Архивная публикация 2010 года: "НАЗАД, В ЕЭС"
В защиту отказа от евро Впервые я побывал в Европе, за пределами Нидерландов, когда мне было лет восемь. Отец устроил нам однодневную вылазку на Мозель. В другой раз мы несколько дней провели в деревне на севере Франции - мне было десять. В пятнадцать я проехал на мопеде по Бельгии. В шестнадцать заночевал на пляже Сан-Рафаэль. В семнадцать пробовал приударить за девушками в дешевой гостинице для странствующих хиппи на севере Лондона (вполне успешно). А в двадцать побывал в Праге на могиле Кафки. Но европейцем я так и не стал.
Я всегда недоумевал: что люди хотят сказать, называя себя европейцами? Европа была и остается для меня понятием географическим, обозначающим горстку стран на западе Азии. В отличие от Азии, где никто всерьез даже и не помышляет о каком-нибудь Азиатском союзе, кое-кто из европейцев верит в существование некой европейской культуры, цветок которой сможет распуститься во всей красе, только когда не будет границ. Такие-то европейцы и возжелали в один прекрасный день создать Европейский союз.
Когда в Нидерландах проводился референдум по поводу европейской Конституции, я выступил как против самой Конституции, так и против идеи наднационального европейского государства. И сделал это не по причине своего узколобия, провинциализма и ксенофобии, хотя во всем этом меня обвиняли. Достоинства Конституции, с которой нельзя ознакомиться на языке оригинала, представляются мне сомнительными.
В отличие от американской, Конституция Европейского союза представлена исключительно переводами, при сравнении коих сталкиваешься с утонченными разночтениями: языки развивались по-разному, они отражают историю разных народов, имеют разные тонкости и нюансы. Как следствие, в каждой стране Европы Конституция обретает собственный тон.
А что же в оригинале?
Я предлагал сделать языком общеевропейской Конституции латынь. И тогда переводы действительно были бы переводами некоего оригинала. Ситуация, когда в самом центре предполагаемого культурного корпуса оставляют зияющую дыру, представляется мне абсурдной. Дайте Конституции сердце, взывал я, старое сердце языка европейской культуры, тогда у нас будет нечто, что нас объединяет, а не разделяет. И ведь то, о чем твердили люди вроде меня (что ЕС не сможет стать стабильным образованием, ибо никто, за исключением европейских политических элит, этого союза не желает, ибо Европа - понятие не культурное, но географическое), именно это и произошло.
Доволен ли я? С куда большим удовольствием я бы написал: я страшно заблуждался, мне стыдно, что я был таким слепцом. Увы, опасения оправдались: политические элиты, скорее, подчеркнули различия между всеми нами, вместо того чтобы упразднить их.
Северу Европы, где жизнь требует больших усилий, где растут ели, пейзажи однообразней, а среднестатистического гражданина связывают с государством отношения, характеризующиеся пониманием своей ответственности, противостоит юг континента с его сиестой и ужином, начинающимся после 10 часов вечера, где по дорогам гонят быков, где обводить вокруг пальца госинституты - своего рода национальный вид спорта. И вот благодаря правилам, придуманным элитами, нам, северянам, навязывают бремя долгов, которые нахватали южане.
Проблема в одном: я не замечаю в себе солидарности ни с греками, ни с испанцами. Те греки и испанцы, которых я знаю, мне весьма симпатичны. Но я не считаю, что должен взваливать на себя их финансовые проблемы. Мне довольно своих. Афины пострадали не от стихии, на острова Эллады не обрушивались цунами - то, что произошло с греками, это дело их рук. Им хотелось пораньше выходить на пенсию. Хотелось получать 13-ю и 14-ю зарплату. Великолепно! Так держать! Made in Greece.
Но не за мой счет.
Демократия не единственный термин с греческими корнями. Слова "хаос" и "кризис" тоже родом из Греции.
У наших наднациональных политических элит мнение на этот счет иное. Будут ли им доверять, зависит исключительно от судьбы проекта "Европа". И потому они утверждают: надо спасать греков, иначе у нас самих не будет надежды на спасение. Но это не так. По мне, греки могут спокойненько объявлять дефолт. Конечно, тогда нам придется выручать наши банки, легкомысленно ссудившие эллинам миллиарды, но это небольшая цена по сравнению с той обузой, которую взвалит на нас наш ЕС в ближайшие годы.
