Мятеж ХАМАС уже привел к расколу Палестинской автономии. В дальнейшем он может похоронить саму идею независимого Палестинского государства.Как поделили Палестину
Недружелюбное двоевластие радикального ХАМАС и умеренного ФАТХ в Палестине обрушилось 14 июня. Очередная фаза вооруженных столкновений на территории сектора Газа между этими политическими группировками закончилась победой ХАМАС. В результате, как пишет ведущее арабоязычное издание современного мира, издающаяся в Лондоне саудовская газета «Аш-Шарк аль-Аусат», на части палестинской территории возник «Газастан», «освобожденный», как это специально подчеркивали в Газе, от «недееспособной Организации освобождения Палестины», от «прогнившего движения ФАТХ», от «предательского режима» президента Махмуда Аббаса.
Попытки ХАМАС перенести столкновения на Западный берег были жестко подавлены вооруженными формированиями ФАТХ. На события же в Газе последовал естественный ответ Аббаса — объявление чрезвычайного положения, роспуск существовавшего ранее коалиционного правительства «национального единства» и приведение 17 июня к присяге нового органа исполнительной власти, не имеющего в своем составе ни одного хамасовского министра. Разумеется, это правительство было объявлено движением ХАМАС «антиконституционным» и «незаконным».
Еще 15 июня проживающий в Дамаске глава политбюро ХАМАС Халед Машаль пытался убедить арабскую общественность, что затеянное его боевиками мероприятие не противоречит «целостности палестинской территории» и «признанию законности власти» президента Аббаса.
Однако общественность по большей части ему не поверила. И в те же дни чрезвычайное совещание министров иностранных дел стран—членов Лиги арабских государств (ЛАГ) в Каире постановило: в Газе случился «государственный переворот», грозящий отделением сектора от территории Палестинской автономии и откладывающий на неопределенное время (если не навсегда) возможность создания суверенного палестинского государства.
Вывод, увы, небезосновательный. Во-первых, разрыв между сектором Газа и Западным берегом исключит возникновение государства в границах, определяемых международными документами, в частности резолюциями 242 и 338 Совета Безопасности ООН, палестино-израильской Декларацией о принципах 1993 года, решениями саммитов ЛАГ.
Во-вторых, этот разрыв лишит палестинское руководство и лидеров арабского мира возможности единства действий, способного заставить Израиль окончательно согласиться с идеей палестинской государственности. Более того, он даст еврейскому государству дополнительные козыри для утверждений о «неискоренимости» палестинского «терроризма».
Из этого следует, в-третьих, что события в Газе могут лишить и палестинцев, и арабский мир важной для них поддержки ведущих стран мира в деле достижения политического урегулирования арабо-израильского конфликта, ключевым элементом которого является создание палестинского государства.
Вместе с тем июньский разлом Палестины — логическое завершение политических противоречий в администрации автономии. И обстоятельства, приведшие к этому разлому, по-прежнему сохраняются. Они-то и определяют ту опасность для Палестины, о которой так беспокоятся арабские лидеры.
История конфликта: «местные» против «пришлых»
Ситуация двоевластия, классически разрешенная в Газе, оформилась в палестинской администрации после состоявшихся 25 января 2006 года выборов в парламент — Законодательный совет. Эти выборы принесли ХАМАС действительно внушительный успех: из 132 депутатов Законодательного совета 74 были его сторонниками и только 32 представляли ФАТХ.
Однако победа на парламентских выборах стала всего лишь завершением предшествовавшего этапа движения ХАМАС к власти, последовательно оттеснявшего ФАТХ, завоевывавшего позиции и в советах муниципалитетов палестинских городов, и в руководстве общественных организаций на территории Палестинской национальной автономии (ПНА).
Триумфальное шествие ХАМАС объясняется не только процветанием коррупции и непотизма в институтах управлявшейся ФАТХ ПНА или неоднозначной ролью Израиля. Скорее, успех ХАМАС определяется той формой власти, которая с 1994 года устанавливалась на палестинских землях лидерами ФАТХ.
Палестинская национальная власть на Западном берегу и в секторе Газа возникла как итог «переноса» на эти территории тех политических сил, которые принято называть палестинским «внешним руководством». Формально речь шла об Организации освобождения Палестины (ООП) — широкой коалиции партий и движений националистического и марксистского толка. Фактически же имеется в виду именно ФАТХ под руководством Ясира Арафата, занимавшего и пост председателя исполкома ООП. Единственным условием вхождения во власть какой-либо иной политической силы — члена ООП или иных фигур собственно Западного берега и сектора Газа — была абсолютная лояльность первому палестинскому президенту.
