девушки» под прикрытием имени Коллонтай.
Я возмутилась и написала письмо в ЦК партии, прося их не связывать моего имени с именем Павла, мы с ним в разводе де-факто. Я ни в чем не нуждаюсь, никаких заказов не делала и впредь делать не стану. Пусть Павел поплатится...»
Постепенно Коллонтай становится другим человеком. В определенном смысле она вернулась к стародавним временам, когда юная Шурочка ездила на балы и ее родители принимали гостей:
«Прием для дипломатов, правительства и общественности я обставила с подобающей роскошью. На шести столах стояли двухкилограммовые банки со свежей икрой — роскошь небывалая в Норвегии. Даже на обедах у короля свежая икра подается лишь на маленьких сандвичах. Живые цветы, лакеи с «Советским Абрау-Дюрсо» усердно подливали в бокалы, а в перерыве давался концерт русской музыки, и молодая норвежская танцовщица танцевала на манер Дункан под русские мелодии...»
Пропавший сундучок
Малоприятные новости из Советской России, конечно, доходят, но она гонит от себя дурные вести, списывая их на уныние и малодушие своих старых подруг:
«Дома трудная полоса, недород сказывается — еще не овладели новыми формами хозяйства. Партия работает, шлет по деревням хороших работников, но есть перегибы. В Ленинграде и Москве (даже в столицах!) голодно. Мои приятельницы из Ленинграда, друзья моей юности, до сих пор не вжились в новые условия. Письма от них, от сестры моей Адели полны жалоб и просьб выслать шведские кроны на Торгсин».
Торгсин — Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами, где принимали как валюту, так и золотые кольца, коронки, крестики, браслеты. Советская финансовая система разрушилась. Продовольствие выдавали по карточкам. Магазины были пусты. Продукты остались только в закрытых распределителях или в магазинах Торгсина, как и описано в романе Булгакова «Мастер и Маргарита».
«Сестра Адель и ее семья, подруги моей юности, — записывает она в дневнике, — такие они все исхудавшие, голодные, пришибленные и безынициативные... У них многое от безволия, много нытья и неумения жить в новых условиях... Раздала всю свою валюту, что имела на руках, но разве это помощь? Посылаю им всем ежемесячно из Швеции на Торгсин... Чувство, точно я перед ней и всеми этими «тенями прошлого» виновата».
Сознавала ли она, что происходит в стране?
...Пришло осознание, что времена наступили опасные. Это против царского правительства можно было бунтовать. Что не так — вытребовал загранпаспорт и в Цюрих, Париж, Лондон... Коллонтай больше не позволяла себе сомнений в линии партии. Или не доверяла их дневнику.
В марте 1942 года Коллонтай исполнилось 70. Приехавший в Стокгольм дипломат Владимир Ерофеев вспоминал: «Ее разбил паралич... Меня она принимала, сидя в кресле-коляске… Но старалась держаться бодро».
Резидентом политической разведки в Стокгольме был Борис Ярцев, он же Борис Аркадьевич Рыбкин. Его заместителем и женой была Зоя Воскресенская, после войны она начнет писать детские книги о Ленине.
Свой архив Коллонтай держала в сундучке и тряслась над ним. В 1943 году ее, тяжело больную, вывезли в санаторий. Как только пришла в себя, попросила доставить ей сундучок. Выяснилось: он пуст. Резидент наркомата госбезопасности отправил бумаги в Москву.
Что сделала Коллонтай? Написала резиденту благодарственное письмо за то, что в трудное время сберег ее записи…
17 сентября 1944 года с помощью Коллонтай было подписано перемирие с Финляндией, вышедшей из войны. Это был последний дипломатический успех первого советского полпреда.
В марте 1945 года ее вывезли в Москву. Она попросила Молотова вернуть ей бумаги, которые забрал резидент. Но в наркомате иностранных дел бумаг не нашлось. Тогда Коллонтай в последний раз обратилась к Сталину. Записи ей вернули.