Накопление долгов на юге приняло драматичные формы. Евросоюз создал соответствующие возможности, греки же и испанцы, не стеснявшиеся запускать в евросокровищницы руки по самые подмышки, просто этими возможностями воспользовались. Не будь ЕС, благодаря которому банки смогли переводить многомиллиардные суммы, этим странам ни за что не удалось бы "скопить" столько долгов.
Теперь же наши политические элиты призывают спасать союз - искусственное образование, которому мы обязаны появлением на посту президента смущенного бельгийца и Конституцией, понятной лишь человеку, искушенному в свинцовом жаргоне брюссельских чинуш. Которому мы обязаны министрами, утратившими связь со своей страной и культурой.
Когда в молодости я отправлялся в путешествие по Европе, сначала автостопом, потом на стареньком Ситроене 2CV, мы жили еще в Европейском экономическом сообществе. В 1957 году оно было образовано Бельгией, Нидерландами, Люксембур-гом, Францией, ФРГ и Италией. Модель очень даже полезная. Нам нужно было сотрудничать, демонтировать экономические барьеры. Мы оставались теми, кем были. Немцы пользовались своей солидной маркой, надежной, как Mercedes-Benz. У нас ходил гульден, практичный, как нидерландский купец XVII века. Французы платили своими элегантными франками, пахнувшими переполненной парижской пивной, итальянцы - лирами, небрежными и соблазнительными, как Мастрояни и Экберг в феллиниевской "Сладкой жизни".
Единство и разнообразие - таким был ЕЭС. В ЕЭС решения принимались чиновниками и политиками, желавшими дать фирмам и гражданам возможность вести дела, а в остальном - спокойно жить рядом друг с другом. Никто не принуждал нас брать на себя ответственность за выплату греческим чиновникам пенсий - мы встречались с ними в ресторанчике на Корфу или на Крите, могли пропустить по стаканчику, после чего платили за то, что съели и выпили, и возвращались в недорогой отель, чтобы скоротать еще одну жаркую летнюю ночь в комнате без кондиционера.
До недавних пор слово "греческий" не вызывало у меня неприятных эмоций. Теперь я знаю: греческие порядки - это когда разбрасываются деньгами, которых не заработали. При слове "греческий" мне всегда вспоминались классический период античности, руины, мифы, колонны. Теперь всплывает другая ассоциация: обман.
{PAGE}
Я помню, какие аргументы приводились, чтобы у граждан Европы зародилась любовь к евро. Мол, в мире, который становится все более и более глобальным, наши национальные валюты окажутся нежизнеспособны. А евро, сулили нам, будет настолько сильным, что после его введения все проблемы исчезнут сами собой. Первый же настоящий кризис евро доказывает: это был миф.
Путешествуя по Европе времен ЕЭС, человек осознавал культурные различия между народами. Огромная сумма в лирах, с которой приходилось расстаться во Флоренции, чтобы расплатиться за чашечку эспрессо, была выражением сложности итальянского общества, неспособного обеспечить стабильность своей валюты. Неужто итальянское общество утратило свою сложность? Ничуть. Но евро сделал ее не столь очевидной. Теперь мы знаем: в этом и заключался самый значимый эффект от введения евро.
Появился дополнительный этаж брюссельской бюрократии, возвышающийся над нашими национальными институтами. Наша национальная автономия тает на глазах, все больше власти делегируется новым чиновникам. Референдумы всякий раз подтверждали, какой большой живучестью обладает недоверие европейских народов к этой надевропейской бюрократии - но политические элиты это не беспокоило. ЕЭС им было мало. Даешь институт, в котором бы сосредоточилась власть! Так родилась мысль о европейском президенте, который бы говорил с главами США и России на равных. Вследствие подобных иллюзий возникло хаотичное образование, названное ЕС.
Европа во всех отношениях слишком гетерогенна, чтобы быть союзом, объединяющим греков с их напряженным, наполовину анар-хистским отношением к собственному государству и датчан, воспринимающих государственный аппарат, как нечто естественное, обеспечивающее правопорядок, как нечто, достойное лояльности граждан. Представители наднациональных элит, которые большую часть жизни проводят на коктейльных вечеринках в Брюсселе и в VIP-залах аэропортов среди себе подобных, со временем забывают, насколько сильна культурная идентичность народов. ЕС увязла в культурном релятивизме своих вождей. Несмотря на смирительные рубашки экономических и финансовых предписаний, народы Европы по-прежнему являют собой автономные культурные общности. ЕС не помог южанам - напротив, как нам теперь известно, он стимулировал в них самые худшие качества: жажду наживы, безответственность, эгоизм, склонность к мошенничеству и расточительство.