ХАМАС в ООП никогда не состоял и не стремился состоять. Да и администрация Ясира Арафата не видела в этом движении желанного союзника. Скорее уж — конкурента в борьбе за влияние на самих палестинских землях, куда «внешнее руководство» было лишь «перенесено» и где рейтинг «духовного вождя» ХАМАС, уничтоженного израильтянами шейха Ахмеда Ясина, всегда следовал за рейтингом Арафата, порой критически наступая ему на пятки.
ХАМАС обладал неоспоримо важными чертами, позволявшими ему последовательно двигаться к своему становлению в качестве ведущей политической силы. Он был реальной альтернативой власти Арафата, а впоследствии и его преемника Аббаса, апеллируя к исламу и окрашивая утраченную ФАТХ пусть и утопическую идею «восстановления исторической справедливости» в религиозные тона. Основополагающий документ ХАМАС — Исламская хартия — провозглашал Палестину «единым и неделимым вакфом», что исключало существование Израиля. На повседневном же уровне созданная ХАМАС широкая и эффективная сеть предприятий и благотворительных учреждений предлагала пути решения проблем растущей безработицы, молодежной преступности и социальной помощи.
ФАТХ тем временем действовал по принципу laissez faire — его чиновники бесконечно (следуя примеру президента) обогащались, а полицейские творили произвол и насилие. В свою очередь, принцип «пусть все идет своим чередом» в его политическом преломлении означал, что палестинское государство, предтечей которого выступала ПНА, полностью зависевшая от курса тех или иных израильских лидеров, все более становилось иллюзией. Ни одно из положений подписанной в 1993 году в Осло палестино-израильской Декларации о принципах так и не было (по крайней мере, в полном объеме) реализовано на практике.
Итог был предсказуем. Монополизировав управление ПНА, ФАТХ начал вслед за ООП медленно и мучительно умирать. Это, собственно, и доказали первые в палестинской истории действительно демократические парламентские выборы. Они доказали: в ПНА существует не «импортированная» извне политическая элита, а ее базой выступает сектор Газа, где сосредоточено почти 1,5 млн. палестинцев. Эта элита тесно связана с самыми влиятельными семьями и кланами сектора, практически не представленными в органах местного государственного управления.
Правила демократической игры давали ХАМАС безусловное право формирования однопартийного (или в коалиции с незначительными политическими акторами) правительства. Первоначально же предлагавшаяся лидерами ХАМАС идея создания правительства во главе с одним из его лидеров, куда вошли бы и члены ФАТХ (пропорционально его представительству в Законодательном совете), была отброшена Махмудом Аббасом. Более того, она была отвергнута Израилем, США и Европейским союзом.
Столкновение стало неизбежным.
Миролюбие ХАМАС осталось только теоретическим
В то же время ХАМАС так и не проделал свой «путь в Осло» — к диалогу с внешними силами, так или иначе вовлеченными в процесс ближневосточного урегулирования.
Сам-то ХАМАС предположительно договороспособен. Его «неуступчивость» в отношении Израиля иллюзорна, поскольку зависит от внутрипалестинской, региональной и международной политической конъюнктуры. А приверженность религиозной догме — не показатель «террористического исламизма», а всего лишь своеобразный маркер, выделяющий движение из множества иных палестинских политических групп и партий, в основе своей столь же националистических.
Но для движения ХАМАС по «пути в Осло» были необходимы как минимум два главных условия. Во-первых, координация действий всех палестинских политических сил, включая и создание правительства «национального единства». И, во-вторых, активное и позитивное содействие этому процессу со стороны международного сообщества, включая и Израиль. Именно с этим и не сложилось.
Переменам в радикальной позиции ХАМАС не способствовала экономическая блокада ПНА, объявленная международным сообществом. Воздействие же арабского регионального фактора было минимально — этому препятствовали ситуация в Ираке и Ливане, необходимость поддержки международных санкций, да и разнонаправленность действий стран—членов ЛАГ.
Логика раскола ведет к катастрофе
Первый виток полномасштабного военного противостояния в Газе между ХАМАС и ФАТХ случился в январе—феврале 2007 года. Поводом для него стали действия сформированного ХАМАС однопартийного правительства во главе с Ибрагимом Ханийей, направленные на установление всеобъемлющего контроля, в первую очередь над структурами палестинской государственной безопасности.