Александра Коллонтай скончалась в 1952 году, не дожив двух недель до 80-летия, которое собиралась пышно отметить в особняке Министерства иностранных дел на улице Алексея Толстого. Никого из мужчин, кого она любила или кто любил ее, уже не осталось в живых. Все они были значительно моложе ее, но ни к кому из них судьба не была столь благосклонна...
Мужчины из-за нее стрелялись и совершали революции. Иностранцы изумлялись роскоши и широте приемов. Женщины завидовали и старались походить на нее. Ее поломало то, за что она всю жизнь боролась. Страстно и воодушевленно. Вера в любовь и революцию. «...Мучительно-повторное объяснение между мной и мужем происходило в саду. Мое последнее и решительное слово сказано:
— В среду я уезжаю в Москву.
Ухожу... от мужа навсегда. Он повернулся ко мне спиной и, молча, зашагал к дому. Четко прозвучал выстрел в ночной тишине удушливой ночи. Я интуитивно поняла, что означает этот звук, и, охваченная ужасом, кинулась к дому... На террасе лежал он, мой муж, с револьвером в руке...»
Так рухнул самый романтический брак эпохи революции, союз, объединивший двух министров первого советского правительства, первый брак, заключенный вне церкви и вне государства, казавшийся образцом свободной любви свободных граждан нового общества.
О романе Коллонтай и Дыбенко шушукались по всему городу. Она была дворянкой, дочерью генерала, он — простым матросом из крестьян. Александре Михайловне было 45 лет, Павлу Дыбенко — 28.
Наркомы-любовники
Павел Ефимович Дыбенко в юности работал грузчиком в порту и скрывался от призыва. Но его арестовали и отправили служить на флот. Свободолюбивая или, точнее, анархистская натура Дыбенко не принимала суровой дисциплины. Он присоединился к тем, кто намеревался разрушить всю существующую систему, — к большевикам.
Высокий рост, зычный голос, умение выступать и увлекать за собой сделали его заметной фигурой среди балтийцев. В мае 1917 года его избрали председателем высшего выборного коллектива военных моряков — Центрального комитета Балтийского флота.
Александра Михайловна Коллонтай, член ЦК большевистской партии и член Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, с первого взгляда влюбилась в матроса. Она нашла мужчину, которого искала всю жизнь. «Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности... Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия...»
Матрос Дыбенко с его скудным образованием и малым жизненным опытом тоже, надо полагать, немало почерпнул у этой утонченной и искушенной женщины. После Октябрьской революции его включили в состав Совета народных комиссаров и поручили командовать военно-морским флотом России. 28-летний Дыбенко оказался самым молодым наркомом в первом советском правительстве. Коллонтай вошла в правительство наркомом государственного призрения.
Они не стеснялись своих отношений. Накал политических страстей только усиливал их любовные чувства. Ночи любви проходили под возбуждающий аккомпанемент стрельбы, звона разбитых витрин и чьих-то криков. Они оба были склонны к красивым жестам и драматическим фразам. Коллонтай, знакомая с ужасами войны лишь понаслышке, с горящими глазами декламировала: «Какой это красивый конец, смерть в бою. Да, это то, что нужно делать: победить или умереть...»
Министрами Коллонтай и Дыбенко оставались недолго. После того как большевики отказались подписать мир с Германией, немецкие войска перешли в наступление. На борьбу с немцами бросили 1-й Северный летучий отряд революционных моряков. Командовал отрядом Дыбенко. Прибыв на фронт, бравые балтийцы захватили цистерну со спиртом. В первом же бою моряки понесли большие потери и бросили фронт. Возмущенный Ленин приказал снять Дыбенко с поста наркома и арестовать.
