Архивная публикация 2009 года: "Павел ЛУНГИН: «Проблема Грозного в России не снята»"

Мы говорили с Павлом Лунгиным, когда еще не было ясно, попадет ли его фильм «Царь» в каннский конкурс «Особый взгляд»: шла работа над перезаписью. И еще была надежда, что выздоровеет сыгравший в «Царе» Олег Янковский, — актеру стало лучше, и он даже вернулся на сцену...— Все наверняка усмотрят в фильме попытку высказаться о тирании и свяжут Грозного с сегодняшним днем: такой импульс действительно был — или вы интересуетесь Грозным, так сказать, бескорыстно?
— Можете верить или не верить, но идея появилась на съемках «Острова», когда я заметил невероятное внешнее сходство Мамонова с Грозным в некоторых ракурсах. И, честное слово, чаще всего идеи так и приходят — а не потому, что вы ставите себе задачу высказаться о тирании. Иначе получится нечто умозрительное и мертвое. Мне показалось вдруг, что Мамонов может сыграть Грозного, какого еще не было, — в нем же преобладало юродство, на грани страшной клоунады. Отсюда все его спектакли с отречениями от трона, с истерическим самоумалением, с удалением от мира... Собственно, Грозного вообще в кино мало — есть фильм Эйзенштейна, который при всем своем величии кажется мне слишком статуарным, торжественным, визуально-пиршественным, и есть роль Евгения Евстигнеева в «Ермаке» — это уже ближе, как мне кажется... Хотя по-настоящему это юродство, вечную эту игру хорошо поймал Гайдай в «Иване Васильевиче», и Яковлев это сыграл вполне серьезно, даром что комедия.
— Ну, Булгаков далеко не случайно написал «Ивана Васильевича» в 1935 году.
— В России любое обращение к Грозному будет неслучайным, потому что проблема не снята. Проблема же, как я ее понимаю, — в постоянном противопоставлении закона и благодати, в жизни без закона, а следовательно, по произволу. В этой картине митрополит Филипп для меня, скорее, олицетворение закона, потому что есть у него внутренние нормы, которых он попрать не может. Есть ценности, которые превыше любых обстоятельств. Грозный же как раз отрицание любых норм: он сам их диктует и задает, он добивается обожания, ему надо, чтобы его любили — это и есть главная ценность в его мире. И любви этой всегда мало — он вечно подозревает, что она недостаточна. Я думаю, главная проблема России — в отсутствии у большинства того абсолютного стержня, хотя бы тех двух-трех вещей, которые не позволяют тебя растоптать. Пресловутая бесконечность и всевместительность русского характера, способность и на зверство, и на подвиг, причем часто это вообще путают, — как раз от недостатка этого внутреннего закона, от его шаткости. Так что, в отличие от «Острова», это кино не совсем о вере — не только о ней.
— Вы чудом успели проскочить до кризиса с трудной постановочной картиной.
— Как раз не успели, кризис пришелся на пост-продакшн, до него мы успели только снять. Так что эта картина вообще была, вероятно, самой трудной из всего, что я делал: исторически мы стремились к максимальной достоверности, хотя сразу предупреждаю — это не хроника. Это, скорее, миф: там есть чудеса, есть некая иррациональность — собственно, у Алексея Иванова (автор литературного сценария. — «Профиль») без этого не обходится. Все его исторические вещи очень достоверны в мелочах, но по фабуле совершенно сказочны, там есть призраки, исчезновения, предвидения... Но миф не означает поверхностного подхода к декорациям, костюмам, бесчисленным обрядам — фантастика должна вырастать из абсолютной, даже избыточной достоверности. Консультантом у нас был религиовед и сектоборец Александр Дворкин, он и роль небольшую сыграл. Трудно было все: зимняя натура, много достроек, снимали в Суздале, долгая экспедиция, множество костюмов... Это вообще громоздкая картина. Смею думать, что Россия Грозного там получилась не лубочной. Никакой роскоши — скорее уж, много нищеты, разорения, и вообще, это ни в коем случае не костюмная драма. Это диспут о природе власти — но в точных декорациях.
Трудностей не было только с актерами. Я больше всего боялся, как манера игры Мамонова — все-таки он никогда не считал себя профессиональным артистом — будет уживаться в картине с работой Янковского, профессионала высшей пробы. И Олег очень напряженно присматривался к Мамонову: они ведь оба фигуры настолько яркие, что совместить их в кадре — и то трудно. Перетягивание зрительского внимания кажется неизбежным. Янковский сыграл очень сильно — и очень сдержанно, со страшным внутренним напряжением, которое почти не прорывается. Мне оставалось только любоваться их работой. Наверное, это самое ценное, что там есть.
— Вам не было страшно браться за новую работу после захваленного «Острова»?
— У меня была уже после «Острова» картина «Ветка сирени». Как раз незахваленная, и даже прямо наоборот.
— Я в курсе, но ее почти никто не видел.
— Она практически не появилась в прокате, но по телевизору показали. Я в принципе уже привык, что хвалят строго через раз, и потому тороплюсь после благосклонно принятой картины сразу взяться за следующую. Иногда жертвами этой чересполосицы становятся работы, которые мне как раз дороги, — скажем, «Дело о мертвых душах», которое ругали, кажется, больше всего. Меня можно упрекнуть во многом, но, по крайней мере, одного я никогда себе не позволял: не эксплуатировал успеха. «Луна-парк» похож на «Такси-блюз» только дефисом в названии, и уж тем более я никогда не стал бы повторять «Остров», превращаясь в его заложника. Такая бурная реакция на «Остров» после телепоказа для меня была, скорее, неожиданностью — видимо, сработал фон.
— После «Острова» и нового фильма, в котором религия тоже будет важнейшей темой, нельзя не спросить вас о вашей собственной религиозности — хотя это вещь интимная, не хотите — не отвечайте.
— Я отвечу. Видеть стопроцентных атеистов мне практически не приходилось, Бог настолько явно присутствует в мире, что не увидеть его трудно. С бессмертием все далеко не так просто. Скажу честно, я не могу представить его себе. И завидую тем, кто может, «вмещает»... Жена, например, как-то может. А я, сколько ни думаю об этом, останавливаюсь на грани. Не говорю: «Там ничего нет», но честно признаюсь: не могу вообразить.