ЕЭС было идеальной моделью для Европы. Но нашим честолюбивым политикам по-давай проект исторических масштабов: мирное единение Европы посредством ее постепенного покорения новой европейской бюрократией. Гре-ческий кризис показывает: Европы не существует. Европа - не более чем идея фикс брюссельских бюрократов.
Европейская Конституция - детище не "отцов-основа-телей", но технократов, у которых сегодня появился большой шанс: проблемы средиземноморских стран столь велики, что спасение обойдется не в одну сотню миллиардов. Скажем иначе: ЕС возьмет долги на себя, чтобы в конечном итоге переложить эти долги на плечи европейских налогоплательщиков, их детей и внуков. Это ударит по благосостоянию северян, причем не только ныне живущих поколений. Брюссель все мило урегулирует - и сможет диктовать жесткие условия странам, которые таким образом избегнут дефолта. А когда спасательная операция провалится, ЕС запустит маховик инфляции, после чего долги "испарятся" - вместе с нашими сбережениями. Первая страна, которая в результате передаст Брюсселю большую часть своей автономии, - Греция. Эллада станет первым реальным протекторатом брюссельских чиновников. Народ с древней культурой, с собственными традициями и с собственным жизненным укладом окажется под началом у наднациональных технократов. Интересно, как долго это сможет продолжаться без эксцессов.
Вот бы сейчас провести референдум в государствах ЕС, которым придется расхлебывать всю эту кашу... Спросить: а не кажется ли народам, что ЕЭС без евро - куда более привлекательная альтернатива для обеспечения мира и благосостояния в Европе, чем ЕС, стонущий под бременем евро? Брюссельских технократов, которые после этого остались бы без работы, наверняка можно было бы трудоустроить - официантами в греческих ресторанчиках.
Время от времени в недрах какого-нибудь ящика я нахожу гульден. Недавно нашел даже купюру в 100 гульденов. На евро я ее менять не спешу - отнюдь. Я сохраню ее - до возвращения гульдена. А также немецкой марки. И лиры. И драхмы. До восстановления ЕЭС.
В защиту отказа от евро Впервые я побывал в Европе, за пределами Нидерландов, когда мне было лет восемь. Отец устроил нам однодневную вылазку на Мозель. В другой раз мы несколько дней провели в деревне на севере Франции - мне было десять. В пятнадцать я проехал на мопеде по Бельгии. В шестнадцать заночевал на пляже Сан-Рафаэль. В семнадцать пробовал приударить за девушками в дешевой гостинице для странствующих хиппи на севере Лондона (вполне успешно). А в двадцать побывал в Праге на могиле Кафки. Но европейцем я так и не стал.
Я всегда недоумевал: что люди хотят сказать, называя себя европейцами? Европа была и остается для меня понятием географическим, обозначающим горстку стран на западе Азии. В отличие от Азии, где никто всерьез даже и не помышляет о каком-нибудь Азиатском союзе, кое-кто из европейцев верит в существование некой европейской культуры, цветок которой сможет распуститься во всей красе, только когда не будет границ. Такие-то европейцы и возжелали в один прекрасный день создать Европейский союз.
Когда в Нидерландах проводился референдум по поводу европейской Конституции, я выступил как против самой Конституции, так и против идеи наднационального европейского государства. И сделал это не по причине своего узколобия, провинциализма и ксенофобии, хотя во всем этом меня обвиняли. Достоинства Конституции, с которой нельзя ознакомиться на языке оригинала, представляются мне сомнительными.
В отличие от американской, Конституция Европейского союза представлена исключительно переводами, при сравнении коих сталкиваешься с утонченными разночтениями: языки развивались по-разному, они отражают историю разных народов, имеют разные тонкости и нюансы. Как следствие, в каждой стране Европы Конституция обретает собственный тон.
А что же в оригинале?
Я предлагал сделать языком общеевропейской Конституции латынь. И тогда переводы действительно были бы переводами некоего оригинала. Ситуация, когда в самом центре предполагаемого культурного корпуса оставляют зияющую дыру, представляется мне абсурдной. Дайте Конституции сердце, взывал я, старое сердце языка европейской культуры, тогда у нас будет нечто, что нас объединяет, а не разделяет. И ведь то, о чем твердили люди вроде меня (что ЕС не сможет стать стабильным образованием, ибо никто, за исключением европейских политических элит, этого союза не желает, ибо Европа - понятие не культурное, но географическое), именно это и произошло.