Коллонтай бросилась на защиту Дыбенко. Писала ему в тюрьму: «Вся душа моя, сердце, мысли мои, все с тобою и для тебя, мой ненаглядный, мой безгранично любимый. Знай — жить я могу и буду только с тобой... Будь горд и уверен в себе, ты можешь высоко держать голову, никогда клевета не запятнает твоего красивого, чистого, благородного облика...»
Ради Дыбенко она рискнула всем и потеряла почти все. Но такова была ее натура.
Женщина, из-за которой стрелялись
Александра была младшим ребенком в семье инспектора Николаевского кавалерийского училища генерала Михаила Алексеевича Домонтовича. Для ее матери — Александры Алексеевны Масалиной — это был второй брак.
Юношеские представления Шурочки: «Сестры спят в одной комнате с мужьями, а папа с мамой в одной постели. Мучительно стыдно за них, и особенно обидно за маму и папу. Если я выйду замуж, буду жить с мужем в разных комнатах».
Ее крестным отцом стал генерал от инфантерии Михаил Иванович Драгомиров, крупный военачальник и военный теоретик. Сын генерала Иван, безнадежно влюбленный в Шурочку, пустил себе пулю в лоб. Он стал первым в длинном ряду мужчин, которые буквально сходили с ума от любви к Александре Михайловне.
Первым руки Александры попросил адъютант императора Александра III генерал Тутолмин. Она отказала. Влюбилась в троюродного брата Владимира Людвиговича Коллонтая, военного инженера:
«Два года я боролась с родителями, чтобы получить их согласие на брак с красивым и веселым Коллонтаем. Он необыкновенно хорошо танцевал мазурку и умел веселить и смешить нас в течение целого вечера».
Коллонтай бесконечно любил жену, но она не желала быть просто женой: «Хозяйство меня совсем не интересовало, а за сыном могла очень хорошо присматривать няня».
Отношения с мужем казались слишком пресными. У нее возник роман на стороне, и они разошлись. Коллонтай уехала в Швейцарию, поступила учиться. Она посвятила себя движению за равноправие женщин, перезнакомилась со всеми известными социал-демократами Европы. Среди ее любовников называют виднейших революционеров.
Во время революции за неукротимый темперамент ее называли валькирией революции.
«Выступление за выступлением, — с наслаждением вспоминала Коллонтай. — Говорю то на Марсовом поле, то на площадях с грузовиков, с броневика или на чьих-то плечах. Говорю хорошо, зажигающе и понятно. Женщины плачут, а солдаты перебегают от трибуны к трибуне, чтобы еще раз послушать «эту самую Коллонтай».
Два декрета
Когда большевики взяли власть, ее назначили наркомом государственного призрения. Это слово — синоним социального обеспечения. В ее руках оказалось огромное хозяйство:
«Это и приюты, и инвалиды войны, и протезные мастерские, и больницы, и санатории, и колонии для прокаженных, и воспитательные дома, и институты девиц, и дома для слепых».
Усилиями Коллонтай после революции были приняты два важнейших декрета. Один — о гражданском браке, который заменял церковный брак, устанавливал равенство супругов и уравнивал в правах внебрачных детей с законнорожденными. Второй упрощал процедуру развода, теперь его без труда мог получить любой из супругов. Эти законы были куда прогрессивнее, чем в большинстве европейских стран.
В своем наркомате она создала отдел охраны материнства и младенчества, обещая полноценную медицинскую помощь всем будущим матерям за государственный счет. Благодаря Коллонтай аборты перестали считаться преступлением.
...Коллонтай выступила против Брестского мира с немцами и подала в отставку. В большевистском руководстве она считала себя женщиной номер один. Но вместе с Лениным из эмиграции приехала Инесса Арманд и стала самой влиятельной женщиной в Москве.
В 1921 году вместе с бывшим наркомом труда, Александром Шляпниковым, Коллонтай выступила против бюрократизма в партии. Считается, что и Шляпников до революции был ее любовником. В историю их выступление вошло как знаменитая «рабочая оппозиция». На съезде Ленин заклеймил «рабочую оппозицию».