Тогда благодаря личным усилиям саудовского короля Абдаллы 8 февраля 2007 года, «под сенью Священной Каабы» обе противоборствующие стороны заключили Мекканское соглашение. Махмуд Аббас и Халед Машаль, представлявшие соответственно ФАТХ и ХАМАС, провозгласили, что отныне будут действовать на основе «принципа политического партнерства в рамках действующих законов палестинской национальной администрации». В Мекке, по сути дела, были начертаны контуры коалиционного палестинского «правительства национального единства», включившего в свой состав и второстепенных акторов палестинской политики. 17 марта 2007 года оно было окончательно сформировано и приведено к присяге.
Однако уже тогда были основания полагать, что ни Аббас, ни Машаль в полной мере не контролируют возглавляемые ими партийные структуры — и в первую очередь их военизированные формирования. К тому же суть достигнутого ими компромисса заключалась в том, что ФАТХ по-прежнему остается участником мирного процесса, в то время как ХАМАС — опять же по-прежнему — остается вне его рамок. Никаких надежд на достижение успеха в ходе палестино-израильских контактов такой компромисс не предполагал. Между тем именно от успеха этих контактов зависела отмена международной экономической блокады ПНА.
Неизбежность силовой ликвидации палестинского двоевластия была предопределена. Ведь даже мирные рамки противостояния обоих движений парализовали деятельность власти. Тем более что идеологические и исторические противоречия между ХАМАС и ФАТХ дополнялись стремлением обрести контроль над легальным или нелегальным потоком финансовых средств в ПНА.
Итак, в середине июня 2007 года ХАМАС осуществил в Газе государственный переворот. Перспективы новых мирных договоренностей, признаться, призрачны. Тем важнее представить возможный сценарий будущего развития внутрипалестинской ситуации.
Состоявшееся 15—16 июня в Каире совещание министров иностранных дел государств—членов ЛАГ приняло решение о непризнании законности действий ХАМАС и полной поддержке «палестинской законности, воплощаемой президентом Аббасом». Одновременно ведущие арабские печатные издания открыто обвинили Сирию и Иран в поддержке (включая и финансовую) «Газастана», подчеркивая, что это квазигосударство может стать новым региональным «центром силы», притягивающим к себе идентичные ХАМАС политические партии и движения. Для того чтобы это притяжение стало реальностью, есть необходимые основания — израильский «сионистский противник» и цель воскрешения «целостности» («вакф от реки до моря») палестинской проблемы.
Вероятнее всего, режим мятежного ХАМАС в Газе задушат экономически. На такую перспективу прямо указывают и итоговые документы Каирского совещания министров иностранных дел государств ЛАГ. Это доказывают и уже принятые ЛАГ, Соединенными Штатами и Евросоюзом решения о возобновлении финансовой помощи президенту Аббасу и его правительству. В этом случае уже начавшаяся на территории Газы гуманитарная катастрофа приобретет необратимый характер.
| Ближневосточный рынок вооружений: политическое ориентирование Одной из отличительных особенностей ближневосточного рынка вооружений является незначительная роль собственно военных факторов в его формировании. Основными агентами конфликтных взаимодействий в регионе давно уже стали негосударственные субъекты — разного рода «фронты освобождения» и «бригады мучеников». Соответственно, и основной инструментарий внутрирегиональной борьбы не вооруженные силы, у большинства государств региона вполне себе опереточные, а деньги и спецслужбы. Системное исключение из этого удивительного правила составляет, пожалуй, лишь Израиль, военно-техническая политика которого действительно подчинена соображениям обеспечения военной безопасности. Чисто военной целесообразностью можно объяснить очень немногие и очень отдельные закупки стран региона. К таковым, например, относятся иранские и сирийские контракты на поставки российских систем ПВО «Тор-М1» и «Панцирь-С1». Главный же фактор, который определяет картину закупок вооружений странами региона, — политическая ориентация государства. Например, после 11 сентября 2001 года слегка омрачились отношения, которые связывают англосаксонский мир с аравийскими племенами и ваххабитами еще со времен нежной дружбы полковника Лоуренса Аравийского с аборигенами. И сразу же поток саудовских закупок в США и Великобритании сократился. Но вот благодаря в первую очередь дальновидной политике президента Буша в Ираке резко усилились позиции шиитского Ирана — и суннитские лидеры вновь пошли на сближение с Вашингтоном и Лондоном. Немедленным результатом сближения стала серия грандиозных саудовских заказов, сразу вернувших Эр-Рияду утерянную было позицию безусловного мирового лидера по импорту вооружений. В течение этого года, похоже, финализируются переговоры по заключению мегаконтракта