Доволен ли я? С куда большим удовольствием я бы написал: я страшно заблуждался, мне стыдно, что я был таким слепцом. Увы, опасения оправдались: политические элиты, скорее, подчеркнули различия между всеми нами, вместо того чтобы упразднить их.
Северу Европы, где жизнь требует больших усилий, где растут ели, пейзажи однообразней, а среднестатистического гражданина связывают с государством отношения, характеризующиеся пониманием своей ответственности, противостоит юг континента с его сиестой и ужином, начинающимся после 10 часов вечера, где по дорогам гонят быков, где обводить вокруг пальца госинституты - своего рода национальный вид спорта. И вот благодаря правилам, придуманным элитами, нам, северянам, навязывают бремя долгов, которые нахватали южане.
Проблема в одном: я не замечаю в себе солидарности ни с греками, ни с испанцами. Те греки и испанцы, которых я знаю, мне весьма симпатичны. Но я не считаю, что должен взваливать на себя их финансовые проблемы. Мне довольно своих. Афины пострадали не от стихии, на острова Эллады не обрушивались цунами - то, что произошло с греками, это дело их рук. Им хотелось пораньше выходить на пенсию. Хотелось получать 13-ю и 14-ю зарплату. Великолепно! Так держать! Made in Greece.
Но не за мой счет.
Демократия не единственный термин с греческими корнями. Слова "хаос" и "кризис" тоже родом из Греции.
У наших наднациональных политических элит мнение на этот счет иное. Будут ли им доверять, зависит исключительно от судьбы проекта "Европа". И потому они утверждают: надо спасать греков, иначе у нас самих не будет надежды на спасение. Но это не так. По мне, греки могут спокойненько объявлять дефолт. Конечно, тогда нам придется выручать наши банки, легкомысленно ссудившие эллинам миллиарды, но это небольшая цена по сравнению с той обузой, которую взвалит на нас наш ЕС в ближайшие годы.
Накопление долгов на юге приняло драматичные формы. Евросоюз создал соответствующие возможности, греки же и испанцы, не стеснявшиеся запускать в евросокровищницы руки по самые подмышки, просто этими возможностями воспользовались. Не будь ЕС, благодаря которому банки смогли переводить многомиллиардные суммы, этим странам ни за что не удалось бы "скопить" столько долгов.
Теперь же наши политические элиты призывают спасать союз - искусственное образование, которому мы обязаны появлением на посту президента смущенного бельгийца и Конституцией, понятной лишь человеку, искушенному в свинцовом жаргоне брюссельских чинуш. Которому мы обязаны министрами, утратившими связь со своей страной и культурой.
Когда в молодости я отправлялся в путешествие по Европе, сначала автостопом, потом на стареньком Ситроене 2CV, мы жили еще в Европейском экономическом сообществе. В 1957 году оно было образовано Бельгией, Нидерландами, Люксембур-гом, Францией, ФРГ и Италией. Модель очень даже полезная. Нам нужно было сотрудничать, демонтировать экономические барьеры. Мы оставались теми, кем были. Немцы пользовались своей солидной маркой, надежной, как Mercedes-Benz. У нас ходил гульден, практичный, как нидерландский купец XVII века. Французы платили своими элегантными франками, пахнувшими переполненной парижской пивной, итальянцы - лирами, небрежными и соблазнительными, как Мастрояни и Экберг в феллиниевской "Сладкой жизни".
Единство и разнообразие - таким был ЕЭС. В ЕЭС решения принимались чиновниками и политиками, желавшими дать фирмам и гражданам возможность вести дела, а в остальном - спокойно жить рядом друг с другом. Никто не принуждал нас брать на себя ответственность за выплату греческим чиновникам пенсий - мы встречались с ними в ресторанчике на Корфу или на Крите, могли пропустить по стаканчику, после чего платили за то, что съели и выпили, и возвращались в недорогой отель, чтобы скоротать еще одну жаркую летнюю ночь в комнате без кондиционера.
До недавних пор слово "греческий" не вызывало у меня неприятных эмоций. Теперь я знаю: греческие порядки - это когда разбрасываются деньгами, которых не заработали. При слове "греческий" мне всегда вспоминались классический период античности, руины, мифы, колонны. Теперь всплывает другая ассоциация: обман.