Коллонтай широким жестом попросила освободить ее от работы в ЦК и предоставить отпуск для литературной работы. Она уехала к мужу. Дыбенко с трудом окончил Военную академию и был назначен командиром и комиссаром 6-го стрелкового корпуса в Одессе.
Он занял большой особняк, обставив его дорогой мебелью и застелив коврами, и устраивал гулянки. Он просто не знал, что такое супружеская верность. Сама Александра Михайловна мужчин бросала, но ей еще никто не изменял. Известный всему городу роман с одной из его пассий, Валентиной Стефеловской, стал поводом для выяснения отношений. Коллонтай не желала быть второй. Но и импульсивный Дыбенко не ожидал, что Коллонтай найдет в себе силы расстаться с ним. Он выстрелил в себя, но остался жив:
«Павел лежал на каменном полу, по френчу текла струйка крови. Павел остался жив. Орден Красного Знамени отклонил пулю, и она прошла мимо сердца».
К Сталину за сочувствием
Александре Коллонтай было 50 лет. Измена Павла, ради которого она пожертвовала всем, стала первым звоночком. Больше мужчины не станут из-за нее стреляться. Но она не собиралась ставить на себе крест.
В большую политику ей хода нет. Ленин ее не любит: она дважды вставала к нему в оппозицию. В феврале 1922 года Коллонтай передала в Исполком Коминтерна заявление двадцати двух бывших членов «рабочей оппозиции» с требованием прекратить репрессии против инакомыслящих в партии. ХI съезд осудил заявление и предупредил Шляпникова и Коллонтай: если они продолжат антипартийную деятельность, будут исключены из партии.
Понимая, что ей нужно вырваться из этой жизни, она попросилась на загранработу. Она знает иностранные языки, жила за границей, у нее много видных знакомых за рубежом. Коллонтай обратилась за помощью к новому генеральному секретарю, Сталину, с которым у нее сложились неплохие отношения. Сталин нуждался в сторонниках и благожелательно отнесся к просьбе Коллонтай, все еще очень популярной в стране. Осенью 1922 года ее отправили советником в полпредство в Норвегии.
По дороге она записывала в дневнике:
«Грустно мне сознавать, что я уже не вернусь на свою любимую работу среди трудящихся женщин, что порвутся дорогие мне связи с тысячами советских гражданок, которые встречали меня возгласами энтузиазма: «Вот она, наша Коллонтай!» Ну вот, я и на территории капиталистической Финляндии с ее духом белогвардейщины. За стеной полпредства враждебный нам мир... Первое, что я сделала, — это купила себе две пары туфелек, такие легкие, красивые и по ноге».
Когда Коллонтай отправилась на работу за границу, она захлопнула за собой дверь в прошлую жизнь. Но оторваться от Дыбенко оказалось не так просто. Она делилась с ближайшей подругой:
«Мой муж стал засыпать меня телеграммами и письмами, полными жалоб на свое душевное одиночество, что я несправедливо порвала с ним ...
Письма были такие нежные, трогательные, что я уже начала сомневаться в правильности своего решения разойтись с Павлом. И вот явилась моя секретарша. Она рассказала, что Павел вовсе не одинок. Когда его корпус перевели из Одесского округа в Могилев, он захватил с собою «красивую девушку», и она там живет у него... Павел заказал на мое имя и будто бы по моему поручению всякого рода женского барахла — сапоги, белье, шелковый отрез и бог знает что еще. Все это для «красивой девушки» под прикрытием имени Коллонтай.
Я возмутилась и написала письмо в ЦК партии, прося их не связывать моего имени с именем Павла, мы с ним в разводе де-факто. Я ни в чем не нуждаюсь, никаких заказов не делала и впредь делать не стану. Пусть Павел поплатится...»