«Веселый легкий человек»

20 мая умер актер Олег Янковский
Главный режиссер театра «Ленком» Марк Захаров:
«Это страшный удар для нашего театра и для всех россиян. Олег Янковский — актер всероссийского масштаба, наше национальное достояние. Он очень стойко держался, заражал нас своим оптимизмом, внушая надежду на чудо... И вот ушел. Сейчас нам, его коллегам, надо держаться. Мы будем всегда помнить его, и Олег будет с нами, пока мы живы. И зрители, которые видели его и в кино, и на сцене, никогда его не забудут. Олег Янковский оставил нам в наследство такие роли, что забыть его просто невозможно».
Атташе по культуре посольства Литвы в России Юозас Будрайтис:
«С Олегом мы вместе снимались в фильме «Щит и меч». Молодые были, веселые. На съемках подружились, вместе гуляли по Берлину, Кракову. После съемок ходили друг к другу в гости. Олег приезжал ко мне в Литву. И в фильм «Служили два товарища» он меня сосватал. Изначально просто пригласил поехать вместе с ним на съемки в Измаил, просто погулять — места там красивые. А потом мне и эпизод придумали. Последнее время мы нечасто встречались, в основном на кинофестивалях. Жизнь такая — сумасшедшая. Но все наши встречи оставили очень светлые, теплые воспоминания».
Режиссер Дмитрий Астрахан:
«Олег Иванович Янковский — актер выдающегося драматического таланта, мощнейший. Я не помню у него ни одной проходной роли. Даже в неглавных ролях Янковский был всегда бесспорен. Он гениально мог сыграть все что угодно. И негодяя, и положительного героя, влюбляя в своих персонажей зрителей. Его уход — это огромная утрата. Ужасно, что человек ушел в рассвете творческих сил. Так безжалостно устроена жизнь».
Режиссер Александр Прошкин:
«Олег Янковский был выдающимся актером. Сейчас уже можно сказать смело — это был великий актер. После ухода Смоктуновского это следующая невосполнимая потеря не только для нашего кино, но и для всей нашей культуры. Янковский — интеллектуал, один из немногих, кто мог выразить самые лучшие ментальные черты русской интеллигенции. Именно за это его полюбили в Европе. Он снимался у румынских, французских режиссеров, у Тодоровского в составе итальянской съемочной группы. Это, несомненно, выдающаяся личность. С одной стороны, он был мастером своего дела, а с другой — очень живым, думающим, глубоким человеком, который откликался на все, что происходило вокруг, и который никогда не выдавал себя за кого-нибудь, который не был рабом своего амплуа, а очень сосредоточенным на каждой своей роли и миссии, которую она несет. Веселый, легкий человек, с которым было очень приятно работать. Я получил огромное наслаждение от работы с ним в сериале «Доктор Живаго», и нельзя примириться с тем, что это больше никогда не произойдет».