{PAGE}
Я помню, какие аргументы приводились, чтобы у граждан Европы зародилась любовь к евро. Мол, в мире, который становится все более и более глобальным, наши национальные валюты окажутся нежизнеспособны. А евро, сулили нам, будет настолько сильным, что после его введения все проблемы исчезнут сами собой. Первый же настоящий кризис евро доказывает: это был миф.
Путешествуя по Европе времен ЕЭС, человек осознавал культурные различия между народами. Огромная сумма в лирах, с которой приходилось расстаться во Флоренции, чтобы расплатиться за чашечку эспрессо, была выражением сложности итальянского общества, неспособного обеспечить стабильность своей валюты. Неужто итальянское общество утратило свою сложность? Ничуть. Но евро сделал ее не столь очевидной. Теперь мы знаем: в этом и заключался самый значимый эффект от введения евро.
Появился дополнительный этаж брюссельской бюрократии, возвышающийся над нашими национальными институтами. Наша национальная автономия тает на глазах, все больше власти делегируется новым чиновникам. Референдумы всякий раз подтверждали, какой большой живучестью обладает недоверие европейских народов к этой надевропейской бюрократии - но политические элиты это не беспокоило. ЕЭС им было мало. Даешь институт, в котором бы сосредоточилась власть! Так родилась мысль о европейском президенте, который бы говорил с главами США и России на равных. Вследствие подобных иллюзий возникло хаотичное образование, названное ЕС.
Европа во всех отношениях слишком гетерогенна, чтобы быть союзом, объединяющим греков с их напряженным, наполовину анар-хистским отношением к собственному государству и датчан, воспринимающих государственный аппарат, как нечто естественное, обеспечивающее правопорядок, как нечто, достойное лояльности граждан. Представители наднациональных элит, которые большую часть жизни проводят на коктейльных вечеринках в Брюсселе и в VIP-залах аэропортов среди себе подобных, со временем забывают, насколько сильна культурная идентичность народов. ЕС увязла в культурном релятивизме своих вождей. Несмотря на смирительные рубашки экономических и финансовых предписаний, народы Европы по-прежнему являют собой автономные культурные общности. ЕС не помог южанам - напротив, как нам теперь известно, он стимулировал в них самые худшие качества: жажду наживы, безответственность, эгоизм, склонность к мошенничеству и расточительство.
ЕЭС было идеальной моделью для Европы. Но нашим честолюбивым политикам по-давай проект исторических масштабов: мирное единение Европы посредством ее постепенного покорения новой европейской бюрократией. Гре-ческий кризис показывает: Европы не существует. Европа - не более чем идея фикс брюссельских бюрократов.
Европейская Конституция - детище не "отцов-основа-телей", но технократов, у которых сегодня появился большой шанс: проблемы средиземноморских стран столь велики, что спасение обойдется не в одну сотню миллиардов. Скажем иначе: ЕС возьмет долги на себя, чтобы в конечном итоге переложить эти долги на плечи европейских налогоплательщиков, их детей и внуков. Это ударит по благосостоянию северян, причем не только ныне живущих поколений. Брюссель все мило урегулирует - и сможет диктовать жесткие условия странам, которые таким образом избегнут дефолта. А когда спасательная операция провалится, ЕС запустит маховик инфляции, после чего долги "испарятся" - вместе с нашими сбережениями. Первая страна, которая в результате передаст Брюсселю большую часть своей автономии, - Греция. Эллада станет первым реальным протекторатом брюссельских чиновников. Народ с древней культурой, с собственными традициями и с собственным жизненным укладом окажется под началом у наднациональных технократов. Интересно, как долго это сможет продолжаться без эксцессов.
Вот бы сейчас провести референдум в государствах ЕС, которым придется расхлебывать всю эту кашу... Спросить: а не кажется ли народам, что ЕЭС без евро - куда более привлекательная альтернатива для обеспечения мира и благосостояния в Европе, чем ЕС, стонущий под бременем евро? Брюссельских технократов, которые после этого остались бы без работы, наверняка можно было бы трудоустроить - официантами в греческих ресторанчиках.
Время от времени в недрах какого-нибудь ящика я нахожу гульден. Недавно нашел даже купюру в 100 гульденов. На евро я ее менять не спешу - отнюдь. Я сохраню ее - до возвращения гульдена. А также немецкой марки. И лиры. И драхмы. До восстановления ЕЭС.
Подписывайтесь на PROFILE.RU в Яндекс.Новости или в Яндекс.Дзен. Все важные новости — в telegram-канале «PROFILE-NEWS».