Постепенно Коллонтай становится другим человеком. В определенном смысле она вернулась к стародавним временам, когда юная Шурочка ездила на балы и ее родители принимали гостей:
«Прием для дипломатов, правительства и общественности я обставила с подобающей роскошью. На шести столах стояли двухкилограммовые банки со свежей икрой — роскошь небывалая в Норвегии. Даже на обедах у короля свежая икра подается лишь на маленьких сандвичах. Живые цветы, лакеи с «Советским Абрау-Дюрсо» усердно подливали в бокалы, а в перерыве давался концерт русской музыки, и молодая норвежская танцовщица танцевала на манер Дункан под русские мелодии...»
Пропавший сундучок
Малоприятные новости из Советской России, конечно, доходят, но она гонит от себя дурные вести, списывая их на уныние и малодушие своих старых подруг:
«Дома трудная полоса, недород сказывается — еще не овладели новыми формами хозяйства. Партия работает, шлет по деревням хороших работников, но есть перегибы. В Ленинграде и Москве (даже в столицах!) голодно. Мои приятельницы из Ленинграда, друзья моей юности, до сих пор не вжились в новые условия. Письма от них, от сестры моей Адели полны жалоб и просьб выслать шведские кроны на Торгсин».
Торгсин — Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами, где принимали как валюту, так и золотые кольца, коронки, крестики, браслеты. Советская финансовая система разрушилась. Продовольствие выдавали по карточкам. Магазины были пусты. Продукты остались только в закрытых распределителях или в магазинах Торгсина, как и описано в романе Булгакова «Мастер и Маргарита».
«Сестра Адель и ее семья, подруги моей юности, — записывает она в дневнике, — такие они все исхудавшие, голодные, пришибленные и безынициативные... У них многое от безволия, много нытья и неумения жить в новых условиях... Раздала всю свою валюту, что имела на руках, но разве это помощь? Посылаю им всем ежемесячно из Швеции на Торгсин... Чувство, точно я перед ней и всеми этими «тенями прошлого» виновата».
Сознавала ли она, что происходит в стране?
...Пришло осознание, что времена наступили опасные. Это против царского правительства можно было бунтовать. Что не так — вытребовал загранпаспорт и в Цюрих, Париж, Лондон... Коллонтай больше не позволяла себе сомнений в линии партии. Или не доверяла их дневнику.
В марте 1942 года Коллонтай исполнилось 70. Приехавший в Стокгольм дипломат Владимир Ерофеев вспоминал: «Ее разбил паралич... Меня она принимала, сидя в кресле-коляске… Но старалась держаться бодро».
Резидентом политической разведки в Стокгольме был Борис Ярцев, он же Борис Аркадьевич Рыбкин. Его заместителем и женой была Зоя Воскресенская, после войны она начнет писать детские книги о Ленине.
Свой архив Коллонтай держала в сундучке и тряслась над ним. В 1943 году ее, тяжело больную, вывезли в санаторий. Как только пришла в себя, попросила доставить ей сундучок. Выяснилось: он пуст. Резидент наркомата госбезопасности отправил бумаги в Москву.
Что сделала Коллонтай? Написала резиденту благодарственное письмо за то, что в трудное время сберег ее записи…
17 сентября 1944 года с помощью Коллонтай было подписано перемирие с Финляндией, вышедшей из войны. Это был последний дипломатический успех первого советского полпреда.
В марте 1945 года ее вывезли в Москву. Она попросила Молотова вернуть ей бумаги, которые забрал резидент. Но в наркомате иностранных дел бумаг не нашлось. Тогда Коллонтай в последний раз обратилась к Сталину. Записи ей вернули.
Александра Коллонтай скончалась в 1952 году, не дожив двух недель до 80-летия, которое собиралась пышно отметить в особняке Министерства иностранных дел на улице Алексея Толстого. Никого из мужчин, кого она любила или кто любил ее, уже не осталось в живых. Все они были значительно моложе ее, но ни к кому из них судьба не была столь благосклонна...
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