более чем на 20 млрд. фунтов на закупку 72 британских истребителей «Тайфун» и модернизации закупленных еще в 80-е годы истребителей-бомбардировщиков «Торнадо». И к сотням американских и британских аэропланов, уже стоящих на вооружении Королевских ВВС, добавятся еще семь десятков совершенно ненужных саудитам с военной точки зрения дорогих боевых машин. А двадцать саудовских миллиардов добавятся к прошлогодним $11 млрд., на которые в США была прикуплена широкой россыпью всякая мелочовка — более 700 БТР LAV-25, 58 танков M1A1 с одновременной модернизацией имеющихся в армии Саудовской Аравии 315 танков М1А2, 24 вертолета Сикорского… Ну и еще что-то совсем уж несущественное (не дороже полумиллиарда американских денег) в графе «разное». Остается только догадываться, какие политические, экономические преференции или военные гарантии покупает для себя саудовская элита за такие деньги. Надо заметить, что картография политико-военных связей сложилась еще в эпоху холодной войны и до сих пор отличается поразительной стабильностью. Пожалуй, последним тектоническим сдвигом в этой конфигурации был приход СССР на рынок Ирана после окончания ирано-иракской войны. Во всяком случае, после пятнадцатилетней паузы, ставшей следствием распада Советского Союза, сегодня восстанавливаются контуры знакомой еще по временам противостояния двух блоков «физиономии» военно-технических связей государств Магриба, Сирии и Йемена с Россией. Несмотря на энергичные и отчасти успешные попытки Франции войти на рынок Алжира и Ливии, эти государства по-прежнему сохраняют верность российскому оружию. В прошлом году алжирский долг в размере $4,5 млрд. был конвертирован в закупки российского оружия на сумму $7,5 млрд. В ближайшие годы Россия поставит в эту страну более 60 истребителей Су-30 и МиГ-29, две подводные лодки, 180 танков и не менее 4 дивизионов зенитных ракетных систем С-300ПМУ-2. Похоже, подобная схема будет реализована и в случае с Ливией. По некоторым сообщениям, Триполи в обмен на списание долга также закупит российское оружие на $2,2 млрд. Крупнейшей йеменской сделкой с Россией в последние годы стала серия контрактов на поставку в эту страну 20 истребителей МиГ-29СМТ, причем небогатая арабская страна стала первым заказчиком этой многоцелевой модификации, и именно йеменский заказ обеспечил успешное завершение разработки истребителя, став отправной точкой в возрождении РСК «МиГ». Впрочем, при всей стабильности сложившихся военно-технических связей встречаются и случаи диссидентского поведения. Например, Египет, который в целом ориентируется на закупки американских вооружений, подписал несколько контрактов с Россией на модернизацию поставленных еще в годы советско-египетской дружбы систем ПВО. Одно время даже обсуждался вопрос о закупке Египтом 40 истребителей МиГ-29СЭ в обмен на старые МиГ-21, но столь крупная закупка, по всей видимости, оказалась невозможной из-за давления США. Немалое значение на арабских рынках имеют соображения престижности, конкуренция за право стать первым обладателем дорогой и навороченной техники. Поскольку многие государства региона располагают немалыми финансовыми ресурсами, они нередко становятся стартовыми заказчиками новых систем вооружений, а то и требуют разработать вооружение с нуля эксклюзивное. В этом отношении особенно выделяются Объединенные Арабские Эмираты, которые стали своего рода эталоном, законодателем оружейной моды для нефтедобывающих монархий Персидского залива. Так, по требованию ВВС ОАЭ в США была разработана эксклюзивная версия истребителя F-16E/F с увеличенным запасом топлива, новейшими системами авиационного вооружения и радаром с активной решеткой. Французы специально для Эмиратов создали Mirage 2000-9, кроме того, Абу-Даби стал единственным до сих пор за пределами Франции заказчиком сверхсовременного электронного концепт-танка Leclerc, а ОАЭ — первым в мире заказчиком российской системы ПВО «Панцирь-С1». Более того, разработка системы ведется тоже на деньги Эмиратов. Помимо Эмиратов и другие государства региона часто выступают в качестве первичных экспортных заказчиков оружия. Ранее уже говорилось, что заказ Йемена обеспечил возможность создания МиГ-29СМТ. А в начале этого года одна из стран региона, предположительно Ливия или Сирия, стала стартовым экспортным покупателем мощного российского истребителя-перехватчика МиГ-31Э. Сирия, по всей видимости, первая среди других государств мира приобрела новейшую версию из семейства наших «двадцать девятых» — МиГ-29М/М2. Похоже, своего первого иностранного заказчика найдет в регионе для своего истребителя Rafale французская компания Dassault: после провала попыток продать его в Алжир или Ливию Париж обратил взор на своего традиционного партнера Марокко, и сейчас обсуждается вопрос о закупке этой страной 12—14 машин этого типа. Константин Макиенко, центр АСТ